Алексей Хапров - Черная повесть
10
Дверь палаты скрипнула. Я поднял голову и увидел медсестру Машу.
— Ты не спишь? — тихо спросила она.
— Нет, — ответил я, и стал подниматься с кровати, полагая, что она пришла затем, чтобы увести меня на очередные процедуры. Но её заискивающий взгляд подсказал мне, что она явилась сюда вовсе не за этим. И что её визит, скорее всего, связан не с работой, а с чем-то личным. Я откинулся на подушку. Маша подошла ко мне и робко присела напротив.
— Ой, а чего у тебя глаза такие красные? — испуганно спросила она.
Я замялся. Назвать истинную причину мне было стыдно. Какой же я мужчина, если даю волю слезам! Поэтому я ляпнул первую пришедшую на язык отговорку:
— Сплю плохо.
Маша внимательно посмотрела на меня. Её недоверчивый взгляд не оставлял сомнений, что она не поверила моему объяснению, и, скорее всего, обо всём догадалась. Но из деликатности продолжать эту тему не стала.
— А ты давно в Москве живёшь? — поинтересовалась она.
— Пятый год, — ответил я.
— А сам откуда?
— Из Новозыбкова. Есть такой маленький городок в Брянской области.
— Не слыхала, — с сожалением в голосе проговорила медсестра. — А ты, что, с детства мечтал стать геологом?
— Нет, — смущённо произнёс я. — Если честно, мне просто хотелось учиться в МГУ, жить в Москве. Вот я и выбрал факультет, куда было проще поступить.
— С первого раза поступил?
Я не без гордости утвердительно кивнул головой.
— Трудно было? Конкурс большой?
— Шесть человек на место.
— Ого!
— Да нет, для МГУ это немного, — улыбнулся я. — На экономический или юридический и до двадцати доходит.
— Ничего себе! — охнула Маша.
— Тут главное хорошо подготовиться к экзаменам. Будешь всё знать — никакой конкурс не страшен. Кстати, а почему тебя это так интересует? Хочешь в МГУ поступить?
— Да нет, — смутилась она. — Я хочу в медицинский попробовать. Просто уже до чёртиков опостылела эта дыра. Всю жизнь в ней живу. А так хочется в цивилизацию! Я специально в больницу работать пошла, чтобы приобрести стаж. Говорят, при зачислении его учитывают.
Я развёл руками.
— Насчёт медицинского ничего сказать не могу. Я, честно говоря, даже не знаю, где он в Москве находится.
— Ни разу в столице не была, — с горечью призналась Маша. — Расскажи мне, какая она. Я ведь её только по телевизору вижу. Как там, вообще, живут?
— Живут, как и везде, — пожал плечами я. — Хотя, конечно, куда сходить и на что посмотреть там гораздо больше, чем в любом другом городе.
Я рассказал Маше про Красную площадь, про Кремль, про старый и новый Арбат, про московские магазины, про университет. Она зачарованно слушала, томно вздыхала и мечтательно поднимала глаза в потолок.
— Ты не знаешь, остальных ребят разыскали? — спросил я, резко переменив тему разговора.
— В морг час назад ещё одного парня привезли, — ответила Маша. — Сейчас вскрытие проводят.
У меня неприятно засосало под ложечкой.
— Ой! — вдруг испуганно вскрикнула моя гостья, и прикрыла ладонью рот. — Зачем я тебе всё это рассказываю? Мне же Виктор Михайлович строго-настрого запретил тебе об этом говорить.
— Почему? — спросил я.
— Тебе нельзя волноваться.
Я грустно усмехнулся.
— После всего того, что я пережил за эту неделю, меня уже вряд ли что сильно разволнует.
— И всё равно я не имею права. Мне за это знаешь, как влететь может?
— Я тебя не выдам, — попытался успокоить её я, но мой довод действия не возымел.
— Ты извини, что я тебя побеспокоила, — пробормотала Маша, ещё раз посмотрела на мои заплаканные глаза и вскочила с места. — Про Москву спросить очень хотелось. Давай в другой раз поговорим. Хорошо?
Она попятилась к двери. Я попытался её остановить, но Маша только смущённо улыбнулась, ободряюще кивнула и вышла из палаты, снова оставив меня в одиночестве…
Тело Вишнякова неподвижно лежало на земле. Его руки и ноги были безжизненно вытянуты, волосы на голове беспорядочно растрёпаны, а на бледном, вымазанном грязью, лице застыло выражение неподдельного ужаса. Его глаза с закатившимися зрачками были выпучены и обращены к небу. Рот, из которого вывалился посиневший язык, был широко открыт, а всю шею окаймляла тонкая красная полоска. Зрелище явно было не для слабонервных. Девчонки испуганно закрыли ладонями лица и отвернулись. Ваня и Алан смотрели на труп как завороженные. Я нервно сглотнул слюну и почувствовал, как у меня начинают трястись поджилки.
— Если бы не Ванёк, мы бы его не обнаружили, — негромко произнёс Тагеров. — Его кто-то хорошо замаскировал.
Он кивнул глазами на разбросанные вокруг сосновые ветки.
— Этих веток здесь была навалена целая куча. Я думал, это просто валежник, и прошёл мимо. А Ванёк поглазастее оказался.
Попов вздохнул.
— Я смотрю, внизу что-то белеет, — пояснил он. — Пригляделся — похоже на кроссовки. У меня внутри словно стрельнуло. А вдруг…? Говорю Алану, давай ветки разберём. Разобрали — и вот, пожалуйста.
Я смотрел на мёртвого Сергея, и меня разбирало какое-то странное, сложное чувство. Я никак не мог поверить, что я действительно это вижу. Ведь ещё вчера он был жив. Мы с ним разговаривали, охотились, разводили костёр. У меня даже в голове не укладывалось, что его больше нет. А может, мои глаза врут? Может, мне это только кажется? Может, это просто мираж?
Но мои глаза не врали.
Я оглядел остальных ребят. По выражению их лиц было заметно, что ими завладела паника. Мы непроизвольно сжались в кучу и продолжали смотреть на мёртвое лицо своего спутника, походившее на застывшую восковую маску.
— Боже, как это страшно! — тяжело дыша, прошептала Лиля.
— По всей видимости, его кто-то задушил, — как бы рассуждая сам с собой, произнёс Ваня. — Красная линия на шее походит на след веревки. Причём, сделали это не так уж давно. Тело ещё не закоченело.
— Ты хочешь сказать, что его убили не вчера? — спросила Юля.
— Именно, — утвердительно кивнул Попов.
— А как же тот крик, который мы все слышали?
— Крик был вчера, — согласился он. — Но задушили Сергея только сегодня. Ночью он определённо был жив. Может, он находился без сознания. Но он был жив.
Ваня приблизился к телу и неторопливо обошёл его вокруг.
— Ночью он находился не здесь, — уверенно заключил он. — Его притащили вон оттуда.
Он показал рукой в сторону.
— Почему ты так думаешь? — спросил я.
— Трава примята, словно по ней что-то волокли.
Мы подошли к тому месту, где стоял Попов, и убедились, что он мыслит правильно. На траве отчётливо просматривалась прямая линия, уходившая вглубь леса.
— Кроме этого, обратите внимание, — продолжал он, — его руки и ноги вытянуты вдоль тела. Такое положение конечностей может образоваться только в том случае, если не успевший ещё закоченеть труп волокут за подмышки. Если бы его задушили здесь, руки и ноги были бы неестественно скрючены. Инстинкт самосохранения заставляет любого человека как-то бороться за свою жизнь и отчаянно брыкаться.
Ваня присел на корточки и стал рассматривать руки Вишнякова. Спустя некоторое время он присвистнул.
— Что? — спросили мы.
— Похоже, перед тем, как задушить, его крепко связали, — пояснил он. — Вот, посмотрите. Видите, красные линии на запястьях?
— Ужас какой! — передёрнулась Ширшова.
— Может, давайте пройдём по этому следу? — предложил Попов.
Все неуверенно замялись.
— Боязно! — призналась Патрушева. — Здесь явно обитает какое-то разумное существо. И мы вчера его видели. Кто его знает, что можно от него ещё ожидать. Пока оно убило только Сергея. Где гарантия, что ему не захочется убить ещё кого-то из нас?
— Почему ты считаешь, что оно разумное? — спросила Лиля.
— Подумай сама, — ответила Юля. — Ведь Сергея не загрызли, не разорвали на части, а задушили верёвкой. Да ещё замаскировали при этом труп сосновыми ветками. Звери на такое не способны.
Её слова зародили в нас острое ощущение опасности, и мы стали беспокойно озираться по сторонам.
— Ты думаешь, это человек? — спросила Ширшова.
Патрушева пожала плечами.
— Не знаю. Может человек. Может какой-то получеловек-полузверь. Но, во всяком случае, это существо имеет интеллект, схожий с человеческим, — заключила она. — Его действия разумны.
— В чём же здесь разум? — возразила Лиля. — Беспричинно кого-то убить! Что здесь разумного?
— Я имею в виду не сам факт убийства, а то, каким образом оно совершено, — разъяснила Юля. — И я не уверена, что оно действительно беспричинно. Какая-то причина должна быть. Мы потревожили покой этого существа. Мы вторглись в его мир. Оно явно усмотрело в нас какую-то опасность. Но только вот какую?
Патрушева немного помолчала.
