Фридрих Незнанский - Оборотень
По раскаленным пескам и по тонкому льду,
Битый и мятый, уставший чего-нибудь ждать,
Словно по минному полю, по жизни иду,
Нету тропинки, и неба почти не видать.
Где я прошел, те дорожки давно заросли
Мертвой полынью, забвения горькой травой.
Белые крылья мелькают в далекой дали.
Черные крылья — над самой моей головой.
Кто я такой — у кого бы ответа спросить?
Кто я такой и откуда? Зачем я живу?
Где же то зеркало, что без прикрас отразить сможет судьбу, вещий сон показав наяву?
С каждой зимою все больше жестоких потерь,
Только растет и растет неоплаченный счет.
Белые крылья все дальше относит метель.
Черные крылья почти задевают плечо.
Жизнь не пустышка, пока тебя кто-нибудь ждет.
Если ты нужен кому-то — не бойся беды.
Знай: увенчает зарю лебединый полет,
Вспыхнет окно огоньком путеводной звезды.
Как я хочу, чтобы сбылся обещанный сон!
Ляжет прямая дорога, светла и чиста.
Белые крылья скрывает седой горизонт.
Черные крылья все ниже, все ниже свистят...
* * *
Когда обозначились признаки скорого появления гаишного пункта, Алексей попросил Варю остановиться:
— Там небось опять террористов чеченских каких-нибудь ловят, проверяют кого ни попадя... Знаешь, лучше ты меня высади. Привяжутся, начнут трясти, откуда да кого в машине везешь...
Варя хмыкнула:
— Тоже мне, лицо кавказской национальности. Из тебя террорист, как..
Он пошевелил руками:
— Как из дерьма масло: мазать можно, есть нельзя. Ты все-таки смотри... почти приехали, я дальше как-нибудь сам. Высадишь?
— Не боись, прорвемся! — азартно пообещала Варя. Киллер нимало не сомневался — расскажи он ей о своем
ремесле, она отреагировала бы чем-нибудь вроде восторженного «Ну ва-а-ще!» и принялась бы заинтересованно добиваться подробностей.
Бдительные обитатели КПП действительно проверяли всех подряд. Когда они притормозили видавшие виды рыжие «Жигули», двое в машине прикалывались вовсю: слушали лазерный проигрыватель, дружно хохотали неизвестно над чем и чуть не плясали на сиденьях, отбивая по полу ритм. Девушка едва ли двадцати лет от роду, то и дело восторженно восклицавшая «Америка!..», и взрослый парень в коже, черных джинсах и темных перчатках. Оба с готовностью подали в окно паспорта.
— Молотов, Вячеслав Михайлович, — прочитал патрульный и удивился: — Серьезно, что ли?..
— Не родственник! — весело доложил парень, стаскивая пижонские зеркальные очки. — Даже не однофамилец!..
Всем стало смешно и интересно, паспорт отправился по рукам. Подошел пожилой гаишник, заглянул в машину и авторитетно заявил, что на «того» Молотова пассажир «жигуленка» был ничуть не похож.
Соскучившиеся за ночь патрульные сообща обсудили сходство паспортной фотографии с историческим первоисточником, а также с сидевшим в машине оригиналом, откозыряли и вернули документ владельцу. Припоминать словесное описание, которым успели снабдить пост на Ленинградском шоссе, было попросту неуместно. Камуфляжным ребятам с «Калашниковыми» только показалось слегка подозрительным, что согласно документам между двоими в автомобиле трудно было усмотреть какое-либо родство.
Варя снова вытащила из уха наушник и радостно пояснила:
— А это мой шурин! Погреб на садовом участке копать помогал.
Примитивная дымовая завеса, как это ни странно, сработала. Правосудию не помог даже бьющий в глаза факт наличия отсутствия в Варином паспорте штампа о замужестве. Впрочем, кто сейчас регистрируется. Патрульные, имевшие очень смутное понятие о том, кто такой шурин, вернули документы и откозыряли.
— Это что же выходит, — задумчиво сказал Алексей, когда они отъехали на безопасное расстояние, — это я, значит, получаюсь братом твоей ЖЕНЫ?..
— Во улет!..— восторженно взвыла обладательница коричневого пояса. Смеялась она так, что киллер слегка испугался за безопасность движения.
Они расстались у метро «Речной вокзал». Алексей попробовал снова заикнуться о деньгах («Ну хоть за бензин...») и был цветисто послан в болото.
Метро еще не работало. Снегирев сел на ступеньку и начал думать о том, где бы прокантоваться до вечера. Приличные люди ходят на деловые встречи свежими и отдохнувшими. По крайней мере, чисто выбритыми. И умытыми.
Москва была велика, но места, поочередно приходившие ему в голову, отпадали в том же порядке. К местному Доверенному Лицу идти не хотелось. По отношению к столичному криминалитету киллер с некоторых пор занимал позицию вызывающе презрительную, и было за что. Посему не стоило смущать умы зловредной мыслью о подстреленном волке, на которого может отныне тявкать каждая шавка.
К Саньке, то есть, пардон, Антону Андреевичу? К Дрозду в его холостяцкую однокомнатную?.. Слуга покорный. Наемные убийцы — личности, По определению, беспринципные. Но уж не настолько. Друзей, хотя бы и бывших, Снегирев не подставлял никогда.
Потом его посетила удивительно светлая мысль.
Один случайный знакомый, американец-стихоплет, некогда рассказывал ему, будто все лучшие свои стихи сочинил в невыспавшемся состоянии. Американец даже выстроил теорию: когда зверски хочется спать, открывается подсознание, а оттуда чего только не выскочит. Киллер тогда выслушал его, вежливо удивился и сразу забыл. Тем более что стихи были беспросветно психоделические. Американец читал их, картинно бросая на пол листки.
А вот теперь было похоже, что доля истины в его рассуждениях все же имелась.
Алексей дождался открытия метро, купил горсть жетонов и поехал по эскалатору вниз. Те из москвичей, которым не надо рано утром на службу, встанут еще не скоро. Однако погулять можно было и около «Фрунзенской».
8.30
Звонок в дверь прозвучал совершенно неожиданно. Ира, заправлявшая на кухне электрическую кофеварку, даже вздрогнула. Потом с некоторой опаской подошла к двери. Обычно она считала, что события прошлого года, когда ее чуть было не похитили от самого дома, прочно отошли в область воспоминаний. Однако такой вот звонок заставляет со всей остротой ощутить: ТЫ В ДОМЕ ОДНА. И дверь, кстати, хотя и с глазком, но до сих пор не железная. И совсем уже запредельное: хорошо, что, по крайней мере, дочка у бабушки...
— Кто там? — спросила она как можно решительнее. Саша успел ее научить, что прямо напротив двери становиться не следовало. Поэтому в глазок она не смотрела.
— Ирина Генриховна?.. — послышался с лестницы голос, сразу пробудивший смутные ассоциации. — Вы меня, наверное, не припоминаете?
Ира все-таки нарушила технику безопасности и прильнула к глазку. Господи!.. Это был он. Ее прошлогодний спаситель. Он стоял посередине площадки — с рюкзаком за спиной и какой-то коробкой из серого картона в руках. На коробке лежали три длинные розовато-желтые розы в кудрявой целлофановой упаковке.
Этого человека Ира видела всего один раз, месяцы назад и притом в течение каких-то пяти минут. Она даже не знала, как его звать. Саша вроде бы знал, но все ее расспросы пресек сразу и самым решительным образом. Наверное, не имел права рассказывать.
Ира еще додумывала эту мысль, а руки, вне зависимости от головы, торопливо стаскивали цепочку и крутили замок.
— Вы извините, что я без предупреждения,— сказал мужчина, когда дверь отворилась. — Я так, проездом... Ну, и набрался нахальства... Я вас, наверное, разбудил?
— Да что вы! Проходите, проходите! — обрадованно заторопилась Ира, извлекая из корзины гостевые шлепанцы. — Я как раз кофе варю. Вы кофе-то пьете? Или вам с дороги покушать что-нибудь приготовить?
— Я тут нечаянным образом торт прикупил, — смиренно проговорил гость. — Вот, держите. И цветочки... Вы уверены, что я вас от государственных дел не отрываю?
Он как будто извинялся перед ней за вторжение. Ире вдруг стало смешно.
— Прошлый раз, — сказала она, — вы были так заняты защитой моей попранной чести, что не удосужились даже представиться. Как вас зовут?
— Алексеем.
Он уже устроил под вешалкой ярко-красный рюкзак и повесил на крючок кожаную куртку, плохо вязавшуюся с погодой. И переобулся в домашние шлепанцы, но перчаток с рук почему-то не снял.
— Проходите, — повторила Ира. — Ничего, что на кухню?
— В нормальных домах, по моим наблюдениям, вся жизнь происходит на кухне,— идя за нею по крохотному коридорчику, сказал Алексей.
Он сел на указанную Ирой табуретку и с видимым наслаждением прислонился спиной к белому боку уютно ворчавшего холодильника. Ира поймала себя на том, что удивительно легко и просто разговаривает с этим едва знакомым ей человеком. И, еще удивительнее, он вовсе не кажется ей незнакомцем. Нет ощущения, что она одна в доме наедине с чужаком. Ничего подобного: свой человек. С которым она, наоборот, НЕ ОДНА. То есть внешне Алексей, конечно, в подметки Турецкому не годился. Но веяло от него абсолютной надежностью, по которой любая женщина инстинктивно тоскует всю свою жизнь. Может быть, весь секрет состоял в том, что осенью прошлого года Ира видела его, так сказать, в деле. И дело это было таково, что... хм-хм, как бы выразиться...
