Андрей Стрельников - Я — убийца
Петелин опаздывал уже на час. Максим изнывал от ожидания. Вчерашняя догадка и необходимость срочно с кем-то поделиться заставляли его поминутно оглядываться на входную дверь. Строгая сержантша из окошечка бюро пропусков пристально следила за всеми его перемещениями и что-то чиркала на листе бумаги. Максим заговорщически подмигнул ей, вызвав неодобрительное покачивание головы, и отвернулся, уставившись на план эвакуации в случае пожара. Сержантша напряглась, челюсть ее медленно выдвинулась, глаза, и без того не очень большие, превратились в крошечные щелки. Стало ясно, что в свое время она долго изучала «Моральный кодекс» в той его части, где говорилось о повышении бдительности.
— Максим? Серов? — Петелин был растрепан, глаза горели, пиджак (чудо!) — нараспашку, а галстук и вовсе отсутствовал. — Лялечка, милая, отметь-ка этому гражданину пропуск. Он ко мне.
Сержантша отложила в сторону лист бумаги, на котором был изображен мужчина, весьма похожий на Серова, и быстро выписала пропуск. Они поднялись в кабинет Петелина. За столом сидел рыжий лейтенант-«песняр» и напевал что-то очень лирическое в телефонную трубку, временами хихикая.
— Брысь, — вполголоса произнес Петелин.
Лейтенант, жалобно мяукнув, бросил трубку и тотчас исчез, как сквозь землю провалился.
Петелин положил на стол увесистую папку. Затем принялся выдвигать и задвигать ящики стола, выдерживая паузу, обязательную, как он, наверное, считал, в его работе. Через несколько минут он, наконец, поднял на Максима чистые, невинные глаза, в которых легко читался вопрос.
— Я знаю, кто убийца! — выпалил Максим.
Петелин со скучающим видом отвернулся к окну и, как бы между прочим, спросил:
— Чей?
— Генина, конечно, — удивился Максим. — Чей же еще?
Петелин утвердительно кивнул и пробормотал:
— Да, конечно… — Тяжело вздохнув, пробурчал: — Давай, выкладывай.
— Баргузов, — заявил Максим. Немного помолчав, собравшись с мыслями, он выложил все свои соображения по этому поводу.
Петелин молча слушал, глядя почему-то не на собеседника, а на толстую папку, которую принес с собой.
— Значит, Баргузов, — медленно проговорил он после долгой паузы. — Но это — только предположения, так? Время выйти из центра у него было. Время, чтобы уговорить Генина вызвать Кровеля, затем убить Генина и вернуться в центр — тоже. Мотивы — налицо. Все логично, но абсолютно бездоказательно. И кто, интересно, говорил за нею по телефону? Ты же сам слышал?
— Слышал, — поморщился Максим. — Слышал. Понимаешь, в чем дело… Тот разговор, из сауны… Разговор, абсолютно не баргузовский! Тихий, спокойный. Смирный такой. Бар так не разговаривает. Он же очень эмоционален. Орет, хохочет… Попрощавшись, тут же прекращает разговор. А тут… Одно и то же — полчаса. Все — на одной ноте. Запись это была, точно. Обманул он меня, как пацана. И потом, — Максим поднял руку, останавливая Петелина. — Он в то утро сбил ребенка, на Преображенской площади. Я точно знаю. Звонил приятелю в ГАИ, проверял.
— Да, уважаемый Максим Андреевич, — следователь неодобрительно покачал головой. — Превышаем мы свои полномочия, ох, превышаем… — Петелин опустил глаза, подумал и, быстро подняв голову и глядя на Максима, спросил: — А когда ты пришел к этим выводам? И — где?
— Вчера вечером, — пожат плечами тот. — Узнал о разбитой машине, обнаружил дверь — все и слепилось. Кое-что, конечно, проверил. Превысил, как ты говоришь, полномочия.
— Где? — настойчиво повторил Петелин. — Где ты был в это время?
— На работе, — удивился Максим. — В фитнесс-центре.
— Кто-нибудь может это подтвердить? То, что ты весь день был именно там?
— Конечно, — Максим внимательно смотрел на Петелина округлившимися глазами. — Клиенты. Банкиры. В мини-маркете, весь персонал. — Он повел головой влево-вправо и вкрадчиво спросил: — А что случилось? Почему это кто-то должен подтверждать?
— Случилось, — кивнул Петелин. — Именно — случилось… Видишь ли, Максим, — он встал, прошелся по кабинету. Опять сел. — Ни подтвердить, ни опровергнуть твою блестящую дедукцию мы не можем. Опоздал ты. На пару дней. Я только что с места происшествия. Убили твоего Баргузова. Сегодня утром домработница наткнулась на хладный труп. Не совсем, впрочем, хладный. В некоторых местах — наоборот. Какие-то орлы тщательно прогладили горячим утюжком те места, где побольнее, а потом — этим же утюгом — размозжили череп. Грамотно, прямо в висок. Утюжок, конечно, вымыли. И вообще, никаких отпечатков. Только Баргузова и домработницы. Так что, Максим, — закончил следователь, — твоя версия интересна только с точки зрения теории. История, так сказать, позднего озарения.
Лишь спустя минуту-другую Серов понял, что рот у него открыт, и сомкнул челюсти.
— Ты похож на леща, выброшенного на берег, — без улыбки заметил Петелин. — Отвык уже?
— Да уж, — протянул Максим, ощущая в голове космический вакуум. — И что? Есть какие-то версии, предположения?
— А что тут предполагать? Не домработницу же в этом обвинять, — Петелин невесело усмехнулся. — Пытки с утюгом… Тут все ясно — криминальные разборки. Денежки искали. — Он задумчиво схватил ладонью подбородок. — Почему-то не нашли. Мы-то нашли сразу. Целый, можно сказать, чемодан. А они — нет. Кстати, следов поиска вообще нет никаких. Ограничились одними пытками. А может быть, искали очень аккуратно.
— А как домработница? — спросил Максим.
— Вы что, знакомы? Милая интеллигентная женщина. Ужаснулась, конечно. Но истерики не было. Знаешь, что-то в ней есть. Порода. Эмоции — только в кругу близких. Дала показания, расписалась, я ее отвез домой. Потому, извини, и задержался.
— Ну дела, — протянул Максим. — Погоди, а что же теперь с Кровелем будет?
Петелин пожал плечами.
— Обвинение против него, согласись, и так хлипкое. Проверим все, что ты мне здесь нарисовал, и скорее всего отпустим. Может быть, твой родной УЭП заинтересуется денежками, которые мы нашли. Тогда они пусть им и занимаются. Ладно, мне пора. Давай пропуск.
На работу Максим приехал около полудня. Занял свое место, включил монитор и грустно усмехнулся: оправдываться за опоздание было не перед кем. Он быстро обошел все помещение, посмотрел журнал заказов, вычеркнул последний: «23.00 — Баргузов». Константин имел привычку записывать себя на месяц вперед, а потом, естественно, всегда об этом забывал. Или — времени не хватало.
Кира влетела неожиданно, ослепив Максима супермодным плащом и свежим, довольным видом.
— Максик, привет! Погоди минутку, сейчас разденусь — расскажу! Тьфу, тьфу, слава богу, свободна!
Когда через пару минут она вернулась, готовая к рассказу, Максим жестом усадил ее в кресло и попросил сначала выслушать его. Кира села, удивленно глядя на него.
— Константин убит, — Максим увидел моментально округлившиеся глаза и уточнил: — Вчера. У себя дома.
Кира вскочила, зашла зачем-то в банное отделение, вернулась, закурила, села и спросила враз осипшим голосом:
— Максик, родной, у тебя граммов пятьдесят коньячку не найдется? Что-то я никак не соображу…
— Найдется, — он разлил по рюмкам коньяк.
— Кто? — тихо спросила Кира. — За что — не спрашиваю. Было за что.
— Следователь говорит — криминальные разборки. Пытали сильно. Утюгом. Искали что-то.
— Допрыгался, — заключила Кира. — Думал: выше него — только звезды. Что же мы-то, совсем без руководства остались? Один — в тюрьме, двое — на кладбище. Три толстяка… Концовка-то — почти как у Оле-ши. Только посыл другой.
— Кровеля, наверное, скоро освободят, — предположил Максим. — Будет тебе руководитель, не переживай.
Кира подняла чуть поблескивающие от коньяка глаза:
— Он что, не убийца? Почему — освободят?
— Да вроде бы — не убийца, — поморщился Максим. — А тебе что, очень хотелось бы?
— Не знаю я, Макс, — тихо сказала Кира. — Не знаю, чего бы мне хотелось, а чего — нет. — В глазах ее вдруг засветились озорные огоньки. — А дачу-то я продала! Завтра получу в банке деньги — и к Зотовым, с повинной.
— К кому? — хрипло прокашлялся Максим. Сердце защемило так, что трудно стало дышать.
— Ну, к Таньке, — виновато уточнила Кира. — Ты же ее знаешь.
— Как? — тихо выдохнул он. — Как, ты сказала, ее фамилия?
— Зотова… — медленно выговорила Кира, удивленно глядя на него. — А что?
Максим не ответил, молча выпил, закурил. Повисла тягостная пауза.
— Так что у нее с сыном? — прервал молчание Максим.
— Под машину попал. Прямо на пешеходном переходе. А что?
— Погоди, погоди… А когда это случилось, помнишь?
Кира смотрела на него широко открытыми, непонимающими глазами.
— Давно. С полгода назад. Или, нет… Точно, перед майскими праздниками!
— В день, когда убили Петю Генина, — заключил Максим.
