Шерриер Кристиан - Не говорите ему о цветах
— Дорогая Хильда, — сказал, Герренталь игривым тоном, — я хочу представить тебе моего давнего друга капитана фон Линстофа. Он прибыл вчера очень поздно вечером из Троссингена. Сегодня вечером мы уезжаем.
— И ты тоже? Я считаю, что ты должен оставаться здесь как можно дольше!
— Да, но капитан фон Линстоф привез пренеприятные новости. Все привилегии офицеров высшего штаба ликвидированы. Мне надо ехать в Париж. Ситуация на фронте становится крайне сложной.
— Что ж! Тогда я должна смириться со стратегической необходимостью. Правда, не думаю, что положение настолько серьезное. Наши доблестные дивизии не будут медлить и сбросят врага в море. Кстати, знаете ли вы, что вчера был раскрыт заговор против фюрера? К счастью, его лишь слегка ранило. Предатели арестованы. Это были офицеры вермахта, — она внимательно посмотрела на Линстофа, который слегка смутился и опустил глаза, и продолжала:
— Глупые тщеславные офицеры без стыда и совести, истинные предатели! Подлый удар в спину, как в 1918 году. Я уверена, что их пригвоздят к позорному столбу.
Втроем они позавтракали синтетическим пюре, маисовым хлебом и маргарином. В течение всей трапезы Брунгильда продолжала обсуждать военные темы: по ее мнению, вермахт не должен был медлить с переходом в наступление. Линстоф высказал некоторые сомнения по этому поводу. Она пронзила его взглядом и сказала, что не сомневается в победе германского народа.
Линстоф подумал, что ему редко приходилось видеть пару, так мало подходившую друг другу. У Клауса было хорошее волевое лицо, в нем было что-то, вызывающее симпатию. Его жена же, несмотря на бесспорную красоту, производила неприятное впечатление. Например, ее тонкие губы выдавали сухой и злобный характер. Линстоф знал Клауса фон Герренталя еще по университету в Тюбингене.
Истинной страстью Клауса была археология. Его дипломная работа о восемнадцатой династии египетских фараонов была признана лучшей и послужила началом его научной карьеры. А вот женщин он себе выбирал крайне странных. У Клауса было все, чтобы нравиться, а его привлекали уродливые или невзрачные. Линстоф помнил его безумную влюбленность в девушку, на лице которой не было живого места от прыщей. Потом его длительная связь с хромоножкой, и, наконец, он женился на этой Брунгильде, вид которой совсем не вызывает симпатии и злой характер которой, как говорится, налицо.
После завтрака Герренталь уехал, а Линстоф поднялся в комнату друга, снял трубку и заказал разговор с Берлином. Ему пришлось подождать минут десять, в это время он рассматривал комнату. Она была сплошь наполнена вещами и книгами, связанными с историей Египта. Создавалось впечатление, что хозяин абсолютно безразличен к материальному миру.
Наконец, дали Берлин. Линстоф разговаривал с полковником вермахта, который участвовал в заговоре, и спрашивал у него инструкций. Полковник отвечал, что выжидание абсолютно исключено; единственный выход — попытаться бежать, либо арест последует немедленно. Для себя полковник решил сдаться. С минуты на минуту он ожидал появления людей Гиммлера. Во всяком случае, заговор полностью провалился, и Линстоф должен решать сам, как ему действовать. Он повесил трубку и задумался.
В тот же момент, лежа на кровати в своей комнате, Брунгильда фон Герренталь осторожно положила телефонную трубку. Она слышала весь разговор. У нее было свое мнение относительно Линстофа. Она минуту подумала, потом снова сняла трубку и попросила телефонистку соединить с гестапо в Тюттлингене.
Линстоф написал два письма: одно своей жене, другое — отцу, и тщательно спрятал. Потом он взял со стола маленький томик с вытесненной на переплете графской короной. Это были поэмы Гельдерлина. Раскрыв наугад, он прочел: «Что делаешь ты, погруженный в мечту и дрему, в расцвете своей юности…» Линстоф внезапно ощутил смертельную ностальгию, вкус туманных утренних часов своего детства, шелест берез, мазурские озера.
Внизу хлопнула дверца машины, и он выглянул в окно. Перед замком стоял черный «мерседес». Четверо мужчин, одетые в непромокаемые защитного цвета плащи, направлялись к дверям. Он сразу все понял. Линстоф вынул маленький браунинг, сел за стол и приложил дуло к виску. Слушая шаги на лестнице, он на мгновение подумал о Геррентале. Решение было принято: живым лучше не попадаться в руки гестапо, он не вынесет пыток.
Дверь открылась, и в комнату проскользнул человек. Два взгляда скрестились. Вошедший вскрикнул: «Остановитесь!» Линстоф улыбнулся, на лице его было написано: оставьте меня в покое, вы прекрасно обойдетесь и без меня, — и спустил курок. В безмолвном замке выстрел прозвучал, как удар грома. Голова упала на раскрытую книгу, заливая кровью строчки Гельдерлина. Человек подошел и прочел на верху страницы, залитой кровью: «…вестники любви, которых Отец тебе посылает — знаешь ли ты еще края, где дышит жизнь? И ты глух к светлому зову, который с небес шлет тебе божественный светильник?»
Он поднял за волосы голову Линстофа и захлопнул книгу.
Возвращаясь к себе, Клаус был в восторге, что сообщит Линстофу добрую весть. Они уедут сегодня вечером. Как он и рассчитывал, его друзья согласились помочь. Встреча была назначена в девятнадцать часов перед вокзалом Тюттлингена. Проезжая мимо ограды замка, Клаус очень удивился. Черный «мерседес» на полной скорости мчался по центральной аллее ему навстречу. Шофер крутанул руль. Герренталь успел заметить четырех мужчин с жесткими лицами, одетых в одинаковые плащи зелено-бутылочного цвета. Он почувствовал смутное беспокойство. Он поставил машину в гараж, взбежал по лестнице, прыгая через несколько ступенек, и бросился в зал на первом этаже.
Его жена сидела за роялем и играла что-то нежное и печальное. Она переменила платье: теперь на ней было длинное и белое, открывающее ее прекрасные плечи. Клаус подошел к ней, успокаивая себя, что ничего не случилось, что все нормально, а эта музыка восхитительна. На время он забыл об опасности, которой избежал, о суровости момента и о том, что идет война. Он смотрел на Брунгильду, на ее округлившийся живот, светлая радость зародилась в его душе. Жена прекратила играть и, улыбаясь, смотрела на мужа.
— Что ты играла? Это так великолепно, — сказал Клаус.
— «Таинственные баррикады» Франсуа Куперена. Француз, который достоин быть немцем.
— Кто эти люди, которых я только что встретил?
— Какие люди? Ах, эти! Это гестапо.
— Как гестапо?! И ты ничего мне не сказала! Что они здесь делали?
— Они пришли арестовать Линетофа, — ответила она невозмутимо. — Он оказался предателем, но этот мерзавец предпочел застрелиться.
Клаус на мгновенье врос в землю, потом повернулся и бросился в комнату друга. На светлой поверхности стола он заметил большое красное пятно. Комок подступил к его горлу. Никто не знал о присутствии Линстофа в Троссингене, никто, кроме Брунгильды и его самого. Он подумал о параллельном аппарате в спальне жены. Она, вероятно, подслушала разговор и донесла на него. Герренталь в этом уже не сомневался. Во время завтрака она подозрительно поглядывала на Линстофа… Внизу в гостиной Брунгильда вновь начала играть. Печальная музыка достигла верхнего этажа.
Он ушел из замка в восемнадцать часов. В вестибюле он встретил жену.
— Ты уходишь? — спросила она.
— Да. Почему ты донесла на Линстофа?
— Потому что он предатель.
— Это мой друг, ты не должна была так поступать. Знай же, что я заодно с ним.
Она побледнела, и губы ее задрожали. Она сказала просительно, почти умоляюще: «Клаус, ты вернешься?» Он не ответил и направился к двери. За его спиной она кричала: «Не забывай, что у меня будет ребенок! Клаус, ты слышишь, твой ребенок, не оставляй его!»
Он добежал до гаража, бросил чемодан на сидение и завел машину. Проезжая перед крыльцом, он увидел жену, стоящую на ступеньках. Ее белое платье развевалось по ветру. Она что-то кричала, что — он не расслышал. Он нажал на акселератор, машина дернулась, и в последний раз в проеме двери мелькнул неподвижный силуэт Брунгильды. Клаус сказал себе, что больше никогда ее не увидит, она бесповоротно исчезла из его жизни.
Он проехал черный и спокойный пруд, миновал ограду и выехал на проселочную дорогу, окаймленную деревьями. С этого момента началась новая полоса его жизни. Стояло лето. Через опущенные стекла в машину проникал запах скошенной травы и цветущих лугов. Он запел. Он уже почти забыл Линстофа. Он жил смутной надеждой, что в Ля Рош-Гийоне еще жив Жак Берже, потому что от этого зависело его собственное будущее.
* * *
Он остановился перед вокзалом Тюттлингена, нашел своих друзей, которые провели его в свой полк. Пришлось прождать больше часа, прежде чем состав тронулся. Долгое путешествие началось… Они пересекли границу ночью, и документы Клауса даже не проверили. Целый день они простояли в Мулусе, так как дорога была блокирована Сопротивлением. Поезд был вынужден следовать через Белфорт и Безансон. Двадцать третьего июля на заре перед прибытием в Дижон их атаковала английская разведка. Эскадрилья спикировала прямо на их состав, и они уцелели чудом, был разбомблен только вагон, содержащий провиант. Поезд снова опоздал, и Клаус фон Герренталь прибыл в Париж только утром двадцать пятого. Он простился с друзьями, которые пожелали ему удачи. Они оказались настолько тактичны, что ни разу не спросили о его планах.
