Фред Варгас - Бесприютный
– Идем, – сказал он.
– На кладбище? – спросил Марк.
– Да. Зови Люсьена, пусть заступает.
Марк трижды стукнул в потолок, призывая специалиста по новой истории. За три дня, проведенных в доме, Клеман уже успел узнать об этой системе связи и теперь улыбнулся.
– Я тоже так делал с яблоками, чтобы они падали, – весело сказал он.
– Сейчас упадет, – подтвердил Марк, – сам увидишь.
Через минуту Люсьен сбежал по лестнице и вошел в столовую с книгой в руке.
– Моя очередь? – спросил он.
– Да. Присмотри за ним, он сегодня немного возбужден.
Люсьен отсалютовал по-военному и тряхнул головой, откидывая прядь волос, спадавшую на глаза.
– Не переживай. Ты далеко собрался?
– На кладбище, – ответил Марк, надевая черную льняную курточку.
– Чудесно. Встретишь Клемансо, привет ему от меня. В добрый путь, солдат.
И, больше ничего не прибавив, Люсьен сел на скамью, улыбнулся Клеману и открыл на коленях книгу «1914 – 1918 гг. Героическая культура».
Глава 21
Луи согласился доехать до монпарнасского кладбища на автобусе, и теперь двое приятелей быстро шагали в ночной темноте.
– Странный он все-таки, согласись, – сказал Луи.
– Да пойми ты, он не мог знать, что ты ищешь Секатора, – ответил Марк.
– Да нет, я про твоего коллегу, про Люсьена. По-моему, он странный.
Марк насупился. Он только себе позволял критиковать и поносить Люсьена и Матиаса, но не терпел, когда это делал кто-то другой. Даже Луи.
– Вовсе он не странный, – сухо ответил он.
– Может быть. Не знаю, как ты его терпишь целый год?
– Прекрасно, – хмуро соврал Марк.
– Ладно, не кипятись. Он же тебе не брат.
– Да что ты понимаешь?
– Ладно, Марк, забудем, что я сказал. Меня одно волнует: можно ли ему доверять? Я боюсь оставлять с ним Клемана, по-моему, он не осознает, как все серьезно.
– Слушай, – сказал Марк, останавливаясь и оглядывая высокую фигуру Немца. – Люсьен все прекрасно осознает. И он умнее нас двоих, вместе взятых. Так что ты зря беспокоишься.
– Ну, раз ты так уверен…
Марк успокоился и стал осматривать стену, тянувшуюся вдоль кладбища Монпарнас.
– Как пойдем? – спросил Луи.
– Поверху.
– Тебе-то хорошо, а я хромой. Так что будем делать?
Марк огляделся:
– Вон мусорные баки. Я тебя подсажу на крышу, и ты перелезешь.
– Неплохо придумано, – заметил Луи.
– Кстати, это идея Люсьена.
Приятели подождали, пока уйдут прохожие, и притащили высокий мусорный бак на улицу Фру-адво.
– А как мы узнаем, там ли он? – спросил Марк. – Кладбище большое. Да еще поделено на две части.
– Если он здесь, думаю, у него будет гореть свет. Его и будем искать.
– Почему не подождать до завтра?
– Потому, что время не терпит, и потому, что лучше поймать его ночью, одного. По ночам люди беззащитны.
– Не все.
– Кончай трепаться, Марк.
– Ладно. Я тебе помогу залезть на бак. Потом залезу на стену и втащу тебя.
– Давай.
Но все оказалось не так просто. Кельвелер весил девяносто килограммов при росте метр девяносто. Марку это показалось чересчур, даже обидно.
– Ты захватил фонарь? – спросил Луи, отдуваясь, когда они оказались на той стороне кладбища.
Он переживал за свой костюм и боялся, что тот безнадежно испорчен.
– Пока не нужно. И так все видно, тут деревьев нет.
– Да, это еврейское кладбище. Давай потихоньку к деревьям.
Марк бесшумно двигался вперед. Ему было спокойно оттого, что Луи шел сзади. Он не боялся кладбища, но ему было стыдно признаться, что он боится этого человека, Секатора, который притаился в темноте со своим жутким инструментом. Клеман так его описал, что мороз пробирал по коже. Марк почувствовал, как Луи тронул его за плечо.
– Вон там, – шепнул Луи, – слева.
Метрах в тридцати между деревьями дрожал огонек, рядом под деревом сидел человек.
– Ты справа, я слева, – скомандовал Луи.
Марк отошел от Луи и стал огибать деревья. Оба встретились через полминуты, окружив Секатора с двух сторон. Он заметил их в последнюю секунду, вздрогнул от неожиданности, уронив миску, из которой ел. Дрожащими руками он подобрал ее, по очереди глядя на обоих мужчин, окруживших его, и попытался встать.
– Сиди смирно, Тевенен, – сказал Луи, кладя широкую ладонь ему на плечо.
– Чего вам надо, черт побери? – прогнусавил он с сильным ньеврским выговором.
– Ты Тевенен? – сказал Луи.
– И дальше что?
– Спишь на рабочем месте?
– А хоть бы и так? Кому это мешает?
Луи зажег фонарь и провел лучом по лицу Те-венена.
– Какого черта? – огрызнулся тот.
– Хочу получше тебя разглядеть.
Он долго вглядывался в лицо Тевенена, потом поморщился.
– Надо поговорить, – сказал Луи.
– Еще чего. Я вас не знаю.
– Не беда. Мы от твоей знакомой.
– Чего-о-о?
– А того. Не будешь говорить сегодня – заговоришь завтра. Или потом. Она не торопится.
– Кто это – она? – недоверчиво протянул Тевенен.
– Женщина, которую ты изнасиловал в Невере с двумя дружками. Николь Бердо.
Тевенен снова попытался встать, но Луи рукой прижал его к земле.
– Сиди смирно, – спокойно приказал он.
– Я тут ни при чем.
– При чем.
– Меня там не было.
– Был.
– Черт! – завопил Тевенен. – У вас что, не все дома? Вы ее родственники? Говорю вам, я эту девчонку не трогал.
– Ты был там в своем бежевом поло.
– У кого угодно есть такая одежда! – крикнул Тевенен.
– И тот же гнусавый голос, как сейчас.
– Кто вам эту чушь наплел? – Он вдруг снова обрел уверенность. – Кто? Тот мальчишка, да? Ну конечно, мальчишка! Он? Дурень деревенский?
Тевенен расхохотался и схватил бутылку вина, прислоненную к стволу дерева. Потом сделал несколько долгих глотков.
– Это ведь он, да? – спросил он, тряся бутылкой у Луи под носом. – Этот дебил? А знаете, кто он, ваш осведомитель? – Тевенен ухмыльнулся, подтянул к себе старую полотняную сумку и стал яростно в ней рыться.
– Вот, – сказал он, размахивая перед глазами Луи и Марка газетой, сложенной на странице с фотороботом. – Убийца! Вот он кто, ваш стукач!
– Я знаю, – оборвал его Луи, – дай-ка взглянуть, что у тебя в сумке.
– Черт! – снова выкрикнул Тевенен.
– Не чертыхайся, ты нас утомляешь. Марк, посвети мне.
Луи вывернул сумку и вытряхнул ее содержимое на гравий: сигареты, расческа, грязная рубашка, две банки консервов, колбаса, нож, три порножурнала, две связки ключей, четверть батона, штопор, полотняная кепка. Все вещи воняли.
– А твой секатор? – спросил Луи. – Где он?
Тевенен пожал плечами.
– У меня его больше нет, – сказал он.
– Ты расстаешься с фетишами? Почему тебя прозвали Секатором?
– Это дурачок так меня звал. Он идиот был. Не мог далию от тыквы отличить.
Луи аккуратно сложил грязное тряпье обратно в сумку. Он не любил разбрасывать чужие вещи, даже если они были старые и вонючие. Тевенен снова хлебнул из бутылки. Прежде чем спрятать порножурналы, Луи быстро пролистал их.
– Интересуешься? – ухмыльнулся Тевенен.
– Нет. Смотрю, не изрезал ли ты их.
– Ты о чем это?
– Подымайся. У тебя здесь есть сарай с инструментами? Веди нас туда.
– В честь чего это?
– В честь того, что выбора у тебя нет. В честь женщины из Невера.
– Дерьмо! Не трогал я ее!
– Пошел! А ты, Марк, придержи его.
– Моя бутылка! – закричал Тевенен.
– Потом заберешь. Шагай.
Пошатываясь, Тевенен привел их на другой
конец кладбища.
– И что ты тут нашел? – сказал Луи.
– Здесь тихо, – ответил Тевенен.
– Открывай, – велел Луи, когда они подошли к маленькой деревянной будке.
Тевенен, которого держал Марк, повиновался, и Луи осветил маленькое помещение, где лежали кое-какие садовые инструменты. Минут десять он тщательно обыскивал сарай, время от времени поглядывая на лицо Тевенена, который то и дело злобно хихикал.
– Проводи нас до ограды и открой ворота, – сказал он, закрывая сарай.
– Если захочу.
– Конечно, если захочешь. Давай, шевели ногами.
У ограды Луи обернулся к Тевенену и легонько прихватил его за рубашку.
– А теперь, Секатор, закрой пасть и слушай внимательно: я к тебе еще зайду, можешь не сомневаться. Не пытайся улизнуть, а то сильно повредишь себе. Не смей прикасаться ни к одной женщине, слышишь? Один только промах, одна жертва – и можешь мне поверить: ты отправишься к своим друзьям на кладбище. Я тебе не оставлю ни одной лазейки, куда бы ты ни смылся. Подумай об этом хорошенько.
Луи взял Марка под руку и закрыл за собой ворота.
Оказавшись на бульваре Распай, они почти удивились тому, что снова видят город. Марк спросил:
– Почему ты не прижал его?
– Как? Секатора в сумке нет, в сарае тоже. Ножниц и тех нет, шила тоже. Журналы не тронуты.
– А у него дома? Почему мы не пошли к нему?
