Валентин Курицын - Томские трущобы
— Расстегните ворот вашей рубашки, — предложил Краверу человек в маске, после того, как бумажник Рудольфа Карловича был опустошен самым безжалостным образом.
— За-зачем! Зачем это! — испуганно протестовал Кравер.
— Я вам приказываю!
Холодная сталь револьвера зловеще блеснула перед глазами Кравера…
Волей-неволей он должен был повиноваться. Дрожащие руки не сразу смогли расстегнуть запонки.
— Ну-ну, поживее! — безжалостно торопил его атаман.
Наконец, манишка была сброшена, ворот нижней сорочки расстегнут.
— Что это у вас на шее? — показал атаман рукой на продолговатый пакет из лосиной кожи, висевший на шее Рудольфа Карловича.
— Это… Это ладанка…
— Что вы в ней храните?
Кравер, молча, моргал глазами.
— Отвечайте на мой вопрос!
— Это симпатическое средство от лихорадки, — с отчаянием погибающего выпалил Кравер.
Человек в маске иронически усмехнулся.
— Гм, средство от лихорадки… интересно. Покажите-ка ваше средство!
Бедняга молча повиновался и, отстегнув заветную ладанку, подал ее атаману.
— Посмотрим, что за средство, — насмешливо продолжал тот, отстегивая пуговку на внутренней стороне ладанки. — Ого, средство действительно недурно! — воскликнул атаман, вынимая из ладанки толстую пачку сторублевых бумажек. — Да и недешево оно стоит — целых шесть тысяч, — заключил атаман, пересчитав деньги.
Ах, черт! — подумал Ковригин, — где он деньги носил! Это те, надо полагать, деньги, которые он у Загорского выиграл!..
— Эй, ребята, давайте сюда веревки! — крикнул атаман, обращаясь к своим помощникам.
Один из разбойников молча исполнил приказание. Он принес из прихожей целый пук английской бечевы.
— Простите, господа, — обратился атаман к своим пленникам, — я должен подвергнуть вас неприятной операции: связать вам руки и ноги. Это необходимо в интересах нашей безопасности! Вам придется потерпеть немного.
Утром, вероятно, вы сумеете так или иначе выбраться.
Ковригин и его гости облегченно вздохнули, поняв, что жизни их не грозит опасность.
— Рыжий, — отдал приказание атаман, указывая рукой на веревку, действуй.
Разбойник положил на стул свой винчестер и быстро приступил к исполнению приказанного.
— Живо, живо, — торопил его атаман, в котором наши читатели без сомнения узнали Сашку Пройди-света.
Минут через 15 на полу комнаты неподвижно лежали шесть человек, крепко окутанных по рукам и ногам.
— Ну-с! Наше дело сделано. До приятного свидания, господа! Не советую вам звать на помощь: зря только кричать будете.
— Идем, ребята!
Шайка быстро и бесшумно удалилась из комнаты. Связанные игроки жадно ловили удаляющиеся шаги разбойников.
Все тише и дальше…
Вот наконец, совсем замолкли, очевидно, грабители покинули дом.
Из прихожей по полу тянуло холодом: дверь на улицу осталась незакрытой.
Сильно запахло керосином — догорали лампы.
— Господи боже мой! Мать пресвятая богородица! Заступница! пробормотал один из гостей — седенький старикашка, приходя мало-помалу в себя. — Приведет-ли бог утро видеть!
— Ну, заскулил! — сердито оборвал его Ковригин. — Жив, ведь остался, так и лежи!
— Лежи! — грозно огрызнулся Кравер, делая усилие перевернуться на другой бок. — Хозяин! Дом свой как охраняешь! Пришли, как кур передавили!
Где у тебя караульный был, где прислуга!
— Ума не приложу, — кряхтел Ковригин, — стало быть, они и караульного и дворню всю связали. Диво. Как собаки не лаяли!..
— Кто-то развязывать нас будет…
— Ох, батюшки, ломит меня всего: так скрутили, злодеи!..
Медленно тянулось время; казалось, что ночи не будет конца…
28. Новые планы
Два дня спустя после событий, описанных в предыдущей главе, Сергей Николаевич Загорский расхаживал по своему кабинету о чем-то сосредоточенно думал…
Ярко пылал камин.
За ночь в городе выпал первый снег и от этого в комнате было светлее обычного. На мебели были беспорядочно разбросаны предметы мужского туалета. На письменном столе, рядом с патронташем, стоял наполовину отпитый и остывший уже стакан кофе.
Загорский ожесточенно курил и насвистывал сквозь зубы какой-то мотив, что служило у него выражением внутреннего недовольства. Вчера он проиграл в клубе более трех тысяч рублей. Карта упорно не шла к нему… Всякий большой проигрыш действовал на Загорского раздражающим образом: он злился и на себя, и на счастливых партнеров.
Не веселые размышления Загорского были прерваны стуком в дверь.
— Кто там? — окликнул Загорский, останавливаясь среди комнаты.
Вошел Иван Панфилыч.
— Письмо вам, сударь! — протянул он конверт.
— Хорошо; ступай!
— Там посланный ответа дожидает…
Загорский нервно разорвал конверт.
Письмо было от Кравера, который приглашал его сегодня к двенадцати часам дня, заехать в «Европу»: поговорить об одном деле и кстати позавтракать.
— Скажи посыльному, что я буду.
Иван Панфилович вышел из комнаты, Загорский посмотрел на бронзовый будильник, стоящий на письменном столе. Стрелки показывали половину двенадцатого.
Надо одеваться — решил Загорский и не теряя времени приступил к туалету. Помощи прислуги он не переносил…
Одевался он быстро и ловко. Минут через 15, облаченный в черную пару, плотно облегающую его стройную фигуру, освежив лицо одеколоном, Сергей Николаевич вышел из кабинета.
— Я ухожу! — бросил Панфилычу, ожидавшему его приказаний.
На улице было довольно свежо, но Загорский в своем дорогом пальто на скунсовом меху не чувствовал холода.
Выездных лошадей он не держал, находя для себя неудобным возиться с конюшней.
В те дни, когда он жил в Томске, у него был нанят извозчик-лихач, который подавал экипаж к десяти часам утра.
Так и теперь: у ворот дома Загорского стояли легкие щегольские сани под медвежьим пологом. При виде Загорского, выходящего из калитки, извозчик зашевелился на сидении и приветствовал барина, снимая шапку.
— С санным путем вас!
— Да… это хорошо. Надоела уже бездорожица.
— Куда прикажете? — пошевелил извозчик вожжами.
— В «Европу».
— Слушаюсь.
Темно-серый иноходец плавно взял с места и понесся по улице, далеко отбрасывая копытами комки свежего липкого снега…
На почтамтской царило оживление: взад и вперед сновали экипажи.
Томичи, обреченные по воле судеб, целую осень тонуть в грязи, спешили воспользоваться первопутком…
Загорский обменялся поклонами с несколькими из своих знакомых, встретившись на улице…
— Подождать прикажете, — спросил извозчик, останавливаясь у подъезда гостиницы.
Загорский молча кивнул головой, в вестибюле гостиницы его встретил швейцар.
— Сергей Николаевич! — отвесил он низкий поклон, бросаясь снимать пальто, — давно не изволили бывать у нас!
— Здравствуй, Матвей! Верно, что давно я не был у вас! Охотился; уезжал из Томска… Что, Кравер здесь?
— Здесь-с! Минут десять, как приехали…
Загорский быстрыми шагами поднялся по лестнице и вошел в общую залу. Был час завтраков и поэтому публики в зале было порядочно. Несся смутный гул голосов, стук приборов, хлопанье пробок. Громадный оркестр в углу залы хрипло и нестройно исполнял марш тореадора.
Загорский остановился у входа и окинул взглядом столики. Кравер, сидящий в одиночестве за одним из столиков, первым увидел Загорского и окликнул его.
Они обменялись рукопожатиями.
— В чем дело, добрейший Рудольф Карлович? — начал Загорский, усаживаясь против своего собеседника. — Вы, кажется, не совсем здоровы, — продолжал он, вынимая портсигар. — У вас такой нехороший вид!
Действительно, Кравер был желт, как лимон. События той памятной ночи и потеря денег сильно подействовали на беднягу. У него разлилась желчь, да и, вообще, чувствовал он себя неважно.
— Скажите лучше, как я еще остался жив! — с горечью отозвался Кравер, нажимая кнопку звонка.
— Я вас не понимаю! — пожал плечами Загорский.
Кравер начал бойко рассказывать, но в это время к их столу подошел лакей.
— Что вы съедите? Я ограничусь яйцом всмятку и бульоном. Нужно держать диету. Я положительно нездоров.
Кравер сделал кислую гримасу.
— Я закажу лангет… соус пикан, понимаешь…
Лакей молча поклонился.
— И дайте полбутылки лафита.
— Слушаю-с!
— Вы не можете себе представить, что с нами случилось на заимке у этого Ковригина, когда вы уехали в город… — начал Рудольф Карлович, морща свой орлиный нос.
— А именно?
Кравер подробно рассказал, с некоторыми даже преувеличениями, историю дерзкого нападения, жертвой которого сделался он и его друзья на заимке.
