Татьяна Степанова - Врата ночи
Мещерский снял трубку.
— Алло, я слушаю. Пауза. Тишина.
— Слушаю, кто это?
— Я. Здравствуй, Сергей.
Голос был мужской, абсолютно незнакомый. Неузнаваемый.
— Здравствуйте, а кто это говорит?
— С тобой говорю я. Ты видел запись?
Мещерский почувствовал, как в горле у него мгновенно пересохло.
— Не молчи. Отвечай мне, — произнес голос. — Ты видел запись на кассете?
— Да. Кто это говорит?!
— Я могу назвать любое имя — Иван, Сергей, Варфоломей. Это все равно ничего не изменит. Я знаю, ты видел то, что я хотел тебе показать. Ну и как оно?
— Что? — хрипло и тихо спросил Мещерский.
— Впечатление?
— Это вы снимали?! Кого?! Где? Что там произошло с этим парнем?
— А ты не догадался, что с ним произошло?
— Это вы снимали? — Мещерский чувствовал тяжелый ком в горле. Голос его дрожал.
— Ну, я снимал, Сергей, я...
— Что вы сделали с этим человеком? Он мертв?
Трубка молчала. Мещерский тоже молчал. Он еще не вполне поверил, что этот звонок — реальность.
— Я наблюдал за тобой и до, и после того, как ты увидел запись. Ты испугался?
Мещерский молчал.
— Ты испугался, — голос был тих и безучастен. — Я тоже испугался, когда это случилось впервые.
— Кто вы такой? — спросил Мещерский. — Кто ты такой, черт побери? Ты был тогда в институте? Кто ты?!
Молчание.
— Зачем ты мне звонишь? Что тебе нужно от меня? Почему ты наблюдал за мной?
— Ты остро чувствуешь боль, — трубка донесла чей-то сухой печальный смешок. — Пока чужую. Пока что... Интересно, как это будет, когда она вдруг станет твоей?
— Я обратился в милицию, учти. Они знают про запись. Про то, что там было. Что там на пленке — убийство! Я напишу заявление в прокуратуру.
— Делай что хочешь, — устало разрешил голос, — Все карты в руки — тебе. Три туза. У меня на руках всего один... туз. Между прочим, там на вечере тебе никто не поверил... И знаешь, как это трогательно выглядело со стороны?
Гудки. Короткие. Оглушительные. Они пульсировали, как толчки крови в висках. Гудки, гудки... Мещерский швырнул трубку.
Глава 9
ЯВНО ЛИШНЯЯ
Это было уже слишком! Катя просто дара речи лишилась: ах так, значит, они сговариваются за ее спиной о чем-то. О чем?! И вообще, как такое возможно: им что-то известно, а она ничего не знает!
Однако все по порядку. В обеденный перерыв она спустилась в буфет и в вестибюле главка наткнулась На того, кого так тщетно разыскивала всю неделю. Никита Колосов стоял на проходной, возле патрульного, проверяющего пропуска и удостоверения. Стоял хмурый и скучный и явно кого-то поджидал.
Катя, еще секунду назад собиравшаяся подкрасться к нему, как опытный следопыт к давно и тщетно подстерегаемой дичи, и застать его врасплох самым своим невинным, умильным и радостным восклицанием, типа уже стандартно сложившегося в их общении: «Ой, Никита! Как хорошо, что я тебя встретила! Куда ты пропал? А мне срочно надо с тобой посоветоваться насчет...»
Так вот, она уже была готова во весь голос заявить о своем присутствии, как вдруг что-то ее остановило. То ли хмурое выражение колосовской физиономии, то ли пресловутое шестое чувство, которое иногда заземляло ее рвущиеся наружу эмоции, не давая наделать совсем уж непоправимых промахов. Катя решила пошпионить за начальником отдела убийств. Кого это он так нетерпеливо, обреченно и вместе с тем покорно ждет с таким опрокинутым разнесчастным лицом? Может, тут кроется фатальная любовная история? Вот сейчас порог КПП перешагнет какая-нибудь самоуверенная фея, и мы наконец-то доподлинно узнаем, кем занято и разбито сердце Гениального сыщика?
Катю смущало лишь одно: все происходило в суетном, набитом сотрудниками вестибюле, обстановочка вроде бы к романтическим объяснениям не располагала. Но Никита, а это всем в главке известно, в родном кабинете днюет и ночует. Так где ж ему еще, такому деловому и занятому, крутить личную жизнь?
Катя шмыгнула к автомату, продающему кока-колу. За этим красным гробом в вестибюле могла спрятаться не только она, а целая рота спецназа.
Колосов то и дело нетерпеливо поглядывал на часы. Но вот он наконец кого-то увидел, приветственно махнул рукой. Катя насторожилась за своим автоматом, как вдруг...
В дверях главка появился Мещерский. Отдал пропуск дежурному, они с Колосовым крепко пожали друг другу руки. И лицо Никиты разом прояснилось. Было видно, что он рад старому приятелю, с которым они не виделись очень давно.
Мещерский тоже был рад встрече, но Катя была готова поклясться — его физиономия... Как бы это поточнее сказать? Если про Колосова можно было сказать, что он угрюм, устал и зол на что-то до крайности, то для Мещерского подходила лишь одна избитая фраза: краше в гроб кладут. Бледен до синевы, небрит, глаза красные, воспаленные. Он словно бы провел еще одну бессонную ночь. Но гулянкой тут и не пахло.
В темных глазах Мещерского мерцала лихорадка — иначе Катя, наблюдавшая за друзьями из своего потайного угла, и выразиться не могла. Лихорадка, страх и неистовое, мучительное беспокойство. «Прямо комок нервов, а не Сережка, — подумала Катя. — Что еще опять стряслось, что он примчался сюда, к Никите, даже не сказав мне?»
После визита в музей они с Мещерским еще не перезванивались. Вадим Кравченко, например, понятия не имел, где пропадает его закадычный дружок. А Катя... У нее сейчас было ощущение, что ее самым обидным образом обошли. Как? Они встречаются с Колосовым явно по какому-то серьезному делу (и она в принципе догадывалась, по какому), обмениваются информацией, о чем-то сговариваются. Она видела, как Мещерский уже в вестибюле тихо и горячо начал что-то рассказывать Никите, а тот направил его к лестнице, явно намереваясь увести в недра управления.
Катя быстренько оценила обстановку. Ах так... Ну, ладно, погодите. Не на ту напали! Красться за ними по пятам было, конечно, самоубийством, у Колосова глаза на спине — это в главке все знают. Если они заметят ее, начнут врать, изворачиваться: да так, просто Серега заглянул на огонек, случайно...
Мещерский отчего-то хотел, чтобы его визит в Никитский переулок остался для Кати тайной. Отчего? Она провожала взглядом их спины и затылки. Странно, но ведь всего неделю назад Сережка так рвался в милицию с этим своим причудливым известием о кассете, так жадно расспрашивал про Колосова и, казалось, абсолютно ничего от Кати не скрывал, что же произошло за эти сутки такого, что он вдруг бросил все, примчался на Никитский, оторвал Колосова от всех его страшно важных и секретных «убойных» дел?
Они скрылись в глубине служебного коридора, Катя ринулась другим путем — по черной, пожарной лестнице.
В управлении розыска — тишина. Муха пролетит — слышно. А все потому, что, во-первых, среда — день, когда все сотрудники разъезжаются по районам области, а во-вторых, обеденный перерыв.
Теперь благополучно бы миновать любопытную Досужую дежурку, где капитан в форме только делает вид, что разговаривает по телефону. На самом деле особа женского пола, тихо, хищно шмыгающая мимо запертых кабинетов, его крайне интригует. Слава богу, тут такие извилистые коридоры — заблудишься. Катя завернула за угол. Ага, мы спасены!
Она благодарно взирала на Доску почета, откуда на нее строго и равнодушно поглядывали лучшие из лучших областного розыска. Если кто сейчас и спросит, что она тут делает, она ответит: выбираю героя для очередной серии очерков «Солдаты правопорядка». Изучаю ордена, медали, погоны. Читаю таблички с фамилиями под снимками.
Катя тенью скользнула вдоль Доски почета. А вот и кабинет начальника отдела убийств. Никита смотрел на нее со второго снимка в первом ряду. Катя никогда его не видела в форме, только на этом вот парадном фото. Орден, медали, почетные знаки. Да, это вам не «а на груди его широкой висел полтинник одинокой и то за выслугу годов»... Никита — храбрец, и награду него немало.
Господи, как голоса у них гудят из-за двери, как из трубы! Она приникла к двери негостеприимного кабинета. Нет, так по-шпионски все равно ничего не выйдет. В розыске двери — броня, ни одного словечка вражескому уху. А, была не была...
— Ну что, не ждали?
Она, как ей грезилось, била на эффект неожиданности. В каком-то фильме показывали, жизнерадостной комедии. Катя распахнула дверь — ручка выскользнула, дверь адски грохнула об косяк...
Хмурое, раздраженное лицо Никиты. Тревожное — Мещерского. Да, они ее не ждали. И она им помешала: она сразу это почувствовала. Она была сейчас совершенно лишней в этой напряженной атмосфере чисто мужского делового общения.
Они говорили о чем-то очень серьезном — Катя это сразу поняла по лицу Мещерского. И разговор этот не предназначался для посторонних ушей.
Катя почувствовала, что краснеет — как рак, как клюква, как «цветущий миндаль». Впервые в жизни она не знала, как вывернуться, как сохранить лицо.
— Никита, я... я зашла спросить.... я хотела тебя спросить...
