Василий Веденеев - Игра без правил
Тесная дружба возникла между ними после того, как Аркадий между делом рассказал об одном знакомом — человеке небедном, имеющем денежки и импортную технику, — уехавшем на отдых. Жедь, подумав, предложил наведаться на квартиру к знакомому в период его отсутствия. Лыков отказался, но, где живет знакомый, объяснил и потом получил от Витька долю — плотную пачечку хрустящих двадцатипятирублевок. Долго не отпускал страх, но обошлось, и Аркадий решил для себя — уж если и рисковать, то только по-крупному, за «ломовые бабки».
Иногда он позволял себе немного выпить в компании, но не терял головы и не пускался на поиски приключений. Зачем? Зарабатывать неприятности? Их и так в жизни предостаточно, другие доставят тебе это сомнительное удовольствие без всякой выпивки.
С мыслью о возможных неприятностях он и проснулся летним утром, искренне недоумевая, отчего в голове спозаранку вертятся подобные мысли? Жены у него не было, детей тоже, толкать в бок и посылать на кухню некого, поэтому он прошаркал стоптанными домашними туфлями к плите и поставил на конфорку кофейник. Бреясь, он вернулся к мыслям о неприятностях — отчего вдруг такое? Сегодня в институте долгожданная распродажа, — уже отложены денежки на случай приобретения дефицита из ширпотреба, — профсоюзное собрание состоялось на прошлой неделе, и его в докладе не упоминали, а членом других общественно-политических организаций Лыков не состоял, выбыв из одной по возрасту и не вступив в другую по причине нежелания в каждую зарплату отдавать деньги. С этой стороны вроде бы все нормально. Но отчего так погано на душе и чешется правый глаз? С детства Аркадий верил в эту дурную примету.
После завтрака он оделся и вышел из дома, чтобы проделать обычный путь к родному НИИ — сначала на автобусе до станции метро, потом в душном вагоне до центра, там пересадка, потом еще несколько остановок и маленькая прогулка пешком.
Войдя в комнату, Лыков улыбнулся коллегам и сделал рукой неопределенный жест, должный означать приветствие.
— Что нового? — развалившись на стуле и закурив, спросил он.
— На сено отправлять будут, — буркнул один из сослуживцев, медленно раскладывая перед собой бумаги. — Ты вчера в министерство ездил, а к нам из профкома приходили, предупреждали. Корма, говорят, надо помочь заготовить.
— Правильно, — стряхивая пепел в корзинку для бумаг, согласился Лыков, — надо. Сейчас самое время. А ты чего всполошился? Твоя очередь ехать помогать братьям-селянам?
— Моя, — печально вздохнул сослуживец.
— Не тужи, выручу, — пообещал Аркадий, быстро прикинув, что уехать в подшефный колхоз можно недели на две, а то и на месяц. Там будут кормить, на сенокосе успеешь загореть, и получится недурной дополнительный отпуск. А здесь сохранится зарплата: толковый человек всегда найдет выгоду!
Весело прищелкнув пальцами, он повернулся к двери и увидел начальника отдела, прозванного Котофеичем за круглые зеленоватые глаза и рыжеватые усы.
— Лыков, зайди, — проскрипел Котофеич и закрыл дверь.
— Щас, только докурю, — попытался оттянуть неприятный момент Аркадий. Неужели шеф дознался, что вместо министерства Лыков вильнул по своим неотложным делам? Хотя когда бы ему успеть навести справки?
— Футбольчик вчера смотрел? — поинтересовался другой коллега, разворачивая бумагу с бутербродами и опуская в стакан кипятильник: как отец многодетного семейства, он никогда не успевал позавтракать дома.
Оставив вопрос о футболе без ответа, Лыков вышел в коридор: не стоит томить Котофеича долгим ожиданием. К тому же чем раньше узнаешь причину вызова, тем больше останется времени для маневра и отыскания достойных и безболезненных способов выхода из возможной пиковой ситуации.
Кабинет начальника располагался в самом конце длинного коридора, в комнатке, переоборудованной из женского туалета. Строители, делавшие ремонт, не срубили кафель на стенах, и потому кабинет, с развешанными диаграммами и плакатами, производил на непосвященных странное впечатление. Но Аркадий давно привык и перестал обращать внимание — всем известно, как любят начальнички различных рангов отдельные кабинеты, а с помещениями в столице туго. Вот каждый и выкручивается как может.
С сожалением выбросив недокуренную сигарету в открытое окно, Аркадий поправил узел галстука и без стука открыл дверь — Котофеич любил играть в демократию и на собраниях называл свой коллектив «сплоченной семьей», что вызывало у сидевших в последних рядах иронические улыбки.
— Присядь. — Начальник неторопливо открыл сейф. Достав из него тонкую папку, положил ее перед собой на стол. — Поедешь сейчас к главному шефу, отвезешь бумаги. Если захочет с тобой пообщаться, не отказывайся, но лишнего не болтай. Понятно?
— Почему я? — Аркадий умело изобразил на лице озабоченность крайне занятого важнейшими делами человека. Еще только не хватало уехать в день распродажи!
Главным шефом называли директора института — человека пожилого, несколько лет тяжело болевшего и уже не ожидаемого обратно. В его кабинете давно по-хозяйски расположился Афанасий Борисович, считавший себя полноправным и неоспоримым преемником дышащего на ладан «короля». Но пока король не умер, приходилось время от времени советоваться с ним, отправлять на подпись бумаги или, по крайней мере, сохранять видимость того, что советуются, хотя все решал ставший всесильным заместитель.
— Почему я? — упрямо повторил Лыков, решительно отодвигая от себя папку: у старика можно застрять надолго, да и живет он не рядом, а машину не дадут. — Пусть Сагальский или Кучумов поедут. Это же почти на целый день!
— Не заговаривайся, — сурово одернул его Котофеич, встопорщив рыжеватые усы и еще больше округлив глаза. — Привыкли там, понимаешь, в курилке зубы скалить! Сказано — поедешь, значит, поедешь. Забирай и отправляйся!
Он взял со стола папку и сунул в руки Лыкову. Тому ничего не оставалось, как принять ее и выйти, досадуя на свою несдержанность и часто подводивший его язык. Не зря говорят: язык мой — это та дорога, по которой приходит беда. Промолчал — глядишь, удалось бы отболтаться, обратив взор начальства на других сотрудников, но да чего уж теперь, когда дело сделано?
До сегодняшнего дня Аркадию еще ни разу не доводилось бывать в доме главного шефа — только в последнее время, окончательно поняв, что старик не сдюжит с болезнью и уже не вернется, начальство стало отправлять к нему мэнээсов, а до того предпочитало личные контакты, демонстрируя преданность и озабоченность состоянием здоровья директора. Излишним любопытством Лыков не страдал, но тем не менее взглянуть, как живет заслуженный товарищ, тоже не мешает.
Выйдя из метро, Аркадий решил не торчать в ожидании троллейбуса на остановке и пошел пешком, расспросив у прохожих дорогу. Шеф жил в районе, прозванном Дворянским гнездом, — кирпичные дома с широкими окнами, заботливо политые дворниками тротуары, много зелени, тенистые дворы с ухоженными газонами и цветниками около подъездов, нет привычного, надоедливого гула грузового транспорта. Во дворах стояли личные автомобили, лаково блестя чисто вымытыми боками, кричали играющие дети, женщины в модных курточках выгуливали породистых собак.
Отыскав нужный дом, Лыков вошел в подъезд и, назвав хмурой усатой старухе номер квартиры, поднялся на лифте.
Дверь ему открыла аккуратная седая женщина в строгом темном платье.
— Вы к Ивану Сергеевичу? Проходите, он ждет.
Вытерев ноги об узорчатый половичок, Аркадий прошел в большую комнату. У окна в глубоком кресле, укрытый до пояса пледом, полулежал главный шеф. Слабо улыбнувшись, он показал желтой высохшей рукой на кресло напротив и тихо попросил:
— Маша, сделай нам, пожалуйста, кофе.
— Что вы, не стоит беспокоиться, — опускаясь в кресло и открывая кейс, попытался отказаться Лыков. Стоит ли распивать здесь кофе? Только задержишься, а вдруг еще удастся освободиться побыстрее и вернуться к началу распродажи или хотя бы к ее концу?
— Вы мой гость, не знаю, простите, как вас величать, — улыбнулся шеф, — поэтому давайте все же попьем кофейку и немного поболтаем.
— Лыков Аркадий Андреевич, — чуть привстав, представился гость. — Я у Конырева работаю.
Он чуть было не сказал «у Котофеича», но вовремя спохватился и прикусил язык — хватит на сегодня, и так с утра болтнул лишнее и теперь приходится сидеть здесь.
— Знаю. Привезли? Давайте…
Аркадий отдал папку и услужливо подал шефу очки со стола. В комнату, неслышно ступая обутыми в мягкие тапочки ногами, вошла седенькая Маша, вкатив столик с кофейником, чашками и вазочками с печеньем и сахаром. Оставив столик между Иваном Сергеевичем и гостем, так же неслышно ушла.
