Татьяна Полякова - Отпетые плутовки
Потому сегодня я к ним и не поехала. Что отца лишний раз расстраивать? Не по душе ему было мое замужество. Первые месяцы после свадьбы он шутил:
— Когда меня дедом сделаешь? — А теперь спрашивал, едва ли не со страхом:
— Ты не беременна? — И облегченно вздыхал, услышав “нет”.
Долго такая жизнь продолжаться не могла, даже Димка это чувствовал, но остановиться уже не мог. О чем бы мы ни говорили, все неизменно сводилось к одному: твой папаша — уголовник. Иногда я с ужасом ловила себя на мысли, что совершенно серьезно желаю Димке провалиться к чертовой матери.
Впрочем, сейчас он не казался мне таким уж скверным мужем. Я стала вспоминать его положительные качества, вновь подумала о проселочной дороге, по которой предстояло проехать на моих “Жигулях”, и тоскливо вглядывалась в сумрак хмурого апрельского вечера. Дорога шла через лес, высокие сосны выглядели мрачно, и я всерьез подумала вернуться, вот тут-то машина и заглохла. Промучившись минут десять, я с тоской поняла, что заводиться она не собирается. Такое случалось и раньше, только не в дождь, в лесу, на дороге, где и днем движение не Бог весть какое, а вечером и вовсе ни души. Обычно всегда находились помощники, однако сегодня на них рассчитывать не приходилось. Я включила приемник, прослушала пару песенок, утешая себя тем, что кто-нибудь все равно поедет мимо и поможет.
К одиннадцати я стала свыкаться с мыслью, что заночевать придется здесь. Ночи холодные, до ближайшего села километров восемь, да и кто меня пустит в такое время? Чертыхнувшись, я вышла из машины и подняла капот. Дождь лил, как из ведра, и я сразу промокла. Под капотом не было ничего интересного, единственное, что я могла, проверить клеммы на аккумуляторе, что я и сделала, само собой, без всякой надежды на успех.
Из-за дождя я не услышала шагов и, скорее даже не увидев, а почувствовав присутствие человека, подняла голову и замерла с открытым ртом: рядом стоял здоровенный детина в куртке с капюшоном. Лица его в темноте я не разглядела, но было в этом появлении что-то настолько зловещее, что сердце мое жалко екнуло и куда-то провалилось. Полминуты мы стояли молча, не двигаясь. Руки он держал в карманах, ни сумки, ни удочки, ничего, что указывало бы на то, что может делать человек в это время на пустынной дороге в лесу?
— Ну, что там? — спросил он. Голос низкий, неприятный. Я дернулась и глупо сказала:
— Не знаю.
— Дай посмотрю.
Он сунул голову под капот, а я замерла рядом, вглядываясь в темноту с надеждой, что сверкнут фары и появится машина. От хлопка капота я едва не подпрыгнула.
Он зашел с правой стороны, открыл дверь, согнувшись чуть ли не пополам, сунул мощные плечи в машину и повернул ключ. Мотор заработал. Я не знала, радоваться этому или нет.
Кажется, он разглядывал меня в темноте, сердце мое вернулось из пяток, но ритмично стучать не спешило.
— Ты куда едешь? — спросил он, опершись на дверь.
— В Гаврилово, то есть не совсем туда, мне сворачивать в сторону, — торопливо ответила я.
— Годится.
Он сел на водительское сиденье и открыл дверь мне.
— Садись. — Пока я пыталась что-то сказать, он хмуро заметил:
— Я думал, ты промокла.
Словно в трансе, я села рядом. Зубы у меня стучали так громко, что в другое время я бы засмеялась, только не сейчас. Капюшон он не снял, и лица его я по-прежнему не видела, но и так чувствовала, что человек он опасный. Это ощущение было настолько острым, что я едва сдержалась, чтобы не закричать и не выпрыгнуть из машины. Он молчал, и я молчала, искоса разглядывая его. Голосил приемник, а дорога была по-прежнему пустынной. Тут я вспомнила утреннее сообщение по радио о бежавших из тюрьмы троих заключенных и в ужасе уставилась на моего попутчика. Ничего нового я не увидела: капюшон и серое пятно лица,
— Вы в Гаврилове живете? — стараясь быть спокойной, спросила я.
— Нет.
— Там у вас родственники? — Мне и так было ясно, что никаких родственников у него нет, но я продолжала расспрашивать: звук собственного голоса успокаивал.
— Нет, — опять ответил он.
— А, значит, вы едете дальше?
— Вроде того.
Я сунула руки в карманы, чтобы не видеть, как дрожат пальцы. Если ему нужна машина, он мог уехать сразу… А если это маньяк, завезет куда-нибудь… но ведь мы были в лесу, тридцать метров в сторону — и ни одна живая душа не найдет… Господи. Мне стало нехорошо, я приоткрыла окно, стараясь дышать ровнее. Холодные капли падали на лицо, я закрыла глаза и попыталась молиться.
— Где сворачивать? — спросил он. Я с тоской посмотрела на редкие огни в селе и, запинаясь, сказала:
— Вообще-то, я хотела заехать…
— Сворачивать где? — опять спросил он. Голос звучал грозно.
— Вот здесь, направо, — сказала я, пытаясь сообразить, чего он хочет. Дорога была вполне сносной, видимо, дождь начался здесь недавно, и вскоре я увидела единственный зажженный в нашей деревне фонарь.
— Здесь? — спросил он.
— Здесь, — торопливо кивнула я и брякнула:
— Третий дом.
У тети Кати залаяла собака, а мы затормозили. Он запер машину и сунул ключи в свой карман, я топталась рядом.
— В доме кто? — спросил он. Врать было бессмысленно.
— Никого.
— Местечко класс. Пошли.
Он пошел впереди, я за ним. Конечно, я могла кинуться к соседке и перепугать ее до смерти или броситься в крайний дом к Семену Дмитричу, дедку, помнившему гражданскую. В семи наших домах было пять жителей, не считая летних дачников, а какие сейчас дачники? Я рассматривала спину перед собой и думала, стараясь себя утешить, что если бы этот тип хотел меня убить, то давно сделал бы это. Мы вошли в дом, я включила свет и затопталась у порога, не зная, чем себя занять.
— Пожрать есть что-нибудь? Собери. И одежду сухую дай, вымок весь.
Я кинулась к шифоньеру искать старые Димкины джинсы и свитер, а потом засуетилась на кухне. От газа и электрокамина в кухне стало тепло, я стащила куртку и аккуратно ее развесила, думая при этом, что мне тоже не мешало бы переодеться, но входить в переднюю я не рискнула и грелась возле плиты. Хлеба не бы-ло, зато была картошка, печенье, консервы и чай. Приготовление ужина заняло чуть более получаса. Я собрала на стол, прикрыв кастрюлю с картошкой полотенцем, чтоб остывала медленней.
— Все готово! — отважно крикнула я. Он вышел из передней, на секунду задержавшись на пороге, словно давая возможность рассмотреть себя. Димкины джинсы ему не налезли, он остался в своих, свитер туго обхватывал мощную грудь и здоровенные ручищи, рукава едва прикрывали локти. Выглядело это почему-то страшно. Бычья шея выпирала из выреза и венчалась по-тюремному остриженной головой с очень неприятной физиономией: тяжелая челюсть, короткий нос, взгляд исподлобья. Тип тоже меня разглядывал. Я затопталась возле стола и с трудом выдавила из себя:
— Садитесь.
Бежавшие уголовники не шли из головы. Если есть классический тип убийцы, то вот он, передо мной, только топора в руках не хватает. Я поежилась.
— Ты меня не бойся, — неожиданно сказал он. — Я безобидный. — И улыбнулся, а я поразилась, как мгновенно переменилось его лицо. Улыбка была по-мальчишески дерзкой, а в глазах заплясали веселые чертенята. — Как тебя звать? — спросил он.
— Маша. Послушайте, у вас неприятности?
— Ага. Вроде того. Поживу у тебя пару дней. Я смирный. — Черти в его глазах заплясали еще задорней.
— Но… — Злить его мне совсем не хотелось. — Понимаете, мне завтра надо быть дома, собственно, я и приехала сюда на полчаса, вещи забрать. — Звучало все это очень глупо, но ничего умнее в голову не приходило. — Муж будет беспокоиться и приедет утром, так что…
— Муж, значит? — спросил он, запихивая в рот картошку. — Что ж, муж — дело хорошее. С мужем решим завтра.
— Слушайте, если вам нужна машина или деньги, у меня немного, но… берите, честное слово, я никому ничего не скажу.
— Вот это правильно, потому что если вдруг передумаешь, — он стиснул кастрюлю здоровенными ручищами, и она неожиданно легко смялась, — вот это я сделаю с твоей головой. Здорово, да?
Черти в его глазах исполняли сумасшедший канкан.
— Здорово, — ошалело согласилась я. — А обратно нельзя?
— Можно, — кивнул он и разогнул стенки кастрюли, правда, лучше выглядеть от этого она не стала. Вид изувеченной кастрюли в сочетании с лихой улыбкой на подозрительной физиономии окончательно убедили меня в том, что передо мной опасный псих. Я кашлянула и спросила:
— А как зовут вас?
— Сашкой зови. И не выкай, смешно.
Психов злить нельзя, это я знала точно и с готовностью кивнула.
— Чай будешь?
— Буду. А водки нет?
— Нет.
— Жаль. Не помешала бы по такой погоде. Водку-то пьешь, Марья?
— Не пью.
— Заметно. Скромница. И муж не пьет? — Черти в его глазах продолжали резвиться.
— Не пьет.
— Молодец. А дети у тебя есть?
— Нет.
— Что ж так?
