Фридрих Незнанский - Оборотень
С дипломом в руке он шел следом за секретаршей, и она спросила вдруг обеспокоенно:
— Вы никому не говорили о звонке?
— Нет, никому.
— И правильно сделали.
Она пропустила его вперед, несмотря на сопротивление с его стороны, за ее столом сидел то ли студент-старшекурсник, то ли аспирант. Увидев Юрия, он счастливо заулыбался, привстал, а секретарша проговорила:
— Так я вас оставляю, а через полчасика зайду за ключом.
— Садись, Юра, — и старшекурсник-аспирант подвинул ему стул. — Поговорим, пока никто не мешает.
Затем быстро, одним движением достал из внутреннего пиджачного кармана удостоверение в красной обложке, распахнул его на мгновение перед Юрием. Мгновение было настолько коротким, что Юрий не успел даже взглянуть на это удостоверение.
— Капитан государственной безопасности Иванов. — Капитан убрал удостоверение так же быстро, как и достал, и снова посмотрел на Юрия улыбаясь. — А ты неточный человек, Юрий. Тебе было сказано позвонить через час, а ты что же — решил спрятаться на вечере? Или думаешь, у нас праздника нет? А я вот вместо праздника с тобой должен разговаривать.
Капитан продолжал улыбаться, и было непонятно, шутит он или недоволен всерьез.
— Покажи, что ты там принес?
Юрий только тут понял, что держит в руках диплом. Капитан внимательно прочитал его и отложил в сторону.
— Что ж, ты хорошо карьеру начинаешь. Диплом получил, любимая девушка есть. Есть у тебя любимая девушка?
Юрий молча кивнул.
— Отец-мать имеются. Отец — подполковник? и Юрий снова кивнул.
— Подполковник,— подтвердил свои слова капитан Иванов, — повышения ждет. А ты?
Юрий не знал, что отвечать, и потому молчал.
— Что молчишь? Ладно, не буду тебе портить праздничное настроение, иди к своей девушке в зал. Только вот подпиши здесь вызов. Девятого к одиннадцати тридцати явишься в Комитет госбезопасности. Паспорт не забудь, я за тобой спущусь в бюро пропусков. Да, и тебе домашнее задание на праздники — составь список своих знакомых начиная со школьных времен. Добро? Ну, иди, вопросы будем задавать друг другу девятого. А пока иди к девушке. И ей ни слова, понял?
Юрий нерешительно поднялся. Он все-таки хотел спросить: зачем, почему, с какой стати? Ничего такого интересного для КГБ за ним не было, хотя, конечно, как и все, он тоже рассказывал анекдоты. И из армянского радио, и про Василия Ивановича, и про Брежнева.
— Иди-иди, а я тут вашу секретаршу подожду. Только о нашем разговоре — никому. Пусть это будет нашей маленькой тайной.
Капитан Иванов продолжал дружелюбно улыбаться. Таким его Юрий и оставил.
Идя по коридору, он ощутил, что в душе его поселяется глубокая звериная тоска, о которой прежде он и не догадывался. И одиночество. С тех пор тоска эта всегда тлела в его душе, отравляла счастливые моменты жизни. И всегда при нем было его одиночество.
Он подошел к залу и понял, что торжественная часть закончилась. Кое-кто облегченно вставал, другие по-прежнему сидели, потому что через несколько минут начинался праздничный концерт. Но они с Ингой вроде бы договаривались не оставаться на продолжение.
В дверях стояло несколько человек.
— Привет лауреатам! — остановил его замдекана и пожал руку, держащую диплом, где-то около локтя. — Через неделю прочтешь свою работу в сборнике.
Замдекана улыбался, показывая свой золотой зуб. На сборнике студенческих работ он значился составителем.
— Да она уже устарела, я новую сочинил.
— Волоки новую, и ее тиснем, — проговорил, подхихикивая, замдекана.
И Юрий вдруг с удивлением обнаружил, что в мире, который его окружал, ничего не изменилось. И никто, кроме капитана Иванова да секретарши, о происшедшем странном разговоре не догадывался.
— Ловлю вас на слове, — сказал он замдекана разухабисто, — девятого принесу.
К нему уже подходила Инга.
— Пойдем? — спросила она. — Только дай еще раз диплом посмотреть, я же его не разглядела как следует.
Они отошли к окну, постояли минуту-две, пока Инга разглядывала диплом, потом спустились в раздевалку.
— Папу зовут Мечислав Себастьянович, а маму — Нина Васильевна, — проговорила она на улице, — запомнил? Мечислав Себастьянович и Нина Васильевна.
Родители Инги потребовали, чтобы она наконец познакомила их с молодым человеком, из-за которого по два часа в квартире занят телефон, и послушная дочь сегодня исполняла родительский наказ.
* * *
Они с Ингой познакомились в новогоднюю ночь у Яниса. Нельзя сказать, что они и раньше не были знакомы — Инга училась в параллельной группе, и, конечно, они время от времени виделись в коридорах, а то и на общих лекциях. Незадолго перед Новым годом оказалось, что родители Яниса уезжают к родственникам и освобождают квартиру. Сразу кто-то сказал, что не воспользоваться пустой квартирой в новогоднюю ночь аморально, и быстро, сбилась компания из знакомых и полузнакомых, в основном однокурсников.
Рядом за столом они оказались случайно, вероятно потому, что у обоих не было пары.
— Можно я буду за вами ухаживать? — сказала Инга, заметно преодолевая смущение. И положила ему салат.
— А я за вами, — обрадовано ответил Юрий и протянул ей хлеб.
Компания была шумной, развеселой, и Инга выделялась своей незаметностью.
— У нас вчера котята родились,— тихо сказала она Юрию, — четверо.
Зато потом, когда он о чем-то заспорил, она следила за каждым его жестом и словом, и этот ее внимательный взгляд придал его словам особенную убедительность. По крайней мере, так ему казалось.
Сначала болтали о факультетских делах, потом перешли на науку. Но, как водится, мужчины в конце концов остановились на политике. Кто-то недобрым словом помянул латышских стрелков.
Юра немного захмелел и ввязался в спор. Дело в том, что его дед по матери как раз был латышским стрелком.
— Если бы не они, то еще неизвестно, как бы повернулась история. Смольный охранял кто? Латышские стрелки. Мятеж шестого июля в Москве подавил кто? Опять же латышские стрелки.
— Это не наша история, это история русских, — вставил кто-то по-латышски.
— Тоже мне нация! — кипятился Юра.— Кабы не русские, здесь бы была Германия, и все были бы немцами, и говорили бы по-немецки. Только под русскими вы и сохранились!
— Юрка, а ты латыш или русский?
— Я — новая общность советских людей. Мать наполовину полька. Может, она была когда-то латышкой, но на моей памяти по-латышски не говорила. А моя бабка по отцу — донская казачка, дед — латгалец, а это почти русский. Мне и фамилия русская как раз от него досталась.
Когда он замолчал, Инга шепнула:
— Здорово вы все сказали, я думаю точно так же. Юрий давно забыл подробности разговора, но взгляд ее помнил.
Потом танцевали, потом опять пили.
С Ингой многие хотели потанцевать, но она танцевала только с ним, и это было впервые в его жизни. Не успел он об этом подумать, как она сказала:
— А я первый раз в жизни не ночую дома. Меня родители отпустили под честное слово, что я каждый час буду им звонить.
— Я тоже, — сказал он, — но мне можно не звонить. Она и в самом деле каждый час звонила домой.
Юра вышел на балкон проветриться. Янис курил, прислонясь к перилам:
— Смотри, как интересно получается: твой дед был латышским стрелком, мой — латышским кулаком. Оба погибли в лагере, а мы сейчас с тобой вместе. — Помолчав, он добавил: — Пожалуй, ты прав. Не окажись Латвия в составе России, мы бы все говорили только по-немецки. Только я бы предпочел, чтобы эта часть Германии осталась западной.
К двум часам компания хорошо нагрузилась. Опять был какой-то спор о политике, точнее не спор, а гвалт, где каждый, не слушая друг друга, пытался прокричать свое. Кто-то утверждал, что Брежнев в последний год власти был в маразме, кто-то называл Ульманиса предателем, а кто-то, наоборот, патриотом. Янис запел было студенческий гимн, но его никто не подхватил. Несколько человек сидели по углам в отключке, одна пара закрылась в ванной, у них под дверью канючили другие. Длинный тощий Мишка Гринберге без конца повторял одно и то же:
— Порадовались, дайте и людям порадоваться. Кто-то крикнул:
— Выпьем за родную Латвию! Порядочно набравшийся Юра подхватил:
— За Латвию без латышей и евреев!
Мишка Гринберге вскочил было и чуть не полез в драку, но Юра его остановил:
— Да брось, ты меня не так понял, я за интернационализм, понимаешь? «Нет для нас ни черных, ни цветных...»
— Я пойду домой, — сказала тихо Инга.
— Я провожу, — предложил Юрий.
И она, словно это разумелось само собой, кивнула.
На улице хмель начал проходить, на политику больше не тянуло. Юрий взял Ингу за руку, и они пошли по ночному городу, слегка касаясь друг друга плечами. За несколько дней до Нового года подморозило, а теперь снова стало тепло, немного влажно.
