Александр Войнов - Готовься к войне (Кат)
Поймав глазами мишень, Левша мягко нажал на спуск. Кисть, приготовившаяся погасить отдачу, напряглась и, не получив ожидаемой нагрузки, непроизвольно расслабилась.
Непривычно сухо щелкнул боек, и выстрела не последовало. Парабеллум дал осечку.
«Порох слежался или капсюлю срок вышел», - подумал Левша, вынимая из рукоятки обойму. Он потянул на себя затворную рамку и на траву упал давший осечку патрон. Стрелок спрятал его в карман и, дослав очередной заряд, снова нажал на спуск. Результат был тот же самый. После третей неудачной попытки Левша положил на ладонь не выстрелившие патроны и стал вниматетельно их изучать. На латунных гильзах, кроме характерных следов, оставленных гильзовыбрасывателем, на самой кромке у пули имелись едва заметные поперечные вмятины, свидетельствовавшие о кустраном вмешательстве. Левша осмотрел остальные шесть патронов и убедился, что они имеют такие же отметины. Было очевидно, что Никанор перед смертью разбирал патроны, извлекая из гильз пули. Но с какой целью?
Может, это был облегченный вариант руской рулетки с долей вероятности один к девяти? Левша представил себе, как Катсецкий высыпал из девяти патронов порох, добавил к ним один боевой и, смешав, зарядил парабеллум. Но в этом случае вероятность того, что первым в стволе окажется боевой патрон, была не велика. Эта версия не выдерживала критики.
- Вот так подготовка к войне, - подумал Левша. – Это больше похоже на саботаж.
Концы не сходились с концами, и это наводило на рамышления. Левша вставил бесполезные патроны в обойму, загнал ее в рукоять пистолета и, свернув мишень, пошел к машине.
Через несколько дней в учебнике по римскому праву Левше встретилось выражение «Беллюм цивиле», что в переводе означало «Война гражданская». Латинское «Беллюм» почти буква в букву совпадало со второй половинкой названия Никанорового пистолета,- «Захочешь получить камни – готовся к войне», - были последкие слова Ката. Когда Левша в словаре нашел перевод слова «пара» и это оказалась «подготовка» - все стало на свои места. «Захочешь получить камни – они в пара беллюме», - завещал Никанор своему кату.
Поздно вечером Левша закрепил на кухонном столе ювелирные тиски, зажал в них патрон, пассатижами осторожно повернул и выдернул пулю.
Как он и предполагал, Катсецкий оказался человеком слова. В гильзе вместо пороха находились три некрупных бриллианта. Всего в девяти патронах было двадцать шесть самоцветов. Немного настораживало, что все камни были мелкие и правильной формы, а Левша помнил, что в тот вечер в руках у Никанора было несколько крупных овальных самоцвета.
- Просто они были крупнее, чем девятый калибр гильзы, и Кат все-таки прихватил их с собою, - решил он.
Да, камни принадлежат мне по праву. Это плата за тот выстрел, который Никанор не решился сделать сам. И так обманул судьбу, - подумал Левша.
К полуночи дождь закончился, но где-то далеко за лесом гремела гроза. Левша наблюдал, как в распахнутое настежь окно влетел жук-рогач. Непрошеный гость покружил под потолком, смахивая тонкими прозрачными подкрылками пыль с пожелтевшей лепки, слету ткнувшись рогами в зеркало, как шарик на резинке, вылетел на волю. Скорее всего, он по ошибке, принял отливающую серебром зеркальную поверхность за окно в тот далекий и прекрасный мир, где нет болезней и нет места тревоге и печали, где не гремят грозы и не льют холодные ливни, где круглый год цветет под окном сирень. Где всегда тепло и белые березы роняют тихий дождь своих бриллиантовых слез.
Эпилог
C годами воров в законе в городе становилось все меньше. Давно нет на этом свете одноглазого Психа и его единомышленника Коржа. В конце этой жизни их пути-дороги разошлись в разные стороны. В семидесятых Психа и Коржа судьба свела в криминальной группировке, в последствии получившей название «Банда Цукана». Анатоль Цуканов, по кличке «Морда» был номинальным, показательным лидером, а идейными руководителями, безусловно, являлись законники Псих и Корж. Несколько лет Банде Цукана, благодаря опыту и арестантской смекалке, сходили с рук вооруженные налеты, но всему рано или поздно приходит конец. Существует версия, что оперативными стараниями Виталия Музыки в банду, под видом уголовника, затесался стукач и, недолго раздумывая, уголовк а всех «накрыла сачком». Всех, кроме Психа, который ушел в «бега». Из колонии «особого режима» Корж отослал весточку грузинским ворам в Тбилиси, в которой обвинял Психа в смертном грехе. Аргумент был простой – все сидят, а Псих на свободе. Псих съездил в Тбилиси для выяснения, но был принят очень холодно, если не враждебно. Коржа там знали, уважали, и чаша весов склонялась в его сторону. Через время Псих съездил к Коржу на свидание, в надежде выяснить суть обвинения, но тот от встречи отказался и «грев» не принял. После этого Псих с ворами отношения не поддерживал.
Сейчас невозможно предугадать, как дальше сложились бы их отношения. Псих умер раньше, чем освободился Корж. Те несколько лет, которые Корж протянул после освобождения, законник был в большом авторитете. Когда Банзай, в Москве «спалился за карман» и на Бутырской тюрьме объявил себя вором в законе, то сослался на авторитетного во всей стране Коржа. Московский жулик по кличке Савоська сделал запрос, и Корж ответил однозначно: Банзай – вор в законе.
Освободился Банзай после смерти Коржа и местные жулики приняли его в штыки, припомнив, что когда-то на зоне он ударил ножом вора. А это было не допустимо. И еще Банзая упрекали в высокомерии. Вспомнили, что лет двадцать назад он в черной «Волге» накатил на лодочную станцию, где собралось блатное толковище, открыл багажник и выгрузил ящик армянского коньяка. Все восприняли это как угощение и одобрительно заулыбались. Но когда Банзай откупорив бутылку, стал коньяком мыть ноги и вытирать белоснежным полотенцем, приговаривая – «чистота – залог здоровья», то урки его не поняли. Присутствующие восприняли этот жест как намек на неряшливый вид и посчитали личным оскорблением.
Окончив мытье ног, Банзай провозгласил:
- Для истинного арийца преступного мира есть только одно нецензурное выражение. Это слово «дай». У настоящего урки все должно быть свое.
Оратор выступал перед решительной аудиторией, и ему могло дорого обойтись его красноречие. Но Банзай, пользуясь затянувшейся паузой, захлопнул багажник и до упора нажал на педаль газа.
Левша присутствовал на этом сходняке и сразу узнал своего старого знакомца. Но обиды на него не держал: «На то и щука в озере, что б карась не дремал». Вдобавок он был полностью согласен с Банзаем. «Самое главное в жизни – это не зависимость».
Местные Блатные долго совещались, как поступить с Банзаем, а самое главное, что делать с армянским коньяком. Предложение бросить коньяк в речку, было благоразумно отклонено. Поразмыслив, решили признать Банзая отщепенцем и отношений с ним не поддерживать. А коньяк жиганы втихомолку растащили по домам. После этого случая Левша стал относится к Банзаю уважительно.
По роду своих занятий в старое время Левша тесно общался с законниками и не один раз ходил с ними на «дело», но так до конца и не принял их идеологию. Сейчас он часто задумывался над, казалось бы, парадоксальным, явлением. Воровская идея оказалась жизнеспособней коммунистической. Давно забыты те, кто делал революцию. Или вспоминают их без энтузиазма. А на могилах Коржа и основоположника воровского движения Бриллианта всегда лежат живые цветы.
Когда, много лет спустя, Левша встретил Джоконду, у нее отсутствовали два передних зуба, в улыбке не было ничего загадочного, и только мушка на щеке оставалась прежней. Растолстевшая Мона Лиза торговала пивом на Усовке, и клиенты постоянно жаловали на недолив.
«Лучше бы я ее так и не встретил», - подумал Зимродок, покидая пивной бар. К его глубокому огорчению, перемены коснулись не только Джоконды. Изменился город. На Холодной горе, в магазине у армян, где раньше захмелялись веселые щипачи, торгуют одеждой. На тюрьме, после единственного в ее истории удачного побега Никитина, наростили забор и достроили несколько корпусов. Магистраль опустела. В «Южной» гостиннице, где останавливались заезжие шулера с Кавказа, поселилась налоговая инспекция. А послевоенный «Интурист», впоследствии переименованный в гостиницу «Спартак», где в прошлое время ежевечерне заседали московские щипачи и каталы, заняла прозаическая «Спецвузавтоматика».
Андрей Металл пошел по стопам Бальзаковского героя Жака Коллена. Он схлестнулся с авантюристом-международником по кличке Глазго и, перенимая его опыт, вскоре оказался на тюрьме. Но не упал духом. Скорее всего главные события в его жизни еще впереди. Курочка Ряба втерлась в доверие к кассиру Павлину, заняла крупную сумму и скрылась в неизвестном направлении. Залютово застроилось многоэтажками, и на месте Архиареевой дачи высится общежитие. Из прежних героев остался только Пенс, у которого куда-то подевалась борцовская шея и голова растет прямо из плеч. Он сторожит сады и торгует яблоками на центральном рынке. Урок многолетней давности не пошел Пенсу впрок и он опять уселся играть с Левшой. Теперь они играли не в жиганское «двадцать одно», а в коммерческий «деберц». В процессе игры Левша сменил колоду и «причесывал» старого знакомца на «скрипку Паганини». Учитывая старые ошибки, он не выигрывал много за один раз. Все шло своим чередом, пока Левша не пришел в ночное кафе «Сибарит», где шла игра профессионального шулера по кличке «Обезьянка». Ненасытный «Обезьян» пожадничал и выиграл у местного «переворотчика» несусветную сумму. Тот стал «на дыбы», и их опять объявили персонами «нон грата.
