Татьяна Ревяко - Катастрофы сознания
В этот грозный час Брут показал чудеса храбрости и мастерство полководца; но переломить ход битвы было уже невозможно. Его воины сражались не так, как когда-то, особенно те, которые попали к нему из отряда Кассия. Многие сдавались в плен, но лучшие соратники Брута пали, сражаясь до конца. Некоторые из них пытались спасти Брута. Так, один из друзей, Луцилий, увидев, что всадники врага мчатся к Бруту, бросился наперерез, крича, что он Брут и что он сдается на милость Антония. Обрадованные воины с торжеством отвели мнимого Брута в шатер Антония. Сохраняя спокойствие, Луцилий сказал:
— Марка Брута никто не захватил в плен и, надеюсь, никогда не захватит. Я обманул твоих солдат и за это готов претерпеть любой наказание.
Присутствующие были одновременно и растеряны и поражены смелостью и хладнокровием Луцилия. К их удивлению Антоний сказал:
— Мы овладели добычей, которая лучше той, какую искали. Искали врага, а приобрели друга. Клянусь богами, не знаю, что бы я сделал с Брутом, попадись он мне. А такие люди, как этот Луцилий, пусть всегда будут друзьями Антония, а не врагами!
С этими словами он обнял Луцилия, который на всю жизнь оставался ему преданным.
Тем временем Брут бежал. Он переправился через реку, берега которой поросли густым лесом. Уже стемнело, когда он остановился в лощине у подножия высокой скалы. Брут долго сидел в глубоком раздумье. Потом он стал громко оплакивать друзей, которые пали защищая его в бою. Каждого он называл по имени, никого не пропуская. Всем спутникам он приказал позаботиться о спасении.
Наступила самая тихая и темная пора ночи. Брут наклонился к преданному ему рабу Клиту и что-то ему шепнул. Клит ничего не ответил и заплакал. Брут подозвал своего оруженосца Дардана и довольно долго говорил с ним с глазу на глаз. Дар дан угрюмо молчал. Тогда Брут обратился к своему другу Волумнию, напомнил об их долгой дружбе и сказал:
— Окажи мне теперь последнюю услугу: я возьму меч, а ты положи руку поверх моей, чтобы прибавить силы удару.
Волумний наотрез отказался. Тут кто-то заметил, что враг приближается и надо бежать. Брут встал.
— Да, надо бежать, — сказал он, — но я буду действовать не ногами, а руками.
Он был совершенно спокоен. С улыбкой простился со всеми по очереди, поблагодарил друзей за верность. Напоследок он снова призвал всех позаботиться о спасении жизни и отошел в сторону. Трое двинулись за ним следом, в том числе грек по имени Старатон, давний приятель Брута. Брут велел ему стать рядом с ним, упер рукоятку меча в землю и, придерживая меч обеими руками, бросился на него. Острие пронзило его насквозь. Так окончилась жизнь Марка Юния Брута.
Самосожжения старообрядцев
Если обратиться к истории старообрядчества, то мы увидим, что, начиная с 70-х гг. XVII столетия, старообрядчество истребило десятки тысяч своих приверженцев, в том числе и детей. И подавляющее большинство предало себя самосожжению.
Во второй половине 1721 — в начале 1722 г. центральные правительственные учреждения направили новые указы и распоряжения с требованием скорее завершить запись раскольников в двойной оклад. 24 февраля 1722 г. последовала инструкция «О свидетельстве душ мужского пола», данная генерал-майору П. Г. Чернышеву и определявшая порядок первой ревизии.
Одной из неожиданностей для петровских законодателей явилось упорное нежелание старообрядцев, особенно на севере и востоке страны, признать систему записи в двойной подушный оклад. Согласие уплачивать двойной оклад рассматривалось многими из них как подчинение силам антихриста и помощь им. Стойкое нежелание быть занесенными в списки «слуг сатаны» характерно было для радикальных направлений восточного старообрядчества в течение всего XVIII и XIX вв.
Непосредственное проведение переписи поручалось военным. В тарские скиты был послан отряд во главе с полковником А. И. Парфеньевым. Экспедиция полковника Парфеньева в глазах многих явилась новым подтверждением конца света и привела к трагическим последствиям: она возродила в Сибири отчаянную форму старообрядческого протеста прошлого XVII в. — массовые самосожжения.
В своих донесениях правительству митрополит Антоний подчеркивал, что самосожжения явились протестом против введения двойного оклада и что старообрядцы категорически отказываются как платить этот оклад, так и присоединяться к православной церкви.
Первая после 80-х гг. XVII в. вспышка массовых самосожжений в Сибири явилась ярким показателем напряженности положения. Жертвы этих самосожжений — беглые крестьяне или крестьяне, покинувшие свои деревни непосредственно для самосожжения. В октябре 1722 г. тобольские власти были обеспокоены первыми известиями о волнениях ишимских, ялуторовских, тюменских крестьян. В этом районе осенью 1722 — весной 1724 гг. произошли следующие самосожжения:
гарь в деревне Зырянской Тюменского дистрикта (незадолго до середины октября 1722 г.), гарь в деревне Коркиной на Ишиме Ялуторовского дистрикта; крупное самосожжение на реке Пышме, в котором по слухам, распространявшимся в середине октября 1722 г., в ялуторовских деревнях погибло около 400 тюменских и ялуторовских крестьян; самосожжение крестьян 25 декабря 1722 г. в деревне Ировской Абацкой слободы на Ишиме; 21 апреля 1723 г. жители 10 дворов деревни Камышевской на Исети в количестве 78 человек собрались в дом отставного солдата Максима Дернова для самосожжения, после уговоров властей 7 из них оставили свое намерение, а остальные сгорели в начале мая; между 12 и 28 марта 1724 г. в болотистых лесах за рекой Пышмой сгорело 145 человек, которые съехались сюда из различных тюменских и ишимских деревень; среди них было несколько жителей города Тюмени.
А. С. Пругавин, дореволюционный историк старообрядчества и сектантства, в одной из своих статей, напечатанных в 1885 г. в журнале «Русская мысль», попытался подсчитать число раскольников, обрекших себя на смерть в огне. Только до 1772 г. сожгли себя заживо не менее десяти тысяч человек. Надо отметить, что это число самосожженцев следует считать минимальным. Сообщая о групповых и семейных самосожжениях, архивные документы весьма часто прибавляют к той или иной цифре слова «и прочих с ними». Костры самосожженцев вспыхивали и после 1772 г. По сведениям, собранным тем же историком, например, в 1860 г. сожгло себя 18 старообрядцев.
Положение старообрядцев в России особенно изменилось к худшему после воцарения на престол Екатерины. В 1764 г. царские войска разгромили раскольничьи поселения на Ветке. В 1765 г. было предписано вместо откупных денег брать с раскольников рекрут натурой (не стали исключением даже те, кто находился в скитах). Указом 1767 г. для купцов, записанных в расколе, вводилось взимание двойного оклада с вносимых ими податей и прочих сборов с торгов и промыслов.
В 1768 г., в противовес указу Петра III, вновь запрещалось строить раскольничьи церкви и часовни. Обосновывая это решение, владыки православной церкви из Синода писали: «Правда, что в Российской империи инославным христианским религиям кирхи, публичные, так и магометанам свои мольбища иметь дозволяется; на раскольники не в пример, ибо от тех нашим православным никакого повреждения не происходит», — иное дело от популярных в народе раскольников.
При этом брался путь на единоверие: подчинение независимого от государства старообрядчества официальной церкви.
Указом 1764 г. освобождались от двойной подати те раскольники, «кои православной церкви не чуждаются и таинства церковные от православных священников приемлют», а креститься же они могут и двумя перстами.
Иерархи официальной церкви именовали раскол «гидрой». Уподобляясь Гераклу, палачи в мундирах не только рубили, но огнем жгли протестантов на кострах и в срубах. Вместе с этим нарастал и протест среди раскольников. В ответ на разгром Ветки в 1764 г. вновь запылали срубы самосожженцев.
В Олонецком уезде группа крестьян-раскольников вместе с какими-то пришлыми заперлась в избе. К дому подошли староста и десятские, стали спрашивать о неведомых людях. Вместо ответа один из них вышел на улицу с топором в руках, ударил десятского и отсек ему руку. Изумленная толпа не шевельнулась. Незнакомец спокойно возвратился в избу и захлопнул дверь. В окнах вспыхнуло пламя. 15 человек раскольников погибло на этот раз в огне.
В Новгородской губернии крестьяне деревни Любач были доведены до отчаяния. 35 человек собрались у крестьянина Ермолина и объявили, что сожгутся. Об их намерении сообщили властям. В деревню прибыл поручик Копылов с командой солдат, архиереем и попом. Объявили самосожженцам, что если они примут двойной оклад, то будут отпущены по домам без всякого наказания за сборище. Раскольники отвечали:
— Ваша вера неправая, а наша истинная, христианская; крест четвероконечный — прелестный (в смысле «прельщать» — авт.), почитаем осьмиконечный; да и в божественном писании у вас много неправостей, и если нас станут разорять, то мы не сдадимся и сделаем то, что господь прикажет. А ежели нас разорять не станут, то мы гореть не хотим. Пусть будет нам грамота за рукою государыни, чтоб быть нам по-прежнему, а в двойном окладе не быть, и в церковь нас принуждать не будут.
