Владимир Колычев - Мы – одна бригада
Он взял со стола четыре пятидесятирублевые купюры, которые Лика получила за юбку. И сказал, что деньги меченые. Так же он назвал государственную цену за проданный товар. По всему выходило, что Лика могла быть привлечена к уголовной ответственности за спекуляцию. Опер кивнул и на изъятые доллары.
– Фарца – это ладно, – хищно усмехнулся он. – А валюта, чтоб вы знали, это вообще расстрельная статья. Так что вам не позавидуешь, гражданка Емельянова. Извините, но я вынужден взять вас под стражу.
– За что? – вмешался Валентин.
– Я уже объяснил за что, – пронзительно посмотрел на него мент.
– Но Лика ни в чем не виновата. Это я купил юбку в магазине. Это я собирался получить выгоду от продажи. А Лика всего лишь деньги взяла, не более того.
– А доллары?
– Доллары мои. Их не Лика, их я нашел.
– И где же вы их нашли, если не секрет?
– Да по Красной площади шел, гляжу, лежат. Видно, кто-то из иностранцев обронил.
– Надо было их в милицию отнести. Что ж вы не отнесли. Решили присвоить?
– Каюсь, бес попутал. Это я сейчас понимаю, что эти доллары мне не нужны. На них ничего не купишь, а на рубли поменять негде. К менялам я из принципа идти не могу. Потому что эта сделка будет незаконной...
– Да что вы такое говорите! – развеселился опер. – Думаю, следователю будет интересно вас послушать...
Лику не тронули. А Валентина взяли под стражу.
Глава четвертаяИгнат. Лева. Вилли
1
После ареста Игната отправили в КПЗ. На следующий день вызвали на допрос к следователю. Без долгих предисловий ему предъявили обвинение в краже государственного имущества в особо крупных размерах. И вежливо предложили сдать подельников. Игнат так же вежливо отказался.
Он прекрасно понимал, что ему светит срок, что впереди тюрьма, зона. На сладкую жизнь он не надеялся. Но и изгоем в обществе арестантов быть не собирался.
Впрочем, Равиля и Гешу тоже повязали. А предлагая выдать их, следователь просто проверял его на лояльность. Игнат же уперся рогом, чем заработал для себя штрафные очки.
И его родные учителя также подгадили ему – выставили его в глазах следователя как отъявленного негодяя.
Игната определили в камеру для малолеток. Он с ходу попал в самый эпицентр беспредела. К счастью, Равиль частенько рассказывал ему о тюремной жизни. Поэтому он знал, как себя вести, и с достоинством вышел из всех испытаний, которым подвергались новички. Правда, ему дважды пришлось закреплять свое право на достойное место. Одному придурку пришлось сломать нос, второму пересчитать зубы.
На скамью подсудимых он сел со всеми своими подельниками. Общественный защитник представил его как жертву обстоятельств. Оказывается, Игнат встал на скользкий путь по своему недомыслию. Поскольку он был несовершеннолетним и впервые совершил преступление, суд должен был вынести ему условное наказание. Но, видно, в тюрьмах и зонах не хватало народу. Игнату отмерили четыре года лишения свободы.
Из зала суда его снова отправили в следственный изолятор, но уже в другую часть здания, где содержались осужденные арестанты.
Игнат уже знал, что вместе с Равилем работал на законного вора Завара. Сам законник стоял далеко в стороне, когда они курочили вагон. И на скамью подсудимых он тоже не сел. Его замели позже, по другому делу, отправили на крытый. В тюрьме Завар быстро прибрал к своим рукам всю воровскую власть. Игнат к тому времени крепко стоял на ногах, малолетние арестанты его уважали.
Он был осужден за кражу, сам Завар выделил его из толпы, назначил смотрящим. Но по воровской стезе Игнату идти не очень-то хотелось. Воровать, скитаться всю жизнь по тюрьмам, что здесь хорошего. Нет, не прельщала его воровская романтика. Но сейчас у него просто не было другого пути.
В тюрьме он находился до тех пор, пока ему не исполнилось восемнадцать. И только после этого отправили на этап. «Столыпинские» вагоны, «пятьсот-веселые» поезда, пересыльные тюрьмы.
Транзитные «хаты» самые беспредельные. Здесь нет смотрящих, здесь прав тот, кто сильней. Разборки с личными врагами, со стукачами и фуфлыжниками – дело обыденное. Стукачом Игнат не был, дорогу никому не загораживал, чмошником не был. Но на нем были модные джинсы и не совсем изношенные фирменные кроссовки. И в каждой пересыльной тюрьме он неизменно находил желающих поживиться за его счет.
Конечно, он мог обменять свою «вольную» «кишкатуру» на какую-нибудь стремную робу. Все равно на зоне придется со всем этим расстаться, чтобы примерить на себе казенный «клифт». Но сам по себе невыгодный обмен – это уже стремно. А стремным чуваком Игнат становиться не желал. И как мог отваживал от себя наглых хитрованов.
Как правило, стычки не заканчивались мордобоем. Но на последней пересылке Игнату пришлось иметь дело с двумя взрослыми «бакланами». Эти деятели держали его за молокососа и вели себя чересчур борзо. Пришлось пустить в ход кулаки. Только так он смог объяснить этим идиотам, что молодость – это не порок. Одному козлу он свихнул челюсть, вторым протер в камере пол.
А через три дня вместе с другими осужденными его погрузили в автозак. Это был последний и самый короткий переход в «мир иной».
«Блондинка» за полчаса домчала его до ворот лагерного «шлюза». Этап встречал «почетный караул» из прапорщиков и солдат. Вместо салюта лай овчарок.
Зэков протолкнули через лагерный шлюз, затолкали в карантинный дворик, сбили в кучу. Появился офицер в майорских погонах, толкнул речь о нормах высокой морали, которые царят в лагере. Пообещал кары небесные на «отрицал» всех мастей. И напоследок призвал всех добросовестно вступить в общество вставших на путь исправления.
В карантине Игнат провел всего одну ночь. На следующий день был организован так называемый смотр-конкурс. Зэков по одному заводили в комнату, где их принимала важная комиссия из трех человек во главе с начальником колонии полковником Севрюгиным.
Игната определили во второй отряд. После бани выдали казенные трусы, майку, заставили переодеться в зэковскую робу. Ноги утонули в кирзовых «прохорях», голову оседлала кепка под названием «пидорка».
Еще ему выдали матрас, постельное белье, кружку, ложку. И вместе с двумя парнями его же «призыва» повели в общежитие.
Оба парня были примерно его возраста. И оба производили впечатление. Один высокий, крепко сбитый. Второй ростом пониже, плечи без особого размаха. Но в нем чувствовалась сила. И взгляд жесткий, волевой.
Игнату интересно было знать, что представляют из себя эти парни. Как-никак им придется жить под одной крышей целых два года. К тому же, судя по всему, ребята они не гнилые. Но первым на контакт он идти не стал. Еще подумают, что подлизывается.
– А я тебя знаю, – обращаясь к нему, первым заговорил высокий. – Ты Бурлак. Говорят, ты на пересылке двух козлов отмудохал.
– Люди просто так говорить не будут, – сощурился он.
– А меня Левой зовут. На тюрьме Купавой пытались обозвать. Да как-то не приклеилось. Так и зовут Лева...
– А ко мне погоняло приклеилось, – глядя куда-то вдаль, с достоинством сказал второй парень. – Был Валентином, стал Вилли. Но это еще до тюрьмы было...
– За что сюда загремел? – спросил Лева.
– За фарцу. Только не называйте меня барыгой.
– А меня не называйте хирургом. Я, между прочим, пострадал за хирургическую операцию. Кстати, невинно пострадал...
– Кого ж ты прооперировал? – усмехнулся Игнат.
– Да козла одного проучил. Яйца ему в тиски зажал...
– За что?
– Да было за что, – грустно вздохнул Лева.
Допытываться Игнат не стал. Во-первых, в неволе в душу лезть не принято. А во-вторых, каждый человек имеет право на тайну.
Общежитие первого отряда занимало целых два этажа относительно нового здания из белого силикатного кирпича. Строго по периметру тянулась ухоженная клумба, курилка под шиферной крышей, крашенные скамейки.
И внутри общаги все цивильно. Свежевыкрашенные стены, полы, возле тумбочки дневальный, умывальник, сортир. В спальном помещении двумя длинными рядами стояли аккуратно заправленные шконки в два яруса. Достаточно просторно, чисто. И никаких мерзких запахов. После переполненных и вонючих камер сизо, невыносимых мук в тесных «столыпинах» и грязных транзитных «хат», этот зоновский барак мог показаться раем. Но все же это был ад. Хотя бы потому, что здесь кишмя кишели демоны всех мастей.
Время было рабочее. Но спальное помещение не пустовало. В дальнем углу сидели и резались в карты четыре зэка. С появлением новичков они спрятали «стиры». Но как только убедились, что их сопровождает не офицер, а обычный завхоз-красноповязочник, тут же возобновили игру.
У завхоза не хватило духу их остановить. Он сделал вид, что ничего не замечает. Показал новичкам на три свободные койки. Сказал, что поверх одеял лежать не разрешается. И свалил.