Владимир Колычев - Дважды коронован
– От кого?
– Я бы сказал, от нас, но не скажу. Мы только собирались. А Спартак опередил.
– Спартак?!
– Да, его люди Гену отработали. Чисто сделали. Только спалились: в Репчино вернулись и на ментов нарвались. Спартак поселок строит, так они там спрятались. Менты их вчера всю ночь в поселке искали. Не нашли. Говорят, они машину закопать успели, пока менты чухались.
– Машину? Какую машину?
– Ну, я не знаю, на какой машине они были. На которой были, ту и закопали...
– Зачем?
– Как зачем? Чтобы менты не нашли! Они весь поселок перерыли и ничего не нашли! Ни машину, ни киллеров...
– Значит, Спартак его сделал...
Радость медленно заполняла каждую клеточку души. Все-таки отомстил Спартак за него. Ценит старого вора, уважает...
– Ну, он же твой крестник...
– Крестник? Э-э, не совсем, – покачал головой Ростом. – Крестником он станет, если я его короную...
– А надо? – нахмурился Тархан.
Как и всякому грузинскому вору, ему не нравилось, что их ряды растут как на дрожжах. Всем это не нравилось. Но число законников стремительно увеличивалось, и «рождаемость» значительно превышала смертность...
– Надо.
Коронуя Спартака, Ростом убивал двух зайцев. Во-первых, сохранял с ним деловую связь. После зоны он мог снова взять репчинский рынок под свой контроль. А если Спартак сам станет законником, ему вовсе не нужен будет воровской покровитель. Только своему крестному отцу Спартак не посмеет отказать, и Ростом снова возьмет рынок под свою опеку. А во-вторых, Спартак будет отправлять «грев» на зону лично для Ростома. И людьми ему всегда поможет, если вдруг возникнет такая необходимость. Ведь все тюремные хвосты имеют корни на воле. Тот же кум борзеть не станет, если над его семьей повиснет вдруг смертельная опасность. А Спартак сможет ее навесить...
– Зачем?
– А чтобы в общак больше платить. Если он станет вором, то и отстегивать как вор будет, по полной. А это не два лимона, а раз в пять больше.
– Да, десять лимонов на дороге не валяются, – задумался Тархан.
– К тому же он Гену Витязя завалил, воровскую волю исполнил. Мою волю... Я говорил с ним, обещал воровскую корону, если он все по уму сделает. Он сделал. Теперь я его должник.
– Спартак – славянин, – неуверенно заметил Тархан.
– Неважно.
– А кто короновать будет?
– Я, ты, и еще думаю Омана взять. Оман вор, в общем-то, уважаемый.
– А он согласен?
– Пока за тебя разговор. Мне твое согласие нужно.
– Лихо ты, Ростом, запрягаешь! – улыбнулся Тархан. – Я даже хвостом не успел махнуть, а ты меня уже за гриву взял... Мне подумать надо.
– Думай, думай. И еще подумай, кто задницу твою прикроет, если вдруг что... Я же знаю, что Придони заменжевался, когда Джума убили, – жестко произнес Ростом. – Не спросил ответ с Витязя, хотя мог... И за меня не подписался... И за тебя не подпишется, если вдруг что... Стареет Придони, нет у него уже той хватки, что раньше.
– Ты против него что-то имеешь? – удивленно повел бровью Тархан.
– А ты?
– Зачем же так, вопросом на вопрос?
– Затем, что вопрос очень серьезный. Мне с Придони делить нечего. Он пусть на воле остается, а мне домой надо, мать родная ждет. Он здесь, я там... Просто ты должен знать, что Придони за тебя не подпишется, если вдруг что.
– Это ты зря, Ростом. Я тебе больше скажу, Придони думает, что Джума не Витязь замочил. Тут что-то другое... У Джума рамсы в зоне были, он с русским вором жестко сцепился. Там его не тронули, потому что нельзя. А здесь достали. И еще «Белая стрела», говорят, работает. И наших мочат, и славян... Не все так просто, Ростом. Не все так просто. Тяжелое нынче время, нельзя нам друг с другом собачиться... Значит, на нары собрался?
– Да вот думаю, давно не был, пора уже...
– Дело нужное, не вопрос. В зонах сейчас беспредел, бардак. Сильная рука необходима. Так ты хочешь, чтобы Спартак сам за рынком смотрел?
– Сам пусть смотрит, – кивнул Ростом. – А ты присматривать за ним будешь. На правах крестного...
– Человек он серьезный, – задумался Тархан. Почуял выгоду, и тон изменился, и глаза заблестели. – Нам такие люди нужны...
– Так и я о том же, – усмехнулся Ростом.
– Я не знаю, Витязь Джума замочил или еще кто, но Спартак правильно сделал. Ты же просил его, да?
– Просил.
– Значит, наш он человек, воровской... Да, надо бы вопрос решить. Думаю, Оман согласится.
– А ты?
– Я согласен. Скажу за Спартака слово...
Ростом облегченно вздохнул. Неважно, какая выгода двигала Тарханом, главное, что не отказал в просьбе. Это плюс для Ростома. А каждый плюс – ступенька по лестнице на гору, с которой виден весь мир.
Глава 10
Ворота деревянные, высокие, с арочной дугой. Доски пригнаны неплотно – щели есть, и через них видно пыльное полотно деревенской дороги, деревья, избы за ней. Особенно в глаза бросался кирпичный дом, высокий, с красной крышей; наверняка за этими стенами прячется жирный кошелек...
И хотя ворота легкие, петли хорошо смазаны, Фурману пришлось сделать усилие, чтобы закрыть их. Устал он очень, забегался, испереживался. Стрельба, суета, буераки, реки... Жесть, одним словом.
Пока он с Мотком решал вопросы с Геной, Горемыка и Косой нажрались в хлам. Из квартиры уходить не хотели, пришлось пинками их выгонять. Еле в машину затащили...
Не уверен был Фурман, что менты смогут выйти на них, узнать адрес, но все-таки решил свалить из Репчина, от греха подальше. Хорошо, стемнело уже, когда они подъехали к дому, не видно, что стекла в машине разбиты. В гараж заглянули, оружие оттуда забрали и саквояж с кассой, в багажник все упаковали.
Хорошо, была у них газета частных объявлений. Моток позвонил гражданину, сдающему на лето домик в деревне, договорился с ним о встрече. Все произошло как нельзя лучше. И мужик никак не отреагировал на Мотка, не признал в нем беглого преступника, и дом свой сдал без лишних разговоров. Правда, плату за три месяца вперед попросил, зато паспорт не стал требовать и договор составлять.
А дом Мотку понравился. И Фурману кажется, что здесь совсем неплохо. Бревенчатая изба, обшитая доской. Стены выкрашены в коричневый цвет, окна белые. Маленький уютный двор, яблони, сливы, трава мягкая, душистая. И машину есть где поставить. Она сейчас в лесу, неподалеку. Ночью надо будет сходить за ней и спрятать в сарае, который здесь почему-то назывался гаражом. А еще лучше сжечь, чтобы самим не спалиться.
Моток, Косой и Горемыка уже в доме, но Фурман не спешил идти за ними. Тихо в деревне, мирно, никакой суеты. И во дворе спокойно, а там придется шум поднимать. Как иначе? Горемыку наказать надо за то, что пьянку развел...
Фурман «назначил» Горемыку виновным и сам же покарает его. Чтобы другим неповадно было. Но что-то не хочется сейчас поднимать волну. Усталость давит, в сон клонит. Завалиться бы спать дня на три... Но нельзя Горемыке давать спуску, иначе авторитет упадет ниже плинтуса. Тогда Моток сумеет подняться, подмять под себя бригаду...
Хотя какая тут, к черту, бригада? От Горемыки и Косого толку никакого, Моток в центровые метит. И Риты нет... Может, ну его все на фиг? Забрать деньги, дать деру, и все дела...
А вдруг Моток без него попадет в переплет, менты прижмут его, начнут выбивать показания? Пока что Фурману ничего не угрожает. Никто же не знает, что он в Гену стрелял, нет свидетелей, видевших его в лицо, а без них вину не пришьешь. Но если Моток его сдаст...
От Мотка можно избавиться. От Горемыки с Косым – тоже. Но это слишком... Да и время нужно, чтобы созреть для такого дела... А если Моток созреет раньше? Если он первый завалит Фурмана?.. Нельзя, чтобы в бригаде шалтай-болтай начался. Значит, Горемыку нужно наказать.
Мебель в доме старая – диван, буфет, круглый стол, телевизор черно-белый под ажурной салфеткой. К горнице примыкали две комнатушки, в одной стояла мягкая кушетка, в другой – железная кровать. Но на кушетке уже валялась куртка Горемыки.
– Я не понял, это что такое? – Фурман взял куртку и швырнул ее в Горемыку.
– А что такое? – с вызовом спросил тот.
– Я по хате смотрящий, и я здесь решаю, кто на какой шконке спит, – не повышая голоса, проговорил Фурман.
– Ты решаешь, – поддержал его Моток.
– Будешь на железной койке спать, – повернулся к нему Фурман.
– А я где? – возмутился Горемыка.
– В сенях. На пару с Косым. А мы вам комбикорму купим, с водкой смешаем, кормить вас будем. Свиньям – свинячья еда.
– Это кто свиньи? – вскинулся Горемыка.
– Да, кто свиньи? – потянулся за ним и Косой.
– А кто у нас бухает как свиньи?
– Кто бухает? Нормально все у нас! Если что-то не нравится... – Горемыка замолчал, споткнувшись о суровый взгляд Фурмана.
– Не нравится. Ты мне совсем не нравишься. И что?
– Расходиться давай, – буркнул Горемыка.
– Вали. Никто тебя держать не будет.
– А деньги?
– Какие деньги?
– Сам знаешь, какие, – взглядом показал на саквояж Горемыка.
– Думаешь, я тебе деньги отдам?
