Андрей Троицкий - Бумер-2: Клетка для кота
– Говорили, убийца жив остался, да?
– Жив, – ответил Чугур и поправил себя. – Пока жив.
– А кто он?
– Как это: кто? Обычный зэк. Наркоман и отморозок. За дозу дури родной матери глотку перережет.
Пыжа хотели везти в районную больницу, но кум приказал поместить его в лазарет. А то, чего доброго, Паша Бурмистров, не помня себя, скажет то, о чем нужно молчать даже на страшном суде. Опытный врач, приехавший из района, настаивал на своем, убеждал Чугура, что без операции и переливания крови пострадавший не выживет. Но кум заявил, что в районе нет тюремной больницы, а помещать Пыжа в обычную палату никак нельзя. Это особо опасный рецидивист, сколько душ он загубил, сам не помнит. Да и кум не возьмет на себя такой ответственности, он в ответе за каждого зэка.
Врач пообещал завтра направить на зону хорошего хирурга. Только это напрасные хлопоты. Эту ночь Пыж не переживет, к утру приберется. Тут, как говорится, и к бабке не ходи, потому что слишком большая потеря крови. На всякий случай кум отдал приказ лепиле облегчить страдания Бурмистрова, если тот все же доживет до побудки.
– Борхес хороший, – громко и внятно сказал попугай. Он картавил, и голос у него был неприятный, с железной ноткой. Будто говорила не птица, а вокзальный репродуктор. – Хороший... Хороший... Борхес... Хороший...
– Заткнись, – сказал кум, злобно глядя на птицу.
– Умри, мусор, – ответил Борхес. – Умри... Мусор... Умри...
– Заткнись, – повторил кум.
– Позор мусорам, – прокричал попугай. – Гони рубли. Статья сто пять, прим...
– Вот же тварь какая, – покачал головой кум. – Все тюремные университеты прошел.
Борхес взмахнул крыльями, крепче вцепился в жердочку и замолчал. Ирина, сколько ни уговаривал ее Чугур, не соглашалась отдать птицу в чужие руки. Сейчас кум прикидывал, не подсыпать ли строптивой птице зерна с крысиным ядом.
Когда хозяйка убрала со стола и протерла клеенку тряпочкой, Кум выложил из портфеля планшет с журналом "Недвижимость за рубежом" и личное дело Кота, которое забрал из сейфа оперчасти. Подшитые бумажки он уже изучил, но надо бы еще раз взглянуть на них. Чугур должен досконально знать, что за личность он выпускает на волю. И каких фокусов можно ожидать от Кота, когда тот выйдет на свободу. Чугур положил дело на край стола – он посмотрит его позже, раскрыл журнал на нужной странице и позвал Ирину, которая ушла в спальню стелить постель.
Наверное, сейчас не лучший момент, чтобы заводить серьезный разговор, но когда-то он должен состояться. В ближайшее время, как только Чугур утрясет все дела, он напишет рапорт об отставке. Это решено. Куму быстро подберут замену, и все – свободен. Тогда начнется настоящая жизнь, а не то убогое существование, которое он влачит до сих пор. Останутся в прошлом и скроются в тумане жена Антонина с ее свиньями, сын, великовозрастный оболтус. Дочь Лера, которая не сумела удачно выскочить замуж, а теперь подала на развод.
Дочь сидит в бухгалтерии какого-то строительного треста и все ждет прекрасного принца, будто принцы по ней очень соскучились, но пока не узнали дорогу в эту чертову шарашку. Хорошо хоть у отца денег не просит.
* * *Ирина Степановна в шелковом халатике встала у стола и сказала, что пора бы ложиться, ей завтра ехать на базу в район, вставать ни свет ни заря. Потом неожиданно потянулась к папке с личным делом Кота, раскрыла ее. Посмотрела на фотографии и прочитала имя и фамилию заключенного.
– Огородников Константин Андреевич, – и сделала неожиданное и обидное для кума заключение. – А он ничего, Огородников этот. Мужик хоть куда.
– Хоть куда, – передразнил Чугур и закрыл папку. – Обыкновенная уголовная рожа. Патологический тип. Мокрушник и быдло.
– Я уж не знаю, мокрушник он или кто. Только внешне симпатичный. Приятный молодой человек.
– Он двух ментов замочил.
– Моя бы воля, я их всех замочила.
Чугур подумал, что смерть мента вряд ли вызовет сострадание в душе Ирины. Ее муж Леонид, бывший милиционер, издевался над женщиной, как хотел, бил ее смертным боем, а когда совсем слетел с катушек да еще с позором был изгнан из органов, уехал на шабашку и сгинул неизвестно где. Месяца три назад прислал Ирине покаянное письмо, умолял простить его, дескать, готов начать новую жизнь, капли в рот не возьму... Он писал, что приедет, но след его снова потерялся, и где теперь блуждает Леонид, никто не знает. "Когда этот гад ступит на порог, я его из ружья кончу", – пообещал тогда кум и порвал письмо.
– Если бы ты встретилась с Костей Огородниковым в темном переулке, он тебя для начала пером пощекотал, – выпалил кум. – А потом отодрал во все дырки.
– А чего... Я не против, – Ирина засмеялась, будто сказала что-то остроумное.
– Ладно, хватит, – Чугур, начиная всерьез сердиться, стукнул кулаком по столу. – Сядь, не маячь перед глазами.
Ирина зевнула, давая понять, что пустые разговоры сейчас ее мало интересуют, и пристроилась рядом с кумом.
– Мне вот тут журнальчик попался, – начал тот, когда любовница присела к столу. – Оказывается, цены на такие хоромы за границей почти такие же, как на квартиры в Москве. Ты вот взгляни.
Он повернул журнал цветной фотографией желтенького особняка к Ирине и пояснил, что на задах дома имеется бассейн, а до моря доплюнуть можно. Есть в доме несколько спален, бильярдная, даже винный погреб.
– Вот сколько он стоит, – кум ногтем провел черточку под обозначенной ценой дома. – По-божески.
– А это что написано? – Ирина показала на циферку, нарисованную Димоном Ошпаренным.
– Это я так, ну, для себя черкнул. Уж не помню. К делу не относится.
Закончив лирическое вступление, Чугур помрачнел и веско заявил, что последнее время стал чувствовать тяжесть прожитых лет. Надо оставаться честным с самим собой: старость уже не за горами. Эта жизнь возле зоны давно опостылела ему до колик в печени, до зубной боли, пора уйти со службы. И вместе с Ириной переехать в теплые края, хоть на тот же Кипр. За свою жизнь Чугур сделал немало добрых дел, помогал бедолагам, оказавшимся на зоне по вине злого случая, облегчал жизнь доходяг, которых с воли никто не греет. Всего и не перечесть.
Помощь эта бескорыстная, за спасибо. Получить за свое добро хоть копейку Чугур и не помышлял, потому что все люди – свиньи, хуже свиней. Но нашлись среди этого быдла создания, которые помнят добро. Коротко говоря, в ближайшие дни на книжку Ирины Степановны бывший подопечный Чугура, а ныне успешный бизнесмен, потерявший счет своим миллионам, переведет весьма значительную сумму. Обналичив эти деньги, можно будет сняться с якоря и отчалить на Кипр, поселиться в этом самом особняке. Машину купить и все, что полагается небедному человеку.
– Вот такие дела, Ирочка, – Чугур расстегнул пуговицы форменной рубахи и подумал, что соврал не слишком убедительно. Надо это делать тонко и гладко, как романы пишут: с прологом и эпилогом. Да, травить байки он не мастак, но ведь его слова не проверишь. – Выпала и нам счастливая карта. Теперь, как в казино, пора менять фишки на наличные.
Пораженная новостью в самое сердце, Ирина Степановна, прижав ладони к румяным щекам, минуту молча переваривала известие, наблюдая, как Сергей Петрович закуривает сигарету и пускает дым. В сказку о бывшем зэке, а ныне добром бизнесмене, который по доброте душевной кидает на чужую книжку бешеные деньги, она не поверила. Только подумала, что между убийством, случившимся сегодня на зоне, и деньгами, которые свалятся ее банковский счет, возможно, есть некая связь. Только какая, разве угадаешь? Ирина изобразила на лице счастливую улыбку.
Конечно, она готова подыграть своему любовнику, готова поверить в то, что белое – это черное, лишь бы навсегда уехать из этих краев, поселиться в теплой стране, в особняке у моря и хоть немного пожить по-человечески.
– Надо твой дом продавать, – сказал Чугур. Он был доволен эффектом, которое произвело его сообщение. – Покупателя быстро найду. Хоть тот же Слава Мамаев. Деньги у него водятся. Человек два года как с зоны вышел, а все трется по чужим углам.
– Резак что ли? – удивилась Ирина. Ей было неприятно, что в этих стенах поселится убийца и насильник. – Тоже мне, покупатель... Сволочь последняя.
– Какая разница, кто купит? Лишь бы деньги получить. Ох, даже не верится. Поедем на Кипр. Увидим море... На Кипр...
Слова звучали, как музыка. Кум мечтательно закатал глаза, похлопал себя по груди и сладко зевнул. Главное сказано. Все остальные мелкие вопросы они утрясут по ходу дела.
– На Кипр, – повторил за кумом бывший зэк, а ныне поселенец Борхес. – На Кипр... Море... Мусор... Падла, умри...
– Это ты его этим словам научила, – Чугур готов был разорвать попугая на куски, но ему не хотелось ссориться с Иркой: Борхес был ее любимцем. – Как ни придешь, только и слышно: умри, мусор, умри. Все настроение изгадит.
– Еб твою мать коромыслом, – сказал попугай, словно издеваясь гостем.
