Виктория Платова - Смерть на кончике хвоста
— Вот так всегда. Когда блудный сын возвращается домой, последними, кто его узнает, оказываются любящие родственники.
— Наташка?! Ты, что ли?
— Шесть часов! — Наталья кивнула подбородком на часы, висящие на стене. — Теряем время.
— Наташка? — Нинон все еще не могла прийти в себя от удивления.
— Ну да. Что, сильно изменилась?
— Нет… Но… С какого архара ты сняла эту шкуру?.. И вообще… Что происходит?
— Кое-какие перемены.
— Это что? — Нинон, кряхтя, поднялась с кресла, приблизилась к Наталье и со всех сторон обнюхала дубленку. — Таких вещей в твоем репертуаре не было никогда. Плата за ночь любви? Кто он?
— В некотором роде. Плата за ночь. Я все должна рассказать тебе. Ты обещала приличное кафе, если память мне не изменяет.
Спустя двадцать минут они уже сидели в любимой забегаловке Нинон. «Тридцать три лося» славились домашней выпечкой, ненавязчивыми джазовыми композициями и засильем коллег-журналистов. Нинон заказала скромный вечерний десерт и приготовилась слушать. Рассказа Натальи о ночи, проведенной в квартире Дарьи Литвиновой, хватило ровно на четыре эклера. Нинон деловито вытерла губы и откинулась на спинку кресла.
— По-моему, ты офигела, — задумчиво сказала она. — Заметь, крепких выражений я не употребляю. Это не в правилах нашего журнала.
— Я знаю. Ты думаешь, я идиотка?
— Ты авантюристка. Как оказалось. Вломилась в чужой дом, втиснулась в чужие вещи, да еще и выкрасила волосы чужой краской. Ты будешь гореть в аду.
— Ты думаешь?
— Или сидеть в каталажке…
— Послушай, Нинон, — Наталья поставила локти на стол. — Ничего криминального я не совершила. Я же не виновата, что собака прибилась ко мне. И потом, ты сама посоветовала отвезти ее по адресу.
— Что-то не припоминаю, чтобы я советовала тебе вторгаться на чужую территорию. Неприкосновенность жилища у нас пока гарантируется законом.
— А как бы ты поступила на моем месте?
— Во всяком случае, не стала бы влезать в чужой почтовый ящик. И вскрывать письмо, которое адресовано совсем не тебе.
— Разве? Какая же ты после этого журналистка?
— Сдаюсь… Но…
— Ты же отказалась приютить собаку. А у меня на Петроградке тоже ситуация аховая. Что было делать?
— Сдать собаку в приют, а ключ положить туда, где он лежал.
— Он лежал в совершенно беззащитном почтовом ящике, который открывается шпилькой. Его могли достать непорядочные люди.
— А порядочная девушка не нашла ничего лучше, как применить эту самую шпильку. И влезть в чужую квартиру.
— Это не чужая квартира. Это квартира Тумы.
— Это еще кто такая? — удивилась Нинон.
— Собака. Собаку зовут Тума… Разве я тебе не говорила?
— Но зачем ты взяла чужие вещи? Наталья перегнулась через стол и вцепилась в рукав Нинон.
— Невозможно было удержаться… Ты понимаешь? Там такие шмотки… Просто кровь в жилах стынет…
— А если хозяйка вернется?
— Хозяйка укатила в Ниццу.
— Ты и это успела выяснить? А если она вернется сегодня вечером? Если уже вернулась?
— Объясняю еще раз. В холодильнике стояло молоко. А на молоке стояла дата. Третье февраля. Третье. А сегодня девятое.
— Ты, я смотрю, не только авантюристка, но и частный детектив. Причем не очень хороший. А может, она отправилась в эту свою Ниццу на шесть дней, откуда ты знаешь?
— Нинон! — Наталья достала сигареты и закурила. — Я занимаюсь туристическим бизнесом уже четыре года. Шесть дней — не срок для тура. Есть неделя, есть две, есть десять дней.
— Плебейка! — Нинон саркастически затрясла пудовой грудью. — Возвращайся в свой Днепропетровск. Не думаю, что такая обеспеченная дамочка, как эта твоя Дарья Литвинова, будет бегать с группой от одной достопримечательности к другой. Может, она вообще в Монте-Карло отправилась, капиталы спускать. Или решила оттянуться с возлюбленным среди орхидей. Таким женщинам туры не нужны, они их унижают. Ясно выражаюсь?
— Куда уж яснее. — Наталья нахмурилась. Проницательная Нинон только озвучила ее мысли, не больше.
— И потом этот ее кекс… Как, ты говоришь, его зовут?
— Денис.
— Ага. Этот Денис — типичная акцентуированная личность с ярко выраженными фобиями. Сегодня он кладет ключ в ящик, а завтра… Завтра он припрется и начнет высаживать двери. Хотела бы я на тебя посмотреть в этот момент.
— Он уехал в Москву. И будет десятого. То есть только завтра.
— Его письмо у тебя?
Наталья достала из портфеля письмо и протянула его Нинон. И пока раскрасневшаяся от эклеров Нинон изучала неровные и отчаянные строчки, Наталья молча любовалась подругой. Подглядывание в замочную скважину и участие в чужих судьбах делает Нинон чертовски привлекательной. Этакая стокилограммовая праматерь человечества, всевидящее око и перст судьбы по совместительству.
— Ну все понятно, — Нинон оторвалась от увлекательного чтива и взглянула на Наталью. — Что и требовалось доказать. Никуда он не уйдет от этой твоей Дарьи. Влюблен по уши и шантажирует.
— Откуда ты знаешь?
— А чего тут знать? Проклинает, швыряет в морду обвинения, а потом приписывает: если передумаешь — позвони. А в подтексте есть еще и продолжение: если не передумаешь — позвоню сам. В дверной звонок. Так что жди визита. А лучше — забудь ты про эту квартиру.
— А собака?
— При чем здесь собака? Дело ведь не в собаке, правда? Тебя достала коммуналка, хочешь вырваться хоть на день, пожить другой жизнью. Правда?
Не в бровь, а в глаз.
— Правда, — вздохнула Наталья.
— Это опасно. Поверь мне.
— Нинон! Что за философские беседы? Ты же ведешь совсем другую рубрику.
— Сегодня ты осела в ее квартире, а завтра захочешь стать ею самой. Что будешь делать, когда она вернется, эта твоя Дарья?
— Тоже вернусь. В свою жизнь.
— Давай, что ли, коньяку хряпнем. — Нинон сложила письмо и протянула его Наталье. — Не нравится мне вся эта ситуация.
— Почему?
— Журналистское чутье. Из своего круга вырваться невозможно. — Нинон поднялась, проплыла в сторону стойки и вернулась с двумя бокалами коньяка.
Они молча выпили.
— У меня нет своего круга, ты же знаешь, — вздохнула Наталья. — Дом — работа, работа — дом.
— Это не имеет значения. Я тебя двое суток не видела, а какие кардинальные изменения! Волосы перекрасила. Сигареты дорогие куришь.
— Я не могу…
— Не можешь не соответствовать чужим вещичкам. Понятно. Не дури, Наташка. Это — не твоя жизнь.
Приступ ярости подступил так внезапно, что Наталья едва удержалась, чтобы не плеснуть в Нинон остатками коньяка. Нинон права. Права во всем. Будь проклята чертова доберманиха, будь проклят чертов Денис, будь проклят чертов ключ и Дарья Литвинова заодно. Они как будто созданы, чтобы показать ей, Наталье, ее собственную несостоятельность. И будь проклята Нинон, которая подводит под все это теоретическую базу. И она вдруг сказала — только потому, чтобы хоть что-то сказать:
— По-моему, ты завидуешь.
— Я?! — Нинон от неожиданности поперхнулась коньяком. — Интересно, чему я могу завидовать?
— Тому, что это произошло со мной, а не с тобой.
— Дура!
— Поправляю. Харыпка, — закусила удила Наталья. Лучше бы она не вспоминала об этом Джавином словечке.
— Вот-вот. Только твоего узбекского хмыря и не хватало! Найди его и посели в чужом доме. Ему понравится.
— Ну все. Спасибо за коньяк.
Наталья резко поднялась из-за стола: лучшая подруга называется. А она еще хотела у Нинон денег перехватить… Пошла к черту!
Выскочив из «Лосей» и глотнув холодного, чуть подрагивающего воздуха, Наталья сразу же протрезвела. Невозможно. Невозможно, чтобы за сутки так испортился характер. Наговорила несчастной Нинон кучу гадостей — и только потому, что она оказалась в чем-то права. Нужно пойти и извиниться. Сейчас же.
Нинон сидела за столиком и, вздыхая, доедала очередную тарелку пирожных.
— Прости меня, — Наталья смиренно коснулась ее плеча.
— Ты хотела сказать — «пошла к черту»? — Нинон подняла на Наталью повлажневшие глаза.
— Хотела. Но передумала. Конечно же, ты права. Прости меня.
— Да ладно. Я тоже хороша…
— Хочешь — поедем вместе. Посмотришь…
— Уволь. Я вот что подумала, девочка моя. Тебе наверняка нужны деньги. Сама понимаешь… У меня есть немного. Могу одолжить.
Наталья не удержалась и поцеловала Нинон в щеку.
— Ты прелесть, Нинон! Ты самая лучшая…
— Лучшая… Лучше бы тебе убраться из этой квартиры, — обреченно забубнила она.
— Ну конечно. Я побегу. Собака, сама понимаешь.
— И откуда она только взялась на наши головы. Слушай, Наташка, а может, у этой твоей Дарьи есть сестра с манто и диадемой? Покрупнее? Размер этак на пятьдесят шестой?..
Наталья почти сдержала обещание, данное Туме.
Возле дверей подъезда она оказалась без пятнадцати девять. Последовавшая после мимолетной размолвки с Нинон сцена примирения несколько затянулась. Они выпили еще по коньяку, Нинон ссудила Наталью деньгами («Здесь двести баксов, как раз сегодня гонорар получила, когда сможешь — отдашь») и снова попросила убраться «из этой сомнительной квартиры» при первой же возможности. Она даже поговорит с кем-нибудь из знакомых, может, кто-то и согласится взять собаку на время.
