Гелий Рябов - Пришедший из тьмы
Про «буратиночек» он знать не мог и очень удивился тому, что незнакомые слова как бы сами собой возникли неизвестно откуда.
Решил заехать в морг — им следовало намекнуть на их ближайшее будущее, если поймут, конечно…
Блудливый генерал нервно выхаживал у переговорного устройства — то, что ему докладывали каждые две-три минуты, никак не свидетельствовало о приближающейся победе и завершении операции. Ни литерная техника, ни сноровка «наружки» не только не смогли изобличить фигуранта (имелся в виду, конечно же, Сергей), даже приблизиться к нему не удавалось! Генерал слышал все переговоры спецмашины с группой наблюдения и мрачнел все больше и больше. Предстоял неприятнейший «ковер» у начальника разведки. Тот уже намекнул, что половая неустойчивость генерала, вечная его озабоченность и сексуальная неудовлетворенность надоели руководству Комитета, потому что все три жены не считая «пустяков», конечно, требовали возмездия. Содержать три семьи — этого себе никто не позволял, но до тех пор, пока Блудливый (это была его неофициальная кличка) образцово выполнял задания и горел на работе — его терпели. Теперь же, когда дело вполне очевидно пошло под откос, — надеяться было не на что…
«Уходит, — доносил старший группы, — мы не в состоянии его догнать — юркая машина, и ориентируется в этом районе лучше нашего…» «Догнать, мать вашу… — орал руководитель операции из спецмашины. — Всех за яйца перевешаю!».
Блудливый не выдержал:
— Кто у нас там от «Яковлева»?! — истошно завизжал он в микрофон («Яковлевым» на сленге именовался прежний «Николай Николаевич», то есть «наружное наблюдение». Бедный развратник настолько одурел, что забыл: по этому радиоустройству можно было говорить, не опасаясь подслушивания «ЦРУ» или «Моссада»).
— Майор Клыков, — мгновенно отозвались из спецмашины. — Какие будут указания, товарищ генерал? Я руковожу группой «от Яковлева».
— Не трогать! — вопил Блудливый. — У него же нет ничего! Идиоты! Если вы его возьмете — операция сорвана! Всех за яйца перевешаю, ты меня понял, Клыков? — запас слов у многоженца был невелик…
— Внятно, — не по-уставному отозвался майор и тут же скомандовал: — В контакт не входить! Где он сейчас?
— «Жигуль» стоит у морга, — в голосе «сотрудника» звучал испуг.
А Сергей в это время стоял у мраморных столов, на которых топорщились под грязными простынями два тела. Свет здесь был тусклый, неверный. Сергей не без колебаний сдернул простыню сначала с одного, потом и с другого. Это были недавние его друзья, свалившиеся с моста первыми. На правом столе вытянулся Иван Александрович — голый он был неказист, фигура не тянула более чем на двойку с плюсом, но зато Козлюков… Аполлон или даже сам Зевс: мускулистый, с тонкой талией и огромным иссиня-черным пенисом. «Надо же… — равнодушно подумал Сергей, скользя взглядом по мужскому достоинству старшего лейтенанта. — Должно быть, официантки и машинистки его обожали… Бедные вы мои…» — Обернулся, на противоположной стороне стоял еще один стол. На нем угадывалось тело женщины. Здесь Сергей приоткрыл только лицо. Он ожидал увидеть то, что увидел: Анастасия Иванова-Потоцкая помолодела лет на десять или даже на двадцать, лицо спокойное, умиротворенное, она прошла свой земной путь, как могла…
Вошел врач-патологоанатом, спросил, покосившись на мертвецов;
— Странная троица… У меня все время такое ощущение, что они здесь не просто так. В том смысле, что их смерть как-то связана, понимаете?
— Они ее убили. — Сергей толкнул двери. — Прощайте, доктор.
— Господи… — Врач начал глотать слюну. — Я видел их документы, вы отдаете себе отчет…
— Отдаю. Они из КГБ, и они ее убили. — Сергей ушел.
«Волгу» «наружки» он увидел метрах в ста, она стояла без света, притаившаяся, готовая к броску огромная черная крыса…
Все завершалось. Он почувствовал приближение тьмы, охватила тоска, этот мир, «их» мир, увы, все равно был прекрасен и преисполнен любви и нежности, как не хотелось его покидать… Но река — некогда могучая, без берегов — сузилась и превратилась в ручей, и лодка уже выплывала в беспредельное пространство океана. «Как жаль… — подумал он. — Тогда все оборвали — безжалостно и страшно, сейчас время исчезает, последние крохи, последние капли — они ничто, как и самое жизнь, наверное, но все равно — как жаль…».
Он увидел их в зеркале заднего вида, они не таились, шли открыто, с включенными фарами, до них было метров сто. «Пора заканчивать, товарисси…» — произнес Сергей с некоторым даже сожалением и, закрутив руль влево, дал газ. «Жигуль» мгновенно повернулся на сто восемьдесят градусов и устремился, набирая скорость, навстречу «Волге».
Видимо, им и в голову не приходило, что он задумал. Когда до столкновения осталась секунда и три метра — у шофера «Волги» сдали нервы, и он отвернул. Машина врезалась в поребрик, поднялась и, перевернувшись в воздухе, заскребла крышей по асфальту, высекая искры.
Сергей подошел, он видел, как они барахтаются и пытаются выбраться, они очень спешили, потому что запах бензина усиливался, бак пробило, и струйка набирала скорость и упругость. Наклонился к стеклу, чьи-то глаза смотрели на него с мольбой и тоской, человек испугался, это было видно, а двери не открывались, их заклинило. Вытащил спичечный коробок, чиркнул, вспыхнуло пламя, глаза в салоне словно расплющились о стекло, пламя плясало в зрачках Сергея, он подошел к краю бензиновой лужи и аккуратно положил спичку на асфальт. Он успел отойти метров на десять — полыхнуло, раздались крики, и все скрыл ревущий столб пламени.
Взвизгнули тормоза, подкатил Клыков. Выскочил, в ужасе остановился на почтительном расстоянии, заметил Сергея, подбежал и, уже ничего не соображая, закричал:
— Почему! Почему мы их не спасаем?!
— Потому что мы их только что подожгли. — Сергей направился к своему «жигулю».
— Руки вверх! — хрипел в спину Клыков. — Расстреляю, сволочь!
Сергей вернулся и долго вглядывался в бесцветные глаза майора. Пистолет плясал в трясущихся руках, испуганный шофер жался к машине с заводной рукояткой в стиснутом кулаке.
— А что Блудливый скажет? — тихо спросил. Улыбнулся: — А что начальнику Первого главного доложите? То-то, красные крысы… Договоримся так: ловили — да не поймали. И по собственной дури угробились. Ты своему автомедону разъясни — вам, если что, трибунал…
— Авто… медон… — тихо повторил майор Клыков. — Авто — понятно… Медон… медон… Окончание слова «перамедон». Кому же сказать?
— Мне, товарищ Клыков. Пирамидон через «и» пишется, — жалобно произнес шофер. — У меня жена болеет, и таблетки эти есть.
Издалека послышался рев пожарных машин — граждане за темными окнами не дремали и продолжали выполнять свой гражданский долг.
Сергей уехал.
Он решил побывать на кладбище, у могилы Сильвестра, может быть, там следовало искать ответ на главный вопрос. Пустые улицы разворачивались навстречу невнятным светом притушенных фонарей, черные окна домов — ни огонька — словно иллюстрировали простую и грустную мысль: темно. Темно повсюду, и более всего в душах. Окна как глаза, и они темны. «Итак, — вспомнил он, — если око твое будет худо, то и все тело твое будет темно». И еще вспомнил: «Народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране и тени смертной воссиял свет». Подумал: «Все они считают, убеждены, что в них — свет. Но если свет, который в них, — тьма, то какова же тьма? Нет… Они по-прежнему в тени смертной».
Он знал ворота — недалеко от главных, которые были открыты всегда. Странность заключалась лишь в том, что сторожа запирали главные ворота летом в девять часов вечера, а осенью — в семь. Эти же так и стояли открытыми, свидетельствуя, что у последователей Вождя голова никогда не знала, что делают руки…
Узкая дорожка привела к могиле. Обелиск был в исправности, только кто-то уже успел разбить овальный портрет Сильвестра, и левый глаз на фарфоровом медальоне смотрел как-то неприлично, будто подмигивал.
— Ну, что скажешь, Григорич? — тихо спросил Сергей и услышал еще более тихое: — А мы тебя ждали…
Обернулся. «Студент» — тот самый, что объяснял некогда суть Анастасии Ивановой-Потоцкой, — улыбался и внешне был крайне приветлив. Позади стояли еще трое — эти были крутые амбалы, не лица, а рожи, готовые, как и всегда, впрочем, к последнему и решительному бою.
— Зачем медальон разбили? — миролюбиво спросил Сергей.
— Аналитики вычислили, что ты придешь с ним общаться. Мы на всякий случай. — Он протянул наручники: — Ваши пальцы, товарищ, пахнут ладаном…
— Хорошо, товарищ… — Сергей протянул руки.
«Студент» начал надевать наручники.
— Слушай… А ты в самом деле? Общаться пришел?
