Александр Апраксин - Ловкачи
Да и Илья Максимович в самом деле ни на единую минуту не терял перед Хмуровым своего превосходства и держал себя с некоторою гордостью, вызывавшею в более слабой натуре и почтение и откровенность.
Вкусная еда с приличным возлиянием дорогого и неподдельного вина еще более расположили Хмурова к беседе, и за кофеем он вдруг сказал своему другу:
— Я и сам, брат, сознаю, что лучшее в мире все-таки свобода! Разве подобные нам с тобою натуры созданы для тихих радостей семейной жизни? Никогда! Нас манит неизвестность завтрашнего дня и новизна ощущений. Однообразие для нас с тобою равносильно смерти, и я уверен, что ты, как и я, сбежал бы от миллионов, если бы пришлось включить при них свою жизнь в рамки ежедневного семейного порядка и домашнего однообразия. Вот почему я себе простить не могу моей первой женитьбы…
— И вот почему, — добавил насмешливым тоном Пузырев, — ты готов бы был хоть сегодня развестись со своею первою женою и жениться на Мирковой!..
— Не говори, нет, не говори этого! — воскликнул Хмуров. — На Мирковой жениться было бы полезно только с одною целью: подхватить ее денежки да добиться тогда свободы, хотя бы в Америке, где бы то ни было, но свободы…
— Ты увлекаешься.
— Почему это? — спросил Иван Александрович, наливая и себе и компаньону по новой рюмке финьшампани.
— Вспомни только, что ты говорил и о чем мечтал при своей женитьбе на Ольге Аркадьевне!
— Так что ж из этого?
— Из этого следует, что думаешь поступить так, а выходит на деле-то, когда свяжешься с тобою, совсем иначе. Ты ведь и с Ольгою Аркадьевною храбрился да уверял, будто бы все к рукам приберешь, а вместо того сам ей так в руки попался, что она теперь только вот на пороге этого ресторана покажись — и пропала вся твоя веселость.
Хмуров хотел было что-то сказать в объяснение, но Пузырев ему говорить не дал и даже рукою махнул.
— Вот в том-то и дело, — сказал он, — что с бабами совсем не так легко связываться, как многие думают, и найдется немало женщин, которые в обиду себя не дадут…
— Ну, это мы еще посмотрим.
— Да чего смотреть-то? Живой пример налицо, слава Тебе Господи!
— Это кто, Ольга, что ли?
— Хотя бы и Ольга Аркадьевна! Разве я не правду говорю.
— Все от того зависит, как на вопрос смотреть, — сказал Хмуров. — Ольга Аркадьевна, начать с того, никогда никакими миллионами не обладала, а все состояньице ее, когда я на ней женился, равнялось восьмидесяти тысячам…
— Что ж из этого?
— А то, что игра не стоила свеч. Мне просто-напросто даже не стоило рисковать…
— И, однако, ты рискнул!
— Да, по моей собственной глупости и неосмотрительности, — ответил горячо Хмуров. — Но я теперь умнее и уже никак не попадусь…
Пузырев закурил дорогую ароматическую сигару и, помолчав несколько, сказал совсем иным, серьезным голосом:
— Во всяком случае, спекуляции на смерть я не одобряю и в благополучный их исход не верю.
— Я могу тебе назвать примеры, где люди с характером и твердою волею умели провести дело до конца и, даже при всеобщем подозрении, выйти сухими из воды. К тому же и твое страховое дело, что это, скажи мне на милость, как не спекуляции на ту же смерть?
— Извини, пожалуйста, — ответил, снова насмешливо улыбаясь, Пузырев. — Я в данном случае никакого зла не причиняю личности, а напротив, беру субъекта, которого к жизни вернуть невозможно, и всячески стараюсь облегчить его последние дни. Общество же, при своих колоссальных операциях, даже и не почувствует моей ковки на какие-нибудь жалкие шестьдесят тысчонок!
— Ну, эту мораль ты пойди прокурору докажи в случае, если дело не выгорит, и тогда увидишь, что он тебе скажет.
— Типун тебе на язык!
— А я, — продолжал Хмуров, — в моем деле с Мирковой совсем другого опасаюсь.
— А например?
— Я потому не могу с нею привести в исполнение моих широких замыслов, что мне на пути стоит помехою моя первая женитьба, а не будь этого…
— Скажи мне, пожалуйста, одно, но только по чистой совести: Миркова до брака не сблизится с тобою?
— Она считает меня вполне свободным и независимым.
— Это не ответ.
— Напротив, из этого следует, что иначе как на жениха своего она на меня и не смотрит.
— В таком случае, — сказал Пузырев, — мой тебе совет: все порвать и далее этой опасной игры не вести.
— А если я достану бумаги, чтобы с нею обвенчаться, и потом немедленно со свадьбы увезу ее за границу?
— Будь настороже.
— Легко сказать, когда соблазн так велик! — воскликнул Хмуров.
— Отойди от него, пока еще есть время. Ты берешь на себя слишком опасную роль. Двоеженство карается лишением всех прав состояния и ссылкою на поселение в Сибирь. То же, что я тебе предлагаю, безопаснее. Тут и комар носа не подточит…
— Конечно, оно так, — соглашался Хмуров, — только надо взвесить и другую часть вопроса.
— Какую это?
— Ту, что с одной стороны предполагаются миллионы, а с другой — всего тридцать тысяч. Разница заметная!
— Согласен. Но сам ты мне сейчас говорил о твоей ненависти к зависимости. Причем имей в виду, что тридцать тысяч будет не у одного тебя, но и у меня, а вдвоем, с такими деньгами, мы за границею чудес натворим и все карманы опустошим. Слушайся меня: бросай под каким бы то ни было предлогом свою Миркову, не то добра не выйдет…
— Пойми, что этого сделать нельзя! — сказал наконец Хмуров.
— Но почему же?
— Я взял у нее денег.
— Сколько?
— Да сколько бы ни было, это все равно, только отдать я их ей не могу.
— Послушай, скажи мне только одно: сам-то ты понимаешь, какую опасную игру ты с нею ведешь?
— Да как не понять?
— Веришь ты, что со мною можно безнаказанно деньги нажить?
— Ну так что ж?
— В таком случае спасайся. Я берусь все устроить. Такие вещи надо делать безотлагательно.
— Не бежать же мне!
— Нет, именно бежать, и чем скорее, тем лучше! Спроси счет, поедем к тебе, и я тебе все разъясню.
XII
ПРОТИВ МИРКОВОЙ
Если Пузырев вторично и все с большею настойчивостью требовал полного разрыва каких-либо отношений между Хмуровым и Мирковой, то уж, конечно, действовал он в данном случае не без особых расчетов.
Главные его опасения заключались в том, как бы Хмуров не ускользнул от него, так как исполнение всех его мошеннических планов требовало именно такого представительного компаньона.
По всем своим приемам и по действительно обольстительной наружности Иван Александрович располагал к себе с первого же раза.
Что же касается могущего повториться обмана, то Пузырев более не опасался такового со стороны компаньона, потому что дал ему в точности понять, что все ему известно относительно Ольги Аркадьевны, и этого было вполне достаточно, чтобы держать Ивана Александровича в ежовых рукавицах.
По возвращении от Тестова в номер, занимаемый Хмуровым, давешняя беседа возобновилась, но, сколько бы Пузырев ни был настойчив, Хмуров упорно старался ему доказать, что присутствие его здесь, в Москве, при Мирковой, пока не окончится дело страхования, то есть до того даже момента, когда получатся им из общества «Урбэн» все деньги, куда безопаснее побега.
Пузырев хотел в точности определить только одно: привлекают ли Хмурова все еще надежды воспользоваться состоянием Мирковой, на что сам он, Илья Максимович, смотрел как на весьма сомнительную мечту, или же ему почему-либо нельзя и опасно теперь с нею прервать?
К этому он и повел свою беседу. Как человек ловкий и настойчивый, он вскоре добился толку. Хмуров, которого все эти расспросы утомляли и раздражали, притом еще под влиянием выпитого за завтраком вина, махнул на все рукою и чистосердечно признался товарищу:
— Ну, если хочешь, я тебе все расскажу, и ты сам поймешь, почему мне нельзя так бросить ее, не имея еще возможности уехать за границу.
— Я тебя к откровенности не вынуждаю, — сказал в притворном равнодушии Пузырев. — У каждого могут быть свои личные тайны.
Но это, как он и рассчитывал, только возбудило Хмурова к еще большей откровенности.
— Нет, — сказал он, — слушай. Я, видишь ли, голубчик мой, играю перед Мирковой роль человека совершенно обеспеченного. Иначе она могла бы отнестись ко мне с недоверием. Но выдержать эту роль долго я бы не мог, а взять у нее же денег не было никакого предлога. Вот я и узнал, что у нее на руках хранится билет в пять тысяч рублей, проценты с которого назначены ее покойным мужем на прокормление прохожих бедняков мимо их дачи на шоссейной дороге. Ловко завел я речь о том, что капиталец этот не трудно бы было и увеличить разменом банкового билета и приобретением на эту сумму таких акций, биржевая цена которых значительно возвышается. Вполне мне доверяя, хотя и не понимая ровно ничего из всего мною сказанного, кроме разве желания с моей стороны принести делу, задуманному ее покойным мужем, возможную пользу, она отдала мне эти пять тысяч. Ты поймешь теперь, почему мне не особенно-то ловко уехать, не возвратив ей этих денег?
