Игорь Шушарин - Наружное наблюдение: Экипаж. Команда (сборник)
В глазах у Полины потемнело, голова закружилась. Она попыталась встать, но пол вдруг резко ушел из-под ног, и, теряя сознание, она начала падать. Хорошо еще, что Семченко обладала завидной реакцией, да и вообще была во всех отношениях бабой крепкой – успела-таки подхватить ее на руки.
«Ни хрена себе, – подумала Марина Станиславовна, оттаскивая Полину к дивану. – Чего это она? Беременная, что ли?»
Сведения Марины Станиславовны несколько устарели – в кабинете шефа уже ничего не творилось, а самого начальника ОПУ, полковника милиции Сергея Андреевича Конкина, в данный момент служебная машина везла в направлении Суворовского проспекта. Там ему была назначена аудиенция у господина Ваничкина,[38] и встреча эта, понятное дело, ничего хорошего не сулила. В соответствии с законом сохранения энергии и принципами демократического централизма Сергей Андреевич должен был огрести сейчас от начальника Главка по полной программе и в не меньшем, чем его подчиненный Нестеров, объеме. А того, родимого, час назад под председательствованием заместителя по оперативной работе Фадеева и при созерцательном участии Конкина отымели в начальственном кабинете с особым цинизмом, по самые, как говорится, помидоры. Помимо их троих в этой экзекуции также приняли участие начальник отдела Нечаев и начальник службы собственной безопасности Бураков.
Фадеев исчерпал свой запас ненормативной лексики и идиоматических выражений за двадцать минут, Бураков – за двенадцать. Оттачивать искусство разговорного жанра можно было бы и дольше, однако это потеряло всякий смысл, так как разговор шел исключительно в одну калитку. Нестеров отрешенно молчал, не огрызался, в полемику с начальством не вступал и всем своим видом давал понять: «Да, я виноват, признаю, так что давайте, ешьте меня с говном, только отстаньте, разве не видите, как мне сейчас херово». Конкин все это время оставался над схваткой. Он был поинтеллигентнее (матерился редко, да и то при этом краснел и смущался), а кроме того, мысли его вертелись в несколько иной плоскости. Сергей Андреевич уже прокручивал в голове возможные сценарии будущих диалогов с руководством Главка и комиссией из ОПУ МВД, которая завтра должна была нагрянуть с проверкой. И сценарии эти были, мягко говоря, не лишены драматизма. А тут как раз позвонили из Главка и, даже не поинтересовавшись самочувствием, передали приказание прибыть сами-знаете-куда с подробным рапортом. После этого звонка Конкин решительно прекратил словесный понос своих подчиненных и перевел тему в более конструктивное русло. Участникам большой пятерки предстояло выработать единую, более-менее правдоподобную, версию вчерашних событий. Камнем преткновения, естественно, был лишь один момент – какого, собственно, хрена водитель оперативной машины Гурьев оказался стоящим так близко к машине объекта наблюдения? Писать в официальном рапорте о том, что в работе наружки практикуется такой оперативно-тактический прием, как прокол колеса объекта, разумеется, было нельзя. Но и отмазка типа «Гурьев отошел за машину объекта, чтобы, к примеру, справить малую нужду», также не катила – во всем Питере другого места отлить не нашлось, так, что ли? В конечном итоге после получаса мозгового штурма совместными усилиями была составлена и запротоколирована более-менее удобоваримая в сложившейся ситуации (но по сути абсолютно идиотская) версия. Звучала она так: «… В силу вышеописанных причин в течение нескольких часов наблюдение за объектом „Ташкент“ велось силами лишь одного экипажа (ст. смены – подполковник милиции Нестеров). В течение этого времени каждый из сотрудников экипажа (Нестеров, младший лейтенант милиции Лямин, лейтенант милиции Козырев) поочередно вел наблюдение в пешем движении за объектом „Ташкент“, вследствие чего сложилась реальная опасность расшифровки этих сотрудников. В соответствии с ведомственными инструкциями и по согласованию с заказчиком в этой ситуации экипаж должен был прекратить оперативное мероприятие „НН“, однако старший смены Нестеров принял необоснованное решение задействовать оперативного водителя Гурьева для контроля выезда объекта с плохо просматриваемой автостоянки на проспекте Луначарского. Капитан милиции Гурьев, давно не имевший практического опыта работы по линии „НН“ в качестве разведчика, занял неправильную наблюдательную позицию, оказавшись в непосредственной близости к машине объекта. Помимо этого он пренебрег элементарными правилами безопасности на дорогах, не учтя возможности совершения автомашиной объекта маневра „задний ход“. Резюмируя вышеизложенное, представляется, что настоящий инцидент стал следствием несогласованности действий экипажа „НН“ (ст. смены – подполковник милиции Нестеров), неправильной организации оперативной работы по объекту „Ташкент“ (начальник отдела – полковник милиции Нечаев) и непрофессиональных действий самого Гурьева, смерть которого в данном случае может расцениваться как несчастный случай при исполнении служебных обязанностей».
Нестерову было абсолютно все равно, в каком свете он предстанет по итогам служебной проверки и какая неминуемая кара после этого его настигнет. Единственное, с чем он был категорически не согласен, так это с тем, что гибель Антохи произошла в результате несчастного случая. Бригадир был убежден: Ташкент задавил Гурьева намеренно, он просто-напросто сел в машину, хладнокровно убил Антона и так же хладнокровно уехал. Нестеров попытался было сформулировать эту мысль, однако сбился, закашлялся, и этим немедленно воспользовался Бураков, который по-своему истолковал слова Нестерова. Поморщившись, он с нездоровой усмешкой посмотрел на бригадира и назидательно произнес:
– Александр Сергеевич! Не следует усматривать злого умысла в том, что может быть объяснено элементарной глупостью. – После этого он обратился к Нечаеву:
– Василий Петрович, я вас просил вызвать для беседы Лямина с Козыревым. Они здесь?
– Должны быть здесь. По крайней мере, я видел их в дежурке.
– Замечательно. Тогда, если я больше не нужен, то, пожалуй, я пойду заберу их к себе. На предмет беседы.
– А может, не стоит сегодня с ними говорить? вмешался Нестеров. – Ребята еще от вчерашнего не отошли. Вы на Лямина посмотрите – парень же до сих пор из шока не вышел, глаза совсем безумные. Для них же это такой стресс, что и хотел бы хуже – да не придумаешь. Им бы неплохо сейчас недельку дома посидеть, все равно – какие из них пока работники? – Произнося эту тираду, Нестеров понимал, что его сейчас обязательно одернут, так как это был уже явный перебор. Так оно и случилось.
– Вас послушать, Александр Сергеевич, так у нас не оперативное подразделение, а богадельня какая-то, – сердито сказал Бураков. – У них, видите ли, стресс! И что? Может, им теперь за это путевки на Кипр выписать? В конце концов, они офицеры или бабы малахольные?
– Да, они офицеры. Офицеры, которые уже на второй месяц службы увидели своими глазами смерть своего боевого товарища, – завелся Нестеров. – А в этом случае, согласно столь чтимым вами инструкциям, им требуется помощь квалифицированного психолога. А наш штатный психолог, насколько я знаю, квалифицированно умеет только одно – красивым почерком подписывать открытки на день рождения…
– Все, хватит, брэк! – рубанул воздух Фадеев. – Вы еще подеритесь, горячие опушные парни. Прекращайте базар. Давай, Дмитрий Рубенович, – обратился он к Буракову, – забирай молодых, все, что надо опросить-оформить-записать, за сегодня сделай, а с завтрашнего дня (я думаю, Василий Петрович не будет возражать?) давайте действительно пацанам три-четыре дня отдыха дадим… Но только учти, Сергеич, на тебя это дело не распространяется. Завтра москвичи приезжают, так что огребать и отдуваться будем все вместе, и, кстати, ты, как доброволец, пойдешь у нас паровозом. Возражения есть?
Возражений не было. Бураков пошел в дежурку за Ваней и Пашей, Конкин с тяжелым сердцем засобирался в Главк, а Нечаев и Нестеров переместились в маленький кабинет Фадеева, хозяин которого, впустив гостей, первым делом закрыл дверь на ключ, после чего достал из маленького холодильничка початую бутылку «Синопской». Фадеев выудил из недр заваленного бумагами стола три пластиковых стаканчика, аккуратно плеснул в каждый: «Ну давайте, мужики, не чокаясь, за Антоху Гурьева. И пусть земля ему будет пухом». Выпили. Помолчали. Фадеев потянулся за сигаретами. Его примеру последовали и двое остальных.
В свое время Нестеров и Фадеев служили в одном отделе. Более того, пару месяцев Нестеров даже ходил в наставниках Фадеева – именно с его подачи за будущим заместителем начальника ОПУ по оперативной работе закрепилась кличка «Фадейка», данная ему наставником в далеких восьмидесятых. Но время расставило все по местам – в отличие от Фадеева Нестеров так и остался там, где ему, видимо, и положено было находиться – в бригадирах. Нет, конечно, случались в жизни Александра Сергеевича и головокружительные карьерные взлеты, однако они же, так уж случалось, впоследствии оборачивались не менее головокружительными падениями. Причины этих падений были банальны до чрезвычайности. Если не брать в расчет неуживчивость характера, то все беды Нестерова можно было объяснить одним словом – запойность. Неслучайно в первой аттестации Александра Сергеевича на должность «старшего грузчика» ныне покойный Валерий Иванович Костомаров, начинавший работать в наружке еще в шестидесятые годы, написал: «Склонен к употреблению спиртных напитков». И неуставно добавил после этого: «…к сожалению». Впрочем, это уже совсем другая история. Ачто же касается Фадеева, то его, к счастью, медные трубы если и изменили, то лишь слегка, в соответствии, так сказать, с правилами общей субординации. Но в целом он так и остался тем самым Фадейкой, который, несмотря на легкомысленное прозвище, мог при случае хоть кому заехать в бубен, невзирая на чины и звания. Много, конечно, имелось у Фадеева недостатков, но вот службистом он никогда не был, это факт.
