Александр Кулешов - Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе)
Если какой-либо мелкий жулик-посредник прикарманивал себе выигрыш, обманывал даже самого захудалого клиента, то «организация» из своего кармана возвращала потерпевшему долг, а неудачливого обманщика находили где-нибудь на пустыре с перерезанным горлом или на дне залива в мешке с камнем, привязанным к ногам.
Так что вся система работала безотказно.
Она держалась на доверии, но и на страхе. На страхе перед жестоким, беспощадным наказанием каждому, кто посмел бы хоть в чем-либо обмануть «организацию».
Поэтому, если возникало подозрение, что кое-кто из посредников посолиднее, организаторов подставных матчей, завербованных тренеров или игроков начинает «грести под себя», нанося финансовый урон «организации», такие вещи следовало немедленно и любыми (любыми!) способами пресекать.
Когда удавалось, проверяли, когда не было такой возможности, предпочитали думать худшее.
Прошла неделя после матча «Рапид» — «Милано», и в очередной встрече клуба — с очень сильной «Форвент», у которой «Рапид» по указанию «организации» должен был выиграть 2 : 1, он выиграл 3 : 0. Во-первых, как ни старался Корунья, как ни выкрикивал свои указания за воротами, Виктор превзошел себя и не пропустил ни одного мяча. Во-вторых, опять отличился Лонг.
После того как в первом тайме было забито два мяча (оба Каспи), тренер приказал перейти в глухую защиту.
— Почему? — спросил Лонг.
Корунья внимательно посмотрел на него пронзительным взглядом и отрезал:
— Потому что я даю такое указание. Ясно?
Лонг пожал плечами и ничего не ответил.
Тренер переглянулся с капитаном.
Во втором тайме рапидовцы редко пересекали центровую линию. Олафссон, несмотря на все призывы Лонга, не отпасовал ему ни одного мяча, он словно не замечал его. Поступи он потоньше, может быть, ничего бы и не произошло. Не рвался же никуда Каспи, игрок номер один. Но Лонг был молод, горяч и самолюбив. «Ах так, меня нет на поле! Ах так, капитан меня игнорирует! Ну что ж, посмотрим!»
И, как в прошлый раз, один из его самостоятельных прорывов завершился голом. 3 : 0. Не тот результат, и это уже второй раз за неделю.
Надо было принимать меры.
В тот же вечер в роскошной вилле, стоявшей в глубине парка, уступами спускавшегося к морю, на террасе собрались трое немолодых мужчин. Всех их роднила благообразная внешность, изысканность манер, тихая, неторопливая речь. Эдакие священнослужители в штатском.
Но то были не священнослужители, хотя своему богу, золотому тельцу, они служили преданно и рьяно.
Горели электрические свечи, звенел хрусталь. Здесь любили и ценили роскошь и комфорт.
Внизу в парке, прохаживаясь между деревьями, шуршали гравием телохранители, метрдотель, похожий на министра, периодически возникал из небытия с уставленным бокалами подносом и так же внезапно растворялся.
— Так что будем делать? — спросил старший из троих и после паузы добавил: — И с кем?
— Что это за тренер, который не может приказать игрокам? И что за президент клуба, который не может приказать тренеру? — пожал плечами второй.
Вопрос был явно риторический. На пего никто не ответил.
— Какое нам дело до тренеров и игроков, — заговорил третий, перед ним единственным, в отличие от других, стоял не стакан виски, а стакан йогурта, — мы не им платим, а этим двум бездельникам. Пусть они и обеспечивают результат, а как — это их дело.
— Так, может, они результат и обеспечивают, — проворчал второй со зловещей улыбкой.
— На что ты намекаешь? — насторожился Старший.
— Я ни на что не намекаю. Я выдвигаю гипотезу, — он с явным удовольствием произнес это слово, — гипотезу. Что, если, скажем, счет 3 : 0 нас не устраивает, но очень даже устраивает кое-кого другого!
— Кого именно? — Старший или не понимал или делал вид, что не понимает.
— Устраивает Тринко и Бручиани. Для нас делают ставки и якобы обеспечивают один счет, а в действительности для себя и еще кого-то другого. Перед нами разводят руками — не получилось, мол, а сами снимают пенку...
— Делают свой, так сказать, личный бизнес внутри нашего? Ты это имеешь в виду? — спросил Третий.
— Именно.
— Но это же свинство! — возмутился Старший. — Это жульничество. Так порядочные люди не поступают.
Его собеседники усмехнулись, но промолчали.
— Может быть, они работают еще на кого-то? — предположил Старший. — Мы, конечно, монополисты, но вы же знаете, к лакомому пирогу многие тянутся. Этих мы прибрали к рукам, да многих прибрали. Но ведь знаем: в столице уже серьезные конкуренты появились, на Севере...
— Пока справляемся, — сказал Третий.
— Пока справляемся, — подтвердил Старший, — но уже без драк не обходимся. Может, они теперь методы изменили — наших людей перекупать стали? Хоть этих двух, например.
— Все может быть, — пожал плечами Второй.
— Надо бы, конечно, проследить, — предложил Третий, — проверить.
— Некогда нам проверять, — сурово сказал Старший, — всех не проверишь. Перевелись честные люди, — он горестно вздохнул и заключил: — Будем действовать как всегда: предупредим, а не поможет — накажем. И надо, чтоб остальным стало известно. Чтобы примером послужило.
— Ну что ж, — подвел итоги Второй, — значит, их предупреждаем, но не слишком, чтоб не вышли надолго из игры; других оповещаем, не по телевидению, конечно, — он улыбнулся, — но чтоб кому следует знали. Посмотрим, как дальше.
— Может, последить, — Третий явно не хотел расставаться с этой мыслью.
— Последим, последим, — отмахнулся Второй. — Ладно, пойду распоряжусь.
Он допил стакан, не спеша встал и покинул террасу. Оставшиеся еще долго сидели, наслаждаясь ночной тишиной, нарушаемой лишь скрипом гравия под ногами прохаживавшихся в парке телохранителей.
И Бручиани, и Тринко имели достаточно жизненного опыта, чтобы опасаться последствий злополучного матча. Однако время шло, и ничего не происходило. Через две недели они решили, что все обошлось.
В течение этих двух недель они не раз встречались: Бручиани с доктором Заном, а Тринко с тренером Корунья, применяя кнут и пряник, напоминая о высоких гонорарах и грозя неприятностями. Президент и тренер обещали все сделать, уговорить строптивого Лонга, обеспечить надежность их тайного соглашения.
... В тот вечер Бручиани и Джина были на концерте. О нет, они не были ни театралами, ни меломанами. Но в город приехала иностранная джазовая суперзвезда, попасть на концерт было трудно, значит, престижно, и они отправились. Большого удовольствия от таких походов Бручиани никогда не испытывал (он любил только неаполитанские песни), но, как обычно, ему были приятны зависть и восхищение, которые он читал в глазах мужчин, пялившихся на его жену.
Скрывая удовлетворение от того, что этот дурацкий концерт наконец кончился, они вышли на улицу и с наслаждением вдохнули напоенный запахами цветов и моря воздух.
Сели в белый «мерседес», парадную машину, выводимую из гаража лишь для таких случаев, и медленно покатили домой.
— Лучше бы посмотрели какой-нибудь детектив по телевизору, — зевая, сказала Джина. Она не отличалась изяществом вкусов.
Бручиани молчал. У пего вдруг испортилось настроение. Он проклинал загубленный вечер, крикливую и шумную джазовую звезду, его раздражал заполнивший машину аромат духов, которые Джина употребляла чрезмерно, к тому же он испытывал странное чувство тревоги. Он ускорил ход, и «мерседес», подобно белой птице, стремительно понесся в ночи по шоссе.
Черная огромная машина с незажженными фарами без труда обогнала их на лесной дороге. Обогнала, замедлила ход и прижала «мерседес» к обочине.
Из машины не спеша вышли четверо молодых парней в кожаных куртках и мотоциклетных шлемах, скрывавших лица, подошли к «мерседесу» и, открыв дверцу, жестом предложили Бручиани выйти.
Они молчали, молчал и Бручиани. Он лишь тяжело вздохнул, хорошо зная, что его ждет. Были времена, когда в роли таких кожаных мальчиков выступал он сам. Только одевались они тогда иначе, и не было у них роскошных лимузинов.
Слегка ссутулившись, он покорно вылез из машины и последовал за парнями в лес. Джина расширенными от ужаса глазами смотрела вслед, приложив руку к губам, чтобы не закричать. Один из парней остался возле «мерседеса», не спуская с нее глаз. Когда из леса раздался вопль, он захлопнул тяжелую дверцу, чтобы Джина ничего не слышала. Но даже через закрытые окна проникали в машину крики, звуки глухих ударов. Джина заткнула уши и громко зарыдала.
Казалось, это длилось вечность. В действительности не прошло и десяти минут, как из леса вышли трое парней. Они несли безжизненное тело Бручиани. Подойдя к «мерседесу», бросили его на заднее сиденье, вернулись в свою машину и умчались в ночь.
Как только рубиновые огоньки скрылись вдали, Джина бросилась к мужу. Бручиани тяжело дышал — жив! Лицо его стало серым.
