Сергей Зверев - Вернуть общак
Самое интересное для Вострикова заключалось в том, что он совершенно не представлял, чем загрузит наступивший день. За долгие годы бродяжничества и всяческого отлынивая от работы Дохлый привык заниматься лишь постоянным поиском пищи и пустых бутылок. Сейчас же, когда необходимость в этом отпала, он попал в трудную ситуацию.
Востриков нацарапал в блокноте цифру «1» и приписал рядом с ней: «Проверить деньги». Калеча мозги, он думал еще около получаса. Под цифрой «2» появилась такая запись: «Купить бухла». Далее он впал в ступор. Бизнес-план на день исчерпал сам себя.
Сначала Дохлый занервничал. С появлением денег ему хотелось стать полноправным членом общества, быть похожим на всех. Средства он теперь имел, но снова оказался не у дел. Потом, поразмыслив здраво, Востриков пришел к мнению, что теперь он не просто влился в ряды нормального общества, но еще и поднялся над ним. Для счастливой жизни, где полон дом всякой всячины, ему вовсе не нужно горбатиться, рано вставать и торопиться куда-то на работу, боясь получить нагоняй за опоздание. Теперь он сам себе хозяин, который вправе распоряжаться собственной жизнью так, как ему заблагорассудится.
С этими мыслями он покинул квартиру и приступил к выполнению пункта плана под номером «2». Деньги можно было проверить в любой момент.
Бухло Востриков купил быстро и вернулся в новую квартиру. Он одолел бутылку «Финляндии» и настроился отправляться в поход. Пришла пора проверять деньги и отщипывать от клада еще маленький кусочек. Поскольку собраться ему, пьяному, было только подпоясаться, Дохлый так и сделал.
Открыв входную дверь, он получил такой удар между глаз, что мгновенно потерял сознание. После контакта затылка с косяком комнатной двери произошел обратный эффект – Востриков пришел в себя. Сквозь сноп искр, которые по кругу перемещались перед его взором, он смотрел, как в квартиру вошли трое мужчин.
Он знал их. Они промышляли у обменного пункта. Видимо, там Дохлый и засветился. Он принес туда сначала всего одну зеленую бумажку, а потом, отмывшись и приодевшись, – значительно больше.
Тут началось то, про что Востриков слышал только из уст бомжей, в их рассказах о бандитах, пытающих лохов. Кое-что он читал в криминальной хронике, когда подбирал газеты на сиденьях зала ожидания железнодорожного вокзала.
Его пристегнули наручниками к батарее центрального отопления и стали бить, пытаясь выведать номера счетов в банках и организацию, которую он представляет. Ему пообещали, что если он выложит пятьдесят тонн баксов, то с ним ничего не случится, а его фирма не обеднеет. Сначала было терпимо, но когда Дохлый заикнулся о том, что пропивает деньги, которые упали ему на голову в тот момент, когда он сидел в канализационном люке, за него принялись всерьез. Одно дело, когда мучители издеваются над жертвой, и совсем другое, если роли этих персонажей меняются.
Его оставили в покое только под вечер, убедившись в том, что он полный идиот. Востриков сидел у батареи, пристегнутый наручниками, и плакал. Он еще не знал, как сформулировать причину своих страданий, но суть ее сводилась к тому, что деньги просто так с неба не падают.
Пастор загнал машину в тупик за рестораном. Ему нужны были хотя бы пятнадцать минут для оценки ситуации и принятия решения. Соха, молчаливо покуривая, смотрел в окно и поворачивался к вору лишь в тот момент, когда тот производил какое-нибудь движение.
Пастор впал в состояние глубокой задумчивости после того, как Соха передал ему свой разговор с бомжами. Сразу после этого рассказа Пастору стало понятно лишь одно: события развивались параллельно, но он сам опаздывал с получением информации.
Зачем судья расспрашивал у первых попавшихся на глаза бродяг о таком же, как они, оборванце? Этот вопрос, точнее, незнание ответа на него, совершенно выбивал из колеи бывшего владельца общака. Что еще произошло тогда у банка? Мог судья разглядеть там что-то такое, чего не заметил Пастор? Вот вопросы, которые можно объединить, сформулировать как один, но самый трудный.
Зачем Костину понадобился бомж по кличке Дохлый? Пастор чувствовал, что судья шел на шаг впереди него. Общак у Костина. В этом сомнений нет. Но тогда на кой хрен ему сдался этот чертов бродяга?! Полный идиотизм. И он, Пастор, – его эпицентр.
Из одного кармана пиджака он вынул пачку сигарет, из второго – мобильный телефон. Соха сидел и терпеливо следил за этими движениями. Пыхнув дымком, Пастор набрал номер. Пауза длилась недолго.
– Как поживаете, Николай Сергеевич? Процесс идет?.. Ничего, он и потерпит. Да плевать мне, что у тебя тайна совещательной комнаты, понял? Я тебе тоже звоню не для того, чтобы о здоровье справиться, а потому как дело есть! Когда ты меня о чем-то просишь, я тебе разве отказываю?
Соха поразился неожиданной вспышке гнева вора, но еще более удивился, когда тот заговорил медовым голосом. Соха понял, кого побеспокоил Пастор. Догадался, потому что тот разговаривал так лишь с одним человеком.
– Меня беспокоит активная жизненная позиция вашего подчиненного, Николай Сергеевич, – продолжал тем временем Овчаров. – За ним просто невозможно угнаться. Человек с сотрясением головного мозга совершает такие марш-броски по городу, что я просто выбиваюсь из сил. Кажется, я просил, чтобы вы держали его на коротком поводке! Вы можете сказать, где он находится именно сейчас? Нет? А зачем я тогда трачу силы и средства на то, чтобы вы стали членом квалификационной коллегии? Зачем мне там нужен человек, который не умеет управлять ситуацией? Или вы думаете, что я это делаю по причине глубокого к вам уважения?
Соха сидел и размышлял, чем закончится разговор. Его мысли прервал толчок в плечо – Пастор требовал бумагу и ручку.
– Какой, вы говорите, номер дома?.. А квартира? Ладно, хорошо. Не ошибитесь с приговором. Лучше оправдать сотню виновных, чем осудить одного невинного. – Пастор отключил связь.
Продолжительность их вынужденной стоянки перевалила уже за полчаса, когда Сохе, которому опостылело смотреть на серую стену ресторана, пришла в голову дельная мысль. Тревожить Пастора ему не хотелось. Наконец Соха понял, что вор уже принял решение.
Он решил внести в него свою лепту и заявил:
– Пастор, если Тимур судилу не замочит, то общак у него вытрясет наверняка. В этом случае мы просто отдыхаем.
Пастор словно ждал этой мысли.
– Предложения? – мгновенно спросил он. Складывалось впечатление, что решение вор принял давно, но желал подтвердить его верность.
Соха понимал малую значимость своего мнения, однако чувствовал, что попадает в тему.
– Нужно… – Пауза затянулась настолько, что вор пыхнул дымком в последний раз, выкинул в окно сигарету и некоторое время сидел молча.
Выждав какое-то время, он почти через силу выдавил:
– Начал хорошо. А что нужно-то?
– Не мне тебе советовать, – осторожно бросил Соха.
– Да ладно. – Пастор отмахнул в сторону сигаретный дым. – Ты мне уже один раз посоветовал. Сейчас даже не знаю, что делать после твоего совета. Может, еще чего умного выдашь? Судью в подвал посадить? Или Тимура замочить? Давай, Соха, у тебя обширное поле мозговой деятельности!..
– Пастор! – Соха обиделся, но вида не подавал. – Мочить, конечно, никого не нужно, но Тимуру стоит дать понять, кто ты такой. Если его бакланов стегануть как следует, то ему самому неприятно станет. Он не по чину берет на себя.
– А ты по чину, если собираешься вора судить? – Пастор прекрасно знал, что Соха прав и его собственная пресловутая воровская натура как раз в этом месте проигрывает.
Соха говорил верно. Тимуровские отморозки лезли не в свое дело, и с этим нужно было закончить раз и навсегда. О самом Тимуре вор пока не думал, хотя в подкорке мозга уже шевелилось решение.
– Он с тобой не считается, – пробубнил Соха. – Его парни нагло переходят тебе дорогу в том месте, где решается вопрос о жизни и смерти. Так ты со своими понятиями далеко не уедешь. Да и я вместе с тобой. Говорю тебе – стегануть надо!.. Если ты с Тимуром по-хорошему договариваться не желаешь, тогда нужно бить. Он почему-то не слишком церемонится с воровскими законами.
Соха был прав, причем настолько, что у Пастора исчезли последние сомнения.
Тут Соха высказал мысль, которая заставила вора включить двигатель и тронуться с места:
– Кстати, а где сейчас судья? Нам надо бы не тут стоять, а Костина из вида не выпускать.
– Давай-ка на улицу Волжскую проскочим, – скомандовал сам себе Пастор. – К седьмому дому.
Смоленск – не настолько большой город, чтобы в нем можно было затеряться. Антона они нашли уже через сорок минут около прокуратуры. Тот вышел из здания, надел темные очки и зашагал в сторону автобусной остановки.
За полчаса до описанных событий, когда Пастор только заезжал на стоянку, чтобы предаться размышлениям, Антон входил в знакомые ворота транспортной прокуратуры.
