Владимир Першанин - Золото прииска «Медвежий»
На столике возле открытого окна была разложена наша нехитрая снедь. Внизу, на дальнем краю площадки, молотил на малом газу «Икарус», уходящий ночным рейсом в Москву. Федя с хрустом разгрыз малосольный огурец и придвинул мне наполовину опустошенную банку с килькой.
— Чего не ешь?
— Ем…
Я механически выгребал кильку, а Федя, плеснув себе граммов семьдесят, весь остаток вылил в мой стакан. Таков был порядок, давно заведенный нами: кто с утра садился за руль — больше не пил.
— За Петьку переживаешь? — спросил Федя.
Шла война с Чечней. Несмотря на относительное затишье, установившееся в последние недели, в Чечне продолжали стрелять и каждый день в Ростов приходили гробы. Петька, мой средний сын, два месяца служил в Таганроге. Молодых солдат до окончания учебки обещали не трогать, но в эти обещания я верил мало. Начнется заваруха — станут бросать всех подряд.
— Не переживай сильно, — Федя смачно сплюнул. — Там вроде все к концу идет. Переговоры… Надоело уж, поди, всем стрелять.
— Ладно, — я поднял стакан. — Пусть сдохнет эта война…
Я думал о своем восемнадцатилетнем сыне, и у меня дергало, сдавливая дыхание, сердце.
Утром, готовя машину в обратный рейс, я уже было собрался рассказать о вчерашней встрече Федору, но раздумал. Если понадобится помощь — расскажу. А пока я надеялся, что все обойдется. Попрошу начальство перевести меня на месяц-другой на внутрирайонные линии, чтобы не мелькать в Ростове, а там, глядишь, все уляжется. Не станут же они охотиться за мной по всей области! К тому же в запасе у них имеется Захар…
Я больше переживал за своего Петьку, отгоняя прочь мысли о Марате и его компании. Но все же тяжелые мысли не оставляли меня. Я чувствовал, что история эта так просто не закончится…
Через день меня вызвал главный механик автоколонны Николай Каргин и сказал, чтобы я писал заявление на отпуск. Начинался август, один из самых доходных месяцев для автобазы. За лето мы делали половину годового плана: потоком ехали в наши южные края туристы, рыбаки, студенты и прочий отдыхающий народ. Отпуска для нас, автобусников, летом были исключены, разве только по болезни.
Я удивленно смотрел на механика, к которому шел с просьбой о переводе на внутрирайонные линии. Ни в какой отпуск я не собирался.
— Иди, иди, — настойчиво повторил Каргин, выслушав мои возражения. — В бухгалтерии уже расчет готовят. Там тебе еще восемь отгулов причитается, так что до середины сентября свободен.
— Да не хочу я в отпуск!
— Есть уже приказ директора.
— А причина?
— Откуда я знаю. Сходи к директору, спроси…
Разговор с директором был еще более коротким.
— А чем ты недоволен, Вячеслав Николаевич? Зарплату за июнь и июль получишь, отпускные… Загребешь кучу денег, и лети куда хочешь.
— Да не просил я никакого отпуска!
— Зато за тебя просили. Из областного транспортного управления… На орбиту выходишь! Родственник, что ли, у тебя там завелся?
Я неопределенно махнул рукой, а директор, видимо, понял так, что я соблюдаю конспирацию и не хочу выдавать высокопоставленных покровителей.
— Мы к тебе, по-моему, неплохо относимся, Вячеслав Николаевич, — приятно улыбаясь, заверил меня директор. — Могли бы и на инженерскую должность выдвинуть, да образование у тебя не того…
В автобазе директора не любили. Особенно это чувство окрепло, когда выплыла тщательно оберегаемая тайна о размерах его оклада в одиннадцать миллионов. За длинный язык слетела со своего места бухгалтерша, но было уже поздно. Народ возмущался, директора и его приближенных костерили вовсю и жалели, что нельзя напустить на него райком партии: некого директору сейчас бояться!
Нам, шоферне-междугородникам, за всю нашу собачью работу без выходных, за все сверхурочные и командировочные, начисляли раз в десять меньше, чем директору, да и эту зарплату получали мы как подачку, частями и с опозданием. Кое-как помогала держаться на плаву «шелуха», то бишь наши левые доходы от безбилетных пассажиров. Но доходами этими приходилось делиться с контролерами, да еще и отстегивать через подставных лиц все тому же директору и его заместителям. Утаивать «шелуху» было опасно. Система известная: не заплатишь — дадут не автобус, а такое старье, что только и будешь ремонтом заниматься. Либо придерутся к любой мелочи и вообще снимут с линии.
В общем, получил я в бухгалтерии причитающиеся мне деньги, отпускные и даже небольшую премию за первый квартал (такого в истории автобазы не было уже давно!) и отправился обмывать отпуск с Федей Себряковым и другими ребятами-шоферами.
Я уже понял: меня взяли за глотку крепко. Если так юлит наш прохиндей-директор, то Марат и его компания, действительно, парни крутые, с большими связями и разговоры о полете на «Медвежий» не пустой звук.
Как водится, я выставил пару литров водки, потом послали гонца за добавкой. Мы крепко выпили в тот вечер, и меня не покидало ощущение, что я навсегда прощаюсь с ребятами и автобазой, где проработал семнадцать лет.
На следующее утро мне позвонил Марат и сказал, чтобы я никуда не отлучался: через пару дней за мной приедут и желательно, чтобы я был наготове.
— Только без фокусов, — после паузы добавил он. — Я тут недавно встречал твоего старшего сына, Володьку, который в институте учится. Хороший парень…
— Ну и при чем мой сын?! — крикнул я в трубку, хотя сразу понял, что имеет в виду Марат.
— Он в общаге живет, на Краснополянской. Третий этаж, двадцать восьмая квартира… Отпуск оформил?
— Да.
— Тогда отдыхай, Вячеслав Николаевич, и жди нашего человека. Средний-то сын служит?
— Служит.
— Не дай Бог, загремит в Грозный. А там такая заваруха наклевывается, что чертям тошно станет. Ты все понял? Пока!
Предупреждения прозвучали откровенно, яснее некуда. Если что-то сделаю не так, заложниками станут сыновья.
Последний раз я был у Петьки месяц назад. Половина его полка уже побывали в Чечне. Я видел список погибших солдат, выбитый на мраморной доске у штаба, и поспешил увести прочь жену, чтобы список не увидела она. Жена сходила с ума и твердила, что украдет Петьку из части: пусть воюют сынки тузов, если им нужна эта война! Телевизор по вечерам мы не включали. Смотреть, как гибнут восемнадцати летние мальчишки, было выше наших сил.
Я достал из холодильника бутылку водки и налил себе полстакана. Выпил здесь же, на веранде, и спустился во двор.
Крупная серая лайка Бим лениво поднялся с травы, где лежал в тени яблони, и подошел ко мне. В нашей семье любили собак. Во дворе, кроме Бима, жили еще две: немецкая овчарка Чак и самый ушлый из всех псов рыжий эрдельтерьер Степан, которого три года назад купили тайком от меня сыновья.
Мы жили на окраине городка. Центр Югорска разбросался на холме, километрах в трех ниже по Хопру. Лет пятнадцать назад вдоль мелкой степной речушки Мачехи местная ПМК взялась строить улицу небольших одноэтажных коттеджей. В тот год у меня родился третий сын, и один коттедж горсовет выделил мне, как главе многодетной семьи.
Место нам всем нравилось. Прямо за речкой начиналась степь. В низинах бело-зелеными островками издалека выделялись березовые перелески — колки, как называют их у нас. На рыжих песчаных буграх темнели шапки краснотала, кое-где торчали одинокие сосны. На холмах у Хопра начинался лес, и с крыльца дома виднелась голубая полоска реки. Все до боли стало мне здесь близким и родным. Я прожил в этих краях уже четверть века, и здесь родились три моих сына.
Чем закончится авантюра, в которую меня втаскивает мафия? Дай Бог, если золотоносный участок на Илиме окажется небольшим и суета вокруг него быстро затихнет. А вдруг тогда, в пятьдесят восьмом году, мы наткнулись на огромную россыпь, уходящую на километры в лес и к скалам? И когда счет пойдет на миллиарды, не пришлепнут ли меня, как муху, некстати залетевшую не туда, куда надо?
Я присел на крыльцо. Валентина была на работе, младший сын Мишка в школе. Меня окружали только три наших собаки. С ними я мог молчать, а жена обязательно бы завела разговор, куда и зачем собираюсь ехать. У Пети в воинской части не были уже больше месяца, и надо бы собраться, поговорить с командирами, отвезти служивым рыбы, меду…
К сыну ехать, конечно, надо. Но вначале придется слетать на «Медвежий». Утренний звонок Марата поставил точку на моих колебаниях. Я не сомневался, что угроза насчет сыновей — не пустой звук. Полечу, а там будь что будет! Но вначале я собирался получить хоть какую-то информацию об этом Марате, рыжеволосом красавце, похожем на Даниэля Ольбрхского…
10
Саня Холодов, мой кум, оказался на месте. Должность его именовалась достаточно солидно — начальник отделения уголовного розыска. Он занимал крошечную комнатку в правом крыле одноэтажного здания районной милиции. В двух других комнатах по соседству размещались четверо его подчиненных — весь штат сыщиков Югорского отдела милиции.
