Сергей Белан - Ресурс Антихриста
— Почему?
— Да разве бумажка с печатью людей связывает по жизни?
— Что верно, то верно, — согласился Верховцев.
— Нет, Олег Евгеньевич, этот вариант отпадает, — решительно заверила она. — Поверьте, мне… женская интуиция!..
— Допустим. Что в таком случае подсказывает женская интуиция?
— С Валерой случилось что-то непредвиденное. Скорей всего какая-то беда, но что конкретно, даже представить не могу.
— Хорошо. Давайте освежим в памяти обстоятельства, при которых вы виделись в последний раз. Что он собирался делать, какие были планы, о чем вы говорили, называл ли он какие-либо имена, фамилии, адреса? Вспоминайте, Мариночка, любая подробность может стать важной зацепкой.
— Ну вот, здесь возможно она и есть, эта зацепочка, — с горячностью воскликнула она, придвигая к нему пакет.
— До этого очередь дойдет. По аналогии с игрой «Поле чудес» будем считать, что это наш сектор «Приз», а пока нам нужно открыть как можно больше правильных букв, чтоб узнать заветное слово. Итак, в последний раз вы виделись…
— Да и не виделись толком, почти как на вокзале: здравствуй — до свиданья, вернее сказать «прощай».
На ее глаза навернулись слезы.
— Ну, так мы далеко не уедем, — мягко сказал Верховцев. — Не надо, успокойтесь и продолжайте.
— Да-да, я понимаю. Значит так, одиннадцатого июня я с Димкой, сыном, вечером возвращаюсь домой. Ездила на пару недель маму свою проведать в Россию. Открываю дверь, а Валера дома. Я его только осенью ждала, а у них там с судном авария случилась, их домой отправили. Конечно, я обрадовалась, а он вроде и нет: немногословный какой-то, замкнутый, будто чем-то озабочен. Обычно он с моря другим приходит, весь аж светится, а тут как подменили. Я подумала, может у него из-за аварии той неприятности, он ведь механик, но расспрашивать не стала — решила, надо будет, сам расскажет. Вечер тот мы провели дома: стол хороший сделали, выпили немного. Валера, правда, все больше молчал, говорил с неохотой, давило его что-то, угнетало, а я такая — в душу лезть не привыкла. Но помню, одна его фраза меня тогда удивила…
— Какая? — насторожился Верховцев.
— Помню дословно: «вовремя ты, Марина, вернулась, да и я тоже вовремя». Что он этим хотел сказать?.. И таким грустным тоном…
— Продолжайте…
— Утром, на следующий день, я решила съездить с Павликом в Тукумс к тетке, маминой сестре…
— Это двенадцатого? — спросил Верховцев, по старой привычке делая пометочку в своей записной книжке.
— Мама мне для нее гостинцы передала: разносолы всякие, мед, грибы сушеные. Ну, утром мы позавтракали, кофе попили, я сказала, что к вечеру вернусь. Приехала, Валеры уже не было…
— Так… и с тех пор вы его не видели? — помолчав, спросил Верховцев.
— Не видела, — печально подтвердила Марина.
— И о своих планах на день он ничего не говорил: куда собирался пойти или с кем встретиться?
— Н-нет, не припомню такого, — ответила она, подумав.
— Сколько лет вы живете вместе?
— Четыре.
— Четыре — это уже срок. А где жил Каретников до знакомства с вами, не в курсе?
— Почему же? На Московской, где-то в районе Керамики. У них там с сестрой квартира двухкомнатная.
— А родители его живы, не знаете?
— Мама умерла. А отец семью давно оставил и живет где-то на Украине, то ли в Одессе, то ли в Феодосии, точно не скажу.
— Стало быть, ваш муж был прописан там, на Маскавас? — Верховцев сделал очередную пометку в своей книжке.
— Почему был? — голос Юрченко дрогнул. — Он и сейчас там прописан.
— Да, конечно, — поспешил исправиться Верховцев, видя ее реакцию на упоминание о Каретникове в прошедшем времени. — Значит, у него есть сестра. К вам часто заходили его приятели, знакомые? Кого по имени, фамилии вы можете назвать?
— У Валеры не было обычая приглашать к себе. Он говорил: «Мой дом — моя гавань, где должен быть полный штиль, где можно отдохнуть от качки, друзей и зализать раны». А если отмечалось возвращение или уход в рейс, то обычно в ресторане. По таким случаям народу много собиралось, человек двадцать-двадцать пять, кто с женами, кто с подругами. Некоторых по именам я запомнила: Толик, Федор, Агрис, Гена. У одного, амбал такой, радист кажется, имя необычное — Анисим. Громадный мужик, накачанный, Шварценнегеру не уступит. Только у Анисима лицо доброе, а у Шварца дежурный оскал, будто он только вот колючую проволоку зубами перекусил.
— А как насчет фамилий, что-то помнится?
— С этим похуже. Одного, точно помню, все по фамилии называли — Борисов. Еще у Анисима этого фамилия то ли Пашкевич, то ли Дашкевич, он вроде белорус. Все…
— Не густо, — отметил Верховцев. — А после исчезновения Каретникова к нему никто не заходил, так, проведать?
— Были. Двое. Один точно из экипажа, я его раньше видела. Другой мне не знаком.
— Что они спрашивали?
— Интересовались Валерой.
— И вы им сказали, что Валера пропал?
— Сказала. Все как было, а что толку скрывать? К тому же я и в полиции и в пароходстве уже побывала. Так что это, в общем, секрет Полишинеля.
— Ну и что ребята?
— Они очень удивились. Сказали, что этим обязательно займутся.
— Ладно, — сказал Верховцев, беря в руки пакет. — Давайте заглянем, что вы принесли.
Верховцев начал с фотографий. Их было четыре. На первой Каретников с Мариной были по пояс сняты прямо в уличной толпе, судя по домам, где-то в центре города. Может на Тербатас, может на Кришьяна Барона. Второй снимок, явно любительский, был сделан на судне, где Каретников находился среди экипажа. План был мелкий, и что-либо рассмотреть подробней не представлялось возможным. Следующее фото стандартных размеров было цветным и выполнено «Полароидом». На нем Каретников был запечатлен сидящим на скамейке в парке. Рядом сидели молодой представительный мужчина в модном костюме и галстуке, женщина средних лет и юная дама в элегантном летнем платье. Мужчина держал в руках бутылку шампанского и фужер, у девушки был букет цветов в прозрачной упаковке. Сбоку от Каретникова на скамейке лежали одна на другой две коробки, причем верхняя смахивала на упаковку торта. Последним был снимок на документ размером четыре на шесть. Его Верховцев отложил в сторону:
— Здесь он похож на себя в жизни?
— Очень близко, — не задумываясь ответила Юрченко. — К тому же это совсем недавнее фото.
— А это? — Верховцев взял в руки цветную карточку. — Кстати, кто здесь изображен?
— Не знаю. Оно мне попалось впервые.
— Значит, никто из этих людей вам не знаком.
Юрченко молча покачала головой.
— С вашего позволения эти два снимка я возьму с собой. На время.
— Пожалуйста, — согласилась она, — если так нужно для дела.
Верховцев спрятал снимки в нагрудный карман и принялся изучать документы. Они оказались настолько любопытными и неожиданными, что чем дольше он вчитывался в их содержание, тем больше возрастал его интерес. Поверхностное знакомство заняло у него минут двадцать.
— Марина, а вы сами это читали? — спросил он, закончив просмотр.
— В общем, нет. Я нашла их только вчера, когда искала фото. Да и с латышским у меня слабовато, можно сказать никак, а заниматься переводом было недосуг. А почему вы меня об этом спросили?
— Вам знакома фамилия Таланов? — в свою очередь поинтересовался Верховцев.
— Нет, — не сразу ответила Юрченко, — такую никогда не слыхала.
— Так вот, Марина, из всех этих материалов следует, что Каретников Валерий Дмитриевич является вице-президентом фирмы «Пикадор», а Таланов, про которого я спросил, никто иной как президент этой фирмы. А фирма «Пикадор», насколько мне известно, находится в числе тех, которыми сейчас занимается прокуратура. Таких фирм в Риге… увы, не одна, а против некоторых возбуждены уголовные дела.
— За что? — вырвалось у Юрченко.
— За то, что у доверчивого народа брали деньги под высокие проценты, а потом бесследно испарились.
— Но причем тут Валера? — удивилась она. — Он ведь моряк…
— Я о «Пикадоре» узнал из прессы, — сказал Верховцев, — и о том, что его президент с крупной суммой денег, принадлежащих вкладчикам, исчез в неизвестном направлении. По версии полиции Таланов скрывается в зарубежье и, разумеется, не в ближнем. Не хочу делать поспешных выводов, но в свете открывшихся обстоятельств напрашивается мысль, что и ваш Валера мог вполне составить ему достойную компанию.
— Валера?! Да что вы! — всплеснула руками Юрченко. — Вы его просто не знаете. Он на такие грязные дела никогда не подпишется.
— О, не скажите, — скептически улыбнулся Верховцев. — Как там у Шекспира… «есть многое, друг Горацио, на свете, что и не снилось…» ну и так далее. И потом, я ведь ничего не утверждаю, а только высказываю предположение.
