Владимир Колычев - Мужчина, которого предала женщина
Людей в помещении было не густо, Валентин легко нашел свободное место за столом, но только он раскрыл тетрадку, как появился Миша. Мокрые волосы дыбом, лицо красное, как у рака, роба распахнута настежь, майки под ней нет – грудные мышцы угрожающе бугрятся, перекатываются.
– Завтра я тебя урою, чувак! – надвигаясь на него, зашипел он. – Завтра на ринге, понял?
– Ну, понял, – растерянно кивнул Валентин.
Он поднялся со своего места, чтобы, если Миша ударит с ноги, блокировать его выпад. Если получится.
– Что, страшно?
– В ШИЗО неохота.
– Слюнтяй!
– Может, завтра поговорим?
– Я тебя порву, дятел!
– Тогда уж лучше грелкой меня назови, а себя Тузиком.
– Ты мне еще поговори!
Миша отчаянно замахал руками, желая сказать что-то обидное, но, видно, гора в голове не родила даже мышь, которая могла хотя бы пикнуть на Валентина. Так ничего больше и не сказав, он пулей вылетел из комнаты. Но тут же его место занял Медник.
– Чего он от тебя хочет? – внешне спокойно спросил он.
– Реванш ему нужен. Я его сегодня на ринге уложил, – похвастал Валентин.
– А чего такой бледный?
– Кто, он?
– Да нет, ты.
– Я не бледный, просто загара нет, – сострил Валентин, вспомнив недавнюю отповедь Медника. – Зима, холода, весна только начинается…
– А что, летом здесь есть где загорать?
Юра подал знак, что хочет присесть рядом с Валентином, и он покорно перекочевал с одного стула на другой, освободив ему место. Может, он и нервный, но с ним интересно.
– Не знаю, не пробовал. Я всего два месяца здесь.
– А сколько осталось? – устало сложив руки на столе, спросил Юра.
– Тринадцать с копейками.
– Лет?
– Ну не суток же.
– Круто. А мне одиннадцать лет вкатали.
– За убийство мирных жителей?
– Шутишь?
– Ну да. Теплов говорил, что никакие они не мирные.
– Что он еще говорил?
– Много чего, да все не по теме. Про убитых чеченцев ничего не говорил. Сказал только, что никакие они не мирные.
– Это его стиль. Он умеет говорить много, а сказать мало… Ему самому девять лет впаяли.
– Да? Я не в курсе… Я в Лефортове пять месяцев провел, а Теплова от нас через два месяца забрали.
– Знаю, там постоянно тасуют с места на место, – кивнул Медник. – Я сам в Лефортове был. Про Теплова ничего не слышал, ни про Илью, ни про остальных. Как будто на разных планетах были…
Валентин кивнул, соглашаясь. Условия в Лефортове более-менее приличные, но режим лютый. Никакой возможности связаться с подельником, который мог находиться в соседней камере. Даже унитазы там были с секретом. Утечка воды через них – пожалуйста, а утечка информации – извините, подвиньтесь.
– Только в суде и встречались… Ничего, мы еще позагораем, – мечтательно усмехнулся Юра.
– Где?
– В Караганде.
– Там холодно.
– Нет, жарко. Как в тропиках… Караганда – это такой тропический остров.
– Не слышал о таком.
– Зато сейчас услышал. Я тебе даже больше скажу, ты первый про этот остров услышал. Ну, вместе со мной… Будет остров, и мы его Карагандой назовем…
– Кто это мы?
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Мне бы быстрей состариться, чтобы поскорей выйти отсюда.
– Через тринадцать лет?
– Через вечность.
– Я к этому времени в гамаке между пальмами качаться буду.
– Ты сегодня на пальме поселился.
– Не понял.
– Верхняя шконка у нас пальмой называется.
– Теперь понял… Лиха беда начало… Тропический остров дорого стоит, – отрешенно, из глубины своих мечтаний сказал Юра.
– А ты что, собираешься его купить?
– Да нет, пока только примеряюсь.
– Могу узнать, сколько такой остров стоит.
– Как?
– Через Интернет.
– У вас здесь Интернет есть?
– У меня есть.
Валентин рассказал, где работает, за что получает зарплату.
– Неплохо устроился. А меня в столярный цех определили.
– Ничего, там тоже жизнь.
– Лучше бы на лесоповал отправили, – глядя куда-то в точку перед собой, сказал Медник.
– Не валят у нас лес.
– Вот это и плохо. Ну да ладно…
– Зачем тебе лесоповал?
– Проехали… Ты мне лучше про черта этого расскажи, который оружие «чехам» толкал.
– Ну, доказательств нет. Он легко выкрутился.
– Он выкрутился, а ты здесь, да?
– Ну, я не из-за него сел. То есть из-за него. Думал, что он меня заказал, думал, что киллер на меня напал, а это случайный человек оказался. А я его убил.
– Я смотрю, ты крутой парень. Только страшно тебе. Этого испугался…
– Кого этого?
– Ну, который вышел, – движением головы Юра показал на дверь.
– Мишу, что ли? – возмущенно протянул Валентин. – Да я его сегодня на ринге сделал!
– А чего так неуверенно? – насмешливо и едко смотрел на него Медник.
– Тебе не все равно?
– Боишься ты его. Вижу, что боишься.
– Много ты видишь.
– Много. Я, парень, страх нутром чую. У меня на него особый нюх.
– И что?
– Да нет, ничего. Просто к слову… А этот, который оружием торгует, он по жизни кто?
– Фирма у него, оружейная. Охотничье оружие, травматическое.
– Богатый?
– Очень.
– Это хорошо, что богатый.
– Тебе-то что?
– Да так, бродят мысли… Мишу, говоришь, на ринге сделал? Боксом занимался?
– Да так, всего понемногу.
– Тогда чего боишься?
– Да не боюсь я!
– Боишься… И Миша этот чует, что боишься. Поэтому и на запах идет. Поверь, он не успокоится, пока тебя не добьет. Я такую породу людей знаю, их только страх остановить может. Он тебя не боится, потому и прет, как танк…
– И что мне делать? – растерянно спросил Валентин.
– Спроси что-нибудь попроще.
– Но ты же должен знать, что делать. Ты же в спецназе служил, воевал, ты знаешь, как перебороть страх…
– Страх перебороть невозможно. Страх – это ты сам, это твоя сущность. Не будет страха – не будет и тебя самого…
– Это все слова.
– Сначала было слово. Потом уже дело… А если серьезно, то страх нужен, без него нет осторожности, а без нее – верная смерть. Но страх нужно держать в узде, это верно. А удержать его в узде просто.
– Как?
– Просто. И в то же время очень сложно… Ты боишься смерти?
– Э-э, да.
– Глупый вопрос, да? Все боятся смерти. И я боюсь. А страх перед смертью – это как раз тот тормоз, который тормозит действие. Мало успевать за событиями, нужно их опережать. А будешь тормозить, долго не протянешь… В общем, не знаю, кто как, а я перед каждым выходом в рейд настраивался на смерть. У меня нет жены, нет детей, а мать, родители, если я погибну, получат солидную компенсацию. Это я так пытаюсь убедить себя, что нет у меня ни перед кем обязательств в этой жизни. А если нет обязательств, я могу спокойно покинуть этот мир. Но куда я потом попаду, вот в чем вопрос. Смерть – это ничего или все-таки что-то? Иногда мне кажется, что это ничего, и тогда мне становится страшно. А может, все-таки это что-то? Есть же такое мнение, что смерть – это только начало. Но правда это или нет?
– Не знаю.
– Да ты не напрягайся, это я не у тебя спрашиваю, у себя. И вообще… Человек похож на животное, хотя и стремится отличаться от него. А почему стремится? Потому что у него есть душа. А что такое душа? Я так думаю, это какой-то информационный код, программа, заложенная в нас свыше. Ты же компьютерщик, ты должен понимать. Вот взять компьютерную игру: человечки там бегают, рисованные, не живые, но ведь в каждого вложена какая-то информация, не знаю, что там, нолики, единички, кажется? Намагничено там, размагничено…
– Да, есть такое, двоичный формат, – заинтригованно кивнул Валентин. – У каждого такого человечка свой код…
– Человечка убили, а он раз – и в следующей игре воскрес. С тем же кодом или нет?
– Ну, если упрощенно, то да.
Действительно, компьютерные персонажи кодируются: в простых играх программирование примитивное, в сложных виртуальные герои программируются так, что у них у каждого появляется свой характер, манера поведения… И с гибелью компьютерного персонажа его программный модуль не исчезает, он остается в памяти, чтобы заново воскресить его…
Чем сложней программа у компьютерного человечка, тем больше в ней багов, ошибок. Может, потому и живой, реальный человек совершает в жизни столько ошибок, что чересчур сложно запрограммирована его душа?… Каждый человек по-своему индивидуален, у каждого свой, персональный набор грехов и ошибок. Не значит ли это, что люди запрограммированы свыше по одному принципу, но у каждого свой исключительный код. Возможно, этот кодовый модуль настолько дорогой или даже бесценный, что легче душу сделать бессмертной, чем создать новую. Может, после того как умирает тело, покинувшая его душа отправляется на небеса для последующего исправления кодовых ошибок, чтобы затем вернуться обратно на Землю, а может, и на другую планету… А если человек покончит жизнь самоубийством, значит, его душа не прошла проверку временем, потому что ее код – сплошная ошибка, исправить которую невозможно. Наверное, такая душа уничтожается…
