Александра Маринина - За всё надо платить
Но ее поджидало разочарование. Сопровождающие в поездку не требовались. И никаких выездных конференций. И вообще ничего подходящего.
— Между прочим, тебя искала эта… Как ее… С горбатым носом. Не помню, как ее зовут, — сказала ей Лариса, старший менеджер «Лиры».
— Карина?
— Вот-вот.
— Что она хотела?
— Откуда я знаю? Позвони, узнай.
— Конечно, позвоню.
Карина работала в другом агентстве, тоже нуждающемся в переводчиках. Тамара была мало с ней знакома, Карина ей не нравилась, она была слишком напористой, слишком крикливой, слишком безапелляционной. Вообще она вся была — слишком. Тамара очень быстро уставала от нее. Но сейчас положение было не таким, чтобы вспоминать о симпатиях и антипатиях. Она открыла записную книжку на нужной странице и быстро набрала телефон Карины.
— Хорошо, что ты объявилась, — с ходу начала Карина. — Есть работа, очень хорошо платят. С выездом из Москвы.
«Конечно, хочу!» — чуть было не вырвалось у Тамары, но она прикусила язык, ибо слишком хорошо знала, что такое Карина. Нарывалась уже, было дело.
— Что за работа? — осторожно спросила она.
— На нефтеразработках. Там работают немцы, и нас попросили послать туда трех-четырех переводчиков.
«Понятно, — подумала Тамара. — Немецкий язык — не японский и не хинди, переводчиков с немецкого в любом городе можно найти. Зачем же запрашивать их из Москвы? Небось такая глухомань, что и подумать страшно. Как раз то, что мне нужно».
— Где конкретно?
— Где-то в Средней Азии. — Ответ Карины прозвучал неуверенно, словно она и сама точно не знала, в Средней Азии ли эти нефтеразработки или еще где.
— Ладно, давай телефон, я с ними созвонюсь.
Карина продиктовала телефон, и Тамара аккуратно записала его на листочке, лежащем возле телефона.
— Какой там режим работы, не знаешь?
— Ну… — Карина замялась, и Тамара поняла, что это было самым уязвимым местом во всей ситуации. — Там вахтовый метод… Но платят очень хорошо, ты не сомневайся.
— Что-о-о? — протянула Тамара. — Вахтовый метод? Это значит, полгода без выходных, по двадцать четыре часа в сутки? Знаю я эти вахты. Это ж мне с каждым немцем надо будет трахаться. Для того и привозят переводчиц из Москвы. Как раз твое агентство этим славится.
— Ну а что такого? — капризно возразила Карина. — Зато деньги вон какие платят за это. Так что, поедешь?
— Да пошла ты! — в сердцах бросила Тамара. — Ты меня однажды уже сосватала на такую вахту в Воркуту, забыла? А я помню очень хорошо, как после этого три месяца в больнице валялась. Нет уж, сама поезжай. Почему бы тебе самой денег не подзаработать?
— Да у меня же французский, а им немецкий нужен. Ну Тамара, ну, может, все-таки поедешь, а? Они так надеются на нашу фирму, не хочется их разочаровывать.
— Твои проблемы, — презрительно откликнулась Тамара. — Я не поеду. Другую дуру ищи. Все, привет.
Повесив трубку, она весело улыбнулась и набрала номер, записанный на листочке. Через десять минут она уже знала, что завтра вечером улетает вместе с группой немецких нефтеразработчиков в среднеазиатские степи. Как минимум на полгода.
Глава 4
Николай Саприн лежал в постели, мучимый высокой температурой, застарелой ненавистью и зарождавшейся влюбленностью. Причем одновременно. И при этом понимал, что ни на первое, ни на второе, ни на третье права он не имеет, потому что должен искать Тамару Коченову.
Выйдя после встречи с Шориновым из дома, где жила его любовница, и обнаружив, что Тамара сбежала, он немедленно вернулся в квартиру Кати. Михаил Владимирович уже собирался уходить и очень торопился. Сообщение Николая его совсем не обрадовало.
— Ты считаешь, что она сбежала, потому что поняла, насколько стала опасной для нас?
— Я вам говорил об этом четверть часа назад, — раздраженно ответил Саприн, чувствуя внезапное головокружение и быстро нарастающий неприятный металлический привкус во рту. Черт возьми, где он ухитрился простудиться?
— Тогда тем более ее нужно немедленно найти, — приказал Шоринов, натягивая куртку.
Он не любил, когда ему указывали на его промахи, но ошибки свои умел признавать.
— Катя, я ушел! — крикнул он.
Катя выбежала в прихожую, чмокнула Шоринова в щеку, улыбнулась Николаю, потом посмотрела на него более внимательно.
— Что с вами, Коля? Вы весь в испарине. Вам нехорошо?
— Все в порядке, — вымученно улыбнулся Саприн. — Кажется, простыл немного.
Катя легко дотронулась ладонью до его лба.
— Да у вас же температура! И никакая это не простуда, а самая настоящая вирусная инфекция. Чем вы лечитесь?
— Пока ничем. Полчаса назад был совершенно здоров. Сейчас приеду домой и начну лечиться.
— Конечно, это инфекция, — убежденно повторила Катя. — Простуда не дает такого быстрого развития.
— Катя, — недовольно перебил ее Шоринов, — сейчас не время играть в доктора. Я тороплюсь. Пойдем, Николай.
— Нет, — внезапно заупрямилась девушка. — Я не могу отпустить Колю в таком виде. Ты что, не понимаешь, Дусик? У него же температура высокая, как он сядет за руль? Он же в аварию может попасть.
— И что ты предлагаешь? Устроить здесь лазарет? — Шоринов начинал злиться, это было очевидно, но Катя, судя по всему, не считала нужным обращать на это внимание.
— Я по крайней мере смогу сбить ему температуру, чтобы он мог без происшествий доехать до дома, — заявила она. — Раздевайтесь, Коля.
— Спасибо, Катя, я вам очень признателен, но я поеду, — сказал Саприн, хотя чувствовал себя совсем плохо.
Он знал за собой эту особенность: заболевать резко и очень быстро. Ухудшение обычно происходило прямо на глазах, в течение максимум часа, а то и еще быстрее. Он всегда завидовал людям, которым сначала два-три дня немножко нездоровится и о начинающейся болезни заблаговременно предупреждают легкое покашливание и ненавязчивая головная боль. Такие люди, думал Николай, могут вовремя «перехватить» болезнь, принять радикальные меры и отделаться легким испугом. Ему же это никогда не удавалось. Попав в организм, вирусная инфекция весь латентный период вела себя тихо и ничем его не беспокоила, а потом в одночасье обрушивалась дурнотой, слабостью, головокружением, болями в ногах и высокой температурой. И сейчас, стоя в прихожей Катиной квартиры, Саприн отчетливо понимал, что девушка права: в таком состоянии он не может вести машину. И плевать, что по этому поводу думает Шоринов. Жизнь, в конце концов, дороже.
— У меня нет времени.
Шоринов резко распахнул входную дверь и обернулся.
— Оставайся, Николай, пусть Катя приведет тебя в чувство, а то еще, не дай Бог, врежешься во что-нибудь.
Оказалось, что лечить Катя действительно умеет, хотя смысла предпринимаемых ею действий Саприн до конца не понимал. Она давала ему какие-то лекарства, мазала определенные точки на теле пахучими мазями, которые нестерпимо жгли кожу, заставляла вдыхать поднимающийся из термоса пар от горячей воды, в которой развела вьетнамский бальзам и таблетку валидола. Зачем это нужно, Николай не знал, но послушно выполнял все, что она велела. Он мог бы съесть даже живую жабу, если бы получил ее из Катиных рук.
— Имейте в виду, Коля, — говорила она очень серьезно, забирая у него градусник, — я не вылечила вашу болезнь, вам нужно лежать в постели как минимум неделю. Но температуру я вам сбила, и голова ближайшие полтора-два часа кружиться не будет, так что до дома вы доедете. Хотя это, конечно, не дело. Вам бы нужно сейчас поспать часов десять-двенадцать, а не ехать.
Ехать Саприн не хотел. Он хотел сидеть здесь, в этой квартире, рядом с Катей, а еще лучше — лежать и болеть. Но непременно здесь, чтобы Катя за ним ухаживала.
— Где вы научились так ловко бороться с болезнями? — спросил он.
Катя весело рассмеялась.
— В нашей семье было шестеро детей, я — старшая. Мама очень рано начала болеть, ей пришлось уйти с работы, она с тридцати семи лет на инвалидности. Представляете, восемь ртов прокормить? Родители да нас шестеро. Вот папа и начал ездить на заработки, на Север завербовался, большие деньги присылал. Так что я привыкла быть нянькой, на мне мама и пятеро младших с тринадцати лет. Поневоле научишься и лечить, и учить, и сопли вытирать. Я среднюю школу, можно сказать, шесть раз прошла: сама училась и с каждым из младших все уроки переделала да проверила. А сколько костюмов я к детским праздникам сшила! А сколько ушибов и порезов залечила! У меня иногда такое чувство бывает, что я пятерых собственных детей вырастила. Может, поэтому и замуж не выхожу. Знаете, кажется, что я материнский долг перед природой полностью выполнила. Хочется немножко передохнуть.
Николай уехал от нее в два часа ночи, дома лег в постель и не вставал вот уже третий день. Ухаживать за ним было некому, Катиными методами лечения он не владел, поэтому страдал от температуры и ломоты во всем теле, принимал традиционный набор лекарств и нетерпеливо ждал, когда болезнь отступит настолько, что он сможет ездить во всему городу, разыскивая Тамару. Жил он один, где-то в Подмосковье, на теплой зимней даче жила его мать со своим третьим мужем, но Николаю и в голову не могло прийти позвать ее. Мать он ненавидел.
