Станислав Родионов - Криминальный талант
— Я разочаровалась в следователях, — вдруг сообщила она.
— Это почему же?
— Отсталые люди.
— Это почему ж? — ещё раз спросил Рябинин.
— Не подумайте, я не про вас.
— Да уж чего там, — буркнул он.
— На заводе, где я в командировке, читал лекцию ваш следователь. Такая седая, знаете?
— Демидова.
— Вот-вот, Демидова. Извините, старомодна, как патефон. Рассказывала случаи любви и дружбы. Как любовь спасла парня от тюрьмы. И как дружба исправила рецидивиста… Я думала, что она расскажет про детектор лжи, криминологию или применение телепатии на допросах…
— Но ведь про любовь интереснее, — осторожно возразил Рябинин.
Кузнецова фыркнула:
— Конечно, но во французском фильме или на лекции сексолога. А у неё голова трясётся.
То, что накапливалось, накопилось.
— Скажите, вы сделали на работе хоть одну гайку? — тихо спросил Рябинин.
— Мы делаем ЭВМ, — поморщилась она от такого глупейшего предположения.
— Ну так вы сделали хоть одну ЭВМ?
— Ещё не успела.
— А пирожки вы печь умеете? С мясом? — повысил он голос на этом «мясе».
— У меня мама печёт, — пожала она плечами.
— Так чего же вы… — пошёл он с нарастающей яростью. — Так чего же вы, которая ест мамины пирожки и не сделала в жизни ни одной вещи своими руками, судите о работе и жизни других?!
— Судить имеет право каждый.
— Нет, не каждый! Чтобы судить о Демидовой, надо иметь моральное право! Надо наделать ЭВМ, много ЭВМ… Да ЭВМ ваши пустяки, — Демидова людей делает из ничего, из шпаны и рецидивистов. Верно, её во французском фильме не покажешь. Верно, Софи Лорен лекцию о любви прочла бы лучше… Голова у неё трясётся знаете от чего? Ей было двадцать два года, на год младше вас. Бандит ударил её в камере на допросе заточенной ложкой в шею. Она в жизни ни разу не соврала — это знает весь город. Она в жизни видела людей больше, чем вы увидите диодов-триодов. Она… В общем, о ней имеет право судить только человек.
— А я, по-вашему, кто?
— А по-моему, вы ещё никто. Понимаете — никто. Вы двадцать три года только открывали рот. Мама совала пирожки, учителя — знания. А вы жевали. Это маловато для человека. Человеком вы ещё будете. Если только будете, потому что некоторые им так и не становятся…
— Почему вы кричите? — повысила она голос. — Не имеете права!
— Извините. Не имею. Подпишите протокол.
Кузнецова чиркнула под страницами не читая. Она сидела красная, уже не элегантная, с бегающими злыми глазами, которые стали меньше, словно брови осели. Рябинин чувствовал, что и он побурел, как борец на ковре. Сейчас, по всем правилам, она должна пойти с жалобой к прокурору — на добавку к пропавшему гробу.
— Вы свободны. Деньги мы ваши найдём. А не найдём, я свои выплачу.
Кузнецова медленно поднялась, пошарила по комнате глазами, словно боясь чего-то забыть, и пошла к двери. Но совершенно неожиданно для него обернулась и тихим убитым голоском сказала:
— Извините меня, пожалуйста.
Рябинин не уловил: поняла она или обрадовалась, что деньги выплатят. А может, не виновата эта девушка ни в чём, как ни в чём не виновата кукла. Искусственного горя человек, слава богу, ещё не придумал.
Но всё это не имело никакого отношения к допросу.
Раскрыть загадочный случай с деньгами Рябинин намеревался на допросе получательницы Васиной — там лежала отгадка.
Петельников не звонил Рябинину — нечего было сообщать. Он сутки ждал вертолёт, потому что Карпинская оказалась в поле, в тайге.
Потом он часа два смотрел вниз на землю, на какие-то проплешины, щетинистые куски тайги, мелкие домики… Далеко она забралась, хотя к стоянке партии был и другой подход, не из Якутска. Девка умная, но элементарно ошибалась. В его практике уголовники не раз бежали в отдалённые области с небольшим населением. Тут их находили легко, как одинокое дерево в степи. Но попробуй отыщи человека в миллионном городе…
Восемь палаток стояли на поляне дугой. В центре лагеря был вкопан длинный обеденный стол. Петельникова удивил окрестный лес, тайга не тайга, но лес большой, — он-то ждал сплошную тундру. К вертолёту подошли шесть бородатых людей, обросшие гривами, как львы. Между собой они почти ничем не разнились — только ростом, да трое были в очках.
— Начальник партии, — представился тот, у которого бородка струилась пожиже. — Прошу в нашу кают-компанию.
Петельников, оперативник из Якутска и лётчик прошли в самую большую палатку-шатёр. В середине простирался громадный квадратный стол, сооружённый из толстых кусков фанеры на берёзовых чурбаках. Вместо стульев были придвинуты зелёные вьючные ящики. По углам стояли какие-то приборы, лежали камни разных размеров, стоял ящик с керном — и висели три гитары.
Петельников с любопытством рассматривал незнакомый быт. Когда все сели за стол, начальник партии деликатно кашлянул. Инспектор понял, что пора представляться.
— Комариков у вас, — сказал он и хлопнул себя по щеке.
— Да, этого сколько хочешь, — подтвердил начальник.
Бородатые парни выжидательно смотрели. Теперь их инспектор уже слегка различал.
— Мне нужна Карпинская Любовь Семёновна, — просто сказал Петельников.
— Она вот-вот должна прийти.
Геологов не удивило, что три человека прилетели на вертолёте к Карпинской, — и это удивило инспектора.
— Вы из Института геологии Арктики? — спросил начальник партии, потому что Петельников всё-таки не представился.
— Нет.
— Из «Геологоразведки»? — спросил второй геолог, пожилой.
— Нет.
— Из Всесоюзного геологического института?
— Из Института минерального сырья?
— Из Академии наук?
— Да нет, товарищи, — засмеялся Петельников, но мозг его бешено работал.
Из Геологического треста она уже уволилась и перешла сюда. И вот теперь он не знал должности Карпинской, поэтому опасался разговора. В тресте она была геологом. Но Карпинская опустилась и могла сюда устроиться и коллектором, и поварихой, и рабочей. Хорошенькое дельце: экспедиция Академии наук прилетела к поварихе. Но его смущало, что геологи такую возможность допускали. Или это была ирония, которую он ещё не мог раскусить.
— Всё проще, — весело заявил инспектор, — я родственник Карпинской, уезжаю в очень дальнюю командировку. Вот заскочил проведать, попрощаться…
— Понятно, — сказал молодой парень с жёлтой плотной бородкой прямоугольничком, — вы генерал в штатском, а это ваш адъютант.
Все засмеялись, кроме его «адъютанта» — оперативника, крепкого и молчаливого, как двухпудовка. Геологи приняли версию инспектора. Документов они не спрашивали: видимо, вертолёт был надёжной гарантией. Конечно, проще всё рассказать и расспросить. Но с незнакомыми людьми Петельников рисковать не хотел. Среди них вполне мог находиться её сообщник. Инспектор даже усмехнулся: вдруг вся эта геологическая партия обросших людей со зверскими лицами — шайка с атаманшей Карпинской…
— А родственников принято угощать, — сказал начальник партии и поднялся. — Влад! Организуй чайку.
На столе появился здоровый ромб сала, вспоротые банки тушёнки, громадные чёрные буханки местного хлеба и холодные доли какой-то рыбы. Начальник партии открыл вьючный ящик и достал бидон, который оказался запаянным, словно был найден на дне океана. Обращались с ним осторожно, как с магнитометром.
Когда сели за стол, начальник налил в кружки прозрачной жидкости.
— Чай-то у вас незаваренный, — улыбнулся Петельников.
— Потом мы и заваренного сообразим, — пообещал начальник. — За гостей!
Инспектор не знал, что делать. Оперативник из Якутска посматривал сбоку — ждал команды. Не хотелось обижать этих ребят, которые, несмотря на их зверские морды, ему нравились.
Он чуть кивнул оперативнику и взял кружку со спиртом:
— За хозяев!
И сразу рассосался холодок официальности — есть такое качество у спирта. Ребята заговорили о своей работе, весело её поругивая: комары, гнус, болота, завхоз Рачин, какой-то эманометр и какие-то диабазы, которые лежали не там, где им было положено. Петельников знал эту ругань, в которой любви больше, чем злости.
Пожилой геолог взял гитару, и вроде бы стало меньше комарья. Петельников слушал старые геологические песни, чувствуя, как тепло растекается по телу спирт. Только лётчик скучал, молча поедая сало, ибо спирту ему было не положено.
Окончив курс, по городам, селеньям
Разлетится вольная семья.
Ты уедешь к северным оленям —
В знойный Казахстан уеду я.
Начальник партии сунулся в один из ящиков и достал длинный пакет. Он развернул кальку торжественно, как новорождённого.
— Примите подарок от геологов.
