Самый жаркий день лета - Абдулла Киа
Ясмин огорошило, что Эндрю так легко поймал ее на лжи. От возмущения и отсутствия аргументов для спора она начала задыхаться. Злобно сбросив ноутбук мужа со стола, она отбежала к двери. Эндрю вскочил как ужаленный:
— Да что ты творишь?
— Ты бесчувственная сволочь! — заорала Ясмин. — Да как ты смеешь обвинять меня в том, что я рисковала Максом?
Эндрю сжал кулаки от бессилия.
— Я такого не говорил. Я сказал, что мы оба пользовались телефоном в машине и это не угрожало Максу.
— Угрожало, Эндрю. Угрожало!
Муж набрал воздуха, чтобы закричать в ответ, но сумел проглотить свою злость.
— Как ты вообще смеешь мне такое говорить? — Ясмин указала рукой в сторону окна. — Как смеешь защищать ее?
— Я ее не защищаю.
— Защищаешь. — Ясмин снова сорвалась на крик: — Ты пытаешься мне объяснить, почему она не виновата!
— Я не… — Эндрю сел на край стула. — Я не защищаю Лейлу. Просто… Макс должен был быть со мной. Я должен был за ним присматривать, а сам скинул его на Лейлу и… — Он бессильно взмахнул рукой. — Если бы я на самом деле захотел, мог бы отказать начальству. Мог позвонить и сказать: извините, я занят, мне надо отвезти сына. Но вместо этого я попросил Лейлу, потому что так было проще. Не она виновата. Вернее, не только она.
— Не смей так делать. Оба не смейте — ни ты, ни она. Мой сын мертв, и вы не смеете просить у меня снисхождения. Если вы оба виноваты — значит, вместе горите в аду!
Эндрю опустил голову, и Ясмин почувствовала секундный триумф оттого, что смогла уязвить мужа. Но уже через мгновение радость переросла в скорбь, Ясмин сжалась, опустилась на пол и зашлась в рыданиях. Эндрю встал со стула и топтался рядом, бессильно опустив руки, опустошенный услышанными от жены обвинениями. Ясмин прижалась головой к ножке стола, обхватила руками бездушный кусок дерева и начала выть — страшно, протяжно. Эти животные вопли были наполнены злобой и болью. Когда Эндрю нашел в себе силы подойти, она отогнала его криком, не понимая, как выразить словами гнев и скорбь, которые разрывали душу.
Шеп пытался настроить спинку кресла. После нескольких минут неудачных попыток он окликнул Мелани, секретаря отдела, и поинтересовался:
— Мелани, слушай, кто опять сидел за моим столом?
Не дождавшись ответа, он продолжил борьбу с ручкой настройки, коротко выругавшись. Детектив пребывал в плохом настроении. В основном, конечно, из-за соседского пса, который непрерывно скулил и лаял до рассвета, не дав ему выспаться. К тому же все выходные Шепарда терзала смутная догадка, которую он не мог уловить и сформулировать.
Детектив погрыз карандаш, смакуя вкус дерева, но, почувствовав свинцовую кислинку, отложил его на стол. Многие годы службы в полиции научили Кристофера тому, что подобные мысли приводят к проблемам. В тот момент, когда подозреваемый уже определен и обвинение выдвинуто, не стоит снова копаться в деталях: это очень плохая идея. Но что-то в недавнем разговоре с родителями погибшего малыша его тревожило. Шепард без конца вспоминал свой визит к ним и пытался определить, какая деталь головоломки не складывается.
Расправившись наконец с креслом, он откинулся назад, закрыл глаза и вспомнил коридор дома Андерсона. Коллеги подтрунивали над его привычкой уходить в «чертоги разума», будто недоделанный Шерлок Холмс. Но зато детективу удавалось отчетливо вспомнить все детали. Вот он идет по захламленному коридору, входит в пространство хорошо освещенного зала, объединяющего в себе кухню и гостиную. Вот глядит на палисадник за окном, на маленькую дверку для кота в правой нижней части двери. Кристофер попытался вспомнить, было ли еще что-нибудь, связанное с котом: когтеточка, миска с водой, лоток? Возможно, кот был раньше, но теперь его не держат.
Ладно, что там дальше? Он продолжил умозрительный осмотр. Вот камин, фотографии на полке: счастливое семейство; Макс в объятиях матери. У Шепарда не было своих детей, но имелся большой опыт работы с семьями, и детектив понимал, что ребенку на фотографии примерно два года. Значит, фото сделано в прошлом году.
Шепард нахмурился и открыл глаза. У Ясмин на фотографии — стильное каре, сияющий ореол волос, которые едва доставали до подбородка. На прошлой неделе у нее были волосы ниже лопаток. Сорок сантиметров роста в год — такое вообще возможно? Детектив пробежался пальцами по клавиатуре. Экспресс-обращение к духам Гугла. Ответ очевиден: в среднем волосы у женщин вырастают на пятнадцать сантиметров в год. Фотографии явно больше года, но почему тогда Макс не вырос?
В голове забил набат. Дурная догадка заставила Кристофера зайти в административную базу. Сводный реестр всех рождений, смертей и свадеб на территории Англии и Уэльса. Вбив в поисковую строку имя и дату рождения матери, Шепард пролистал справочную информацию, все еще надеясь, что ошибся. Но нет, вот и ответ.
— Боже правый, — протянул детектив, вчитываясь в больничную запись. Всего лишь утро понедельника, а неделя уже обещает быть тяжелой. Органы опеки ему спасибо явно не скажут, но раз уж Кристофер наткнулся на новую информацию, скрывать ее тоже смысла не было. Потерев лоб в раздумьях, он схватил сумку и пошел к выходу. — Через час вернусь! — крикнул он Мелани, ощупывая карманы в поисках ключа от машины.
Лейла шагала в офис от автобусной остановки. Ее машина все еще находилась в полицейском участке у экспертов. Даже в балетках ноги страшно потели, и она чувствовала, как нагревается от асфальта подошва. Лейла заметила жирное пятно на подоле юбки и задумчиво разглядывала его несколько секунд. Она и забыла, какая грязь царит в лондонских автобусах. Лейла чувствовала ее всей кожей, как будто тело покрыл толстый слой высыхающей на солнце глины.
Оказавшись в холле, Лейла прошла прямо к лифту. Внутри она поглядела в зеркало, выпрямилась и взяла себя в руки. В лофте на пятом этаже из дверей лифта появилась совершенно другая женщина. Лейла прошла к своему угловому кабинету, слыша, как стихли разговоры коллег в зале. Пара человек попыталась продолжить беседу, как будто ничего не произошло, но их сдавленные голоса звучали неестественно, натужно. Внутри кабинета Лейла нащупала кнопку, закрывающую жалюзи на стеклянных стенах, чтобы спрятаться от излишнего внимания. После этого она рухнула на стул и положила голову на руки, стараясь не смазать макияж. Сегодня куча времени ушла на то, чтобы привести себя в порядок: рука со щеточкой для туши дрогнула и оставила длинную черную полосу на щеке, помада смазалась с ямки над верхней губой, волосы спутались в клубок. Лейла планировала прийти в офис раньше всех подчиненных, но пришлось заново наносить весь макияж.
Она включила компьютер. Обычно Сьюки заранее запускала его, но сегодня, по всей видимости, решила, что начальница не придет. Позвав ассистентку и попросив чашку кофе, Лейла пролистала заголовки новостей: сначала «Архитектурный обзор» и «Метрополис», а потом, вздохнув, переключилась на «Гардианс». Новость в боковой рекламной колонке гласила: «Лондонского архитектора обвиняют в убийстве племянника». У Лейлы сбилось дыхание. Такие прямолинейные слова, лишенные подробностей и нюансов. Она перечитала заголовок с десяток раз, пока буквы не утратили всякое значение. Наконец трясущейся рукой она прикоснулась к мышке и открыла ссылку.
В статье почти не было информации, но зато присутствовали высокопарные обороты вроде «раскаленная тень стеклянного монстра в испепеляющей летней жаре». Где-то в глубине тела, в желудке, начало неприятно крутить. Лейла потянулась за салфеткой, чтобы вытереть пот с лица, и подскочила от неожиданного стука в дверь.
Тихо войдя, Сьюки поставила кофе на стол начальницы. Девушка была талантлива и быстро осваивала профессию, но ее чрезмерно кроткая манера держать себя иногда раздражала. Сьюки задержалась возле стола, и Лейла подняла на нее глаза.
— В чем дело? — поинтересовалась она у ассистентки.
Сьюки переминалась с ноги на ногу.