Ирина Арбенина - Чертова баба
— Почему вы решили сейчас мне это сказать?
— Наверное… пожалела вас. У вас такой вид.
— Какой?
— Как будто вы ищете гвоздик.
— Гвоздик?
— Ну да, чтобы накинуть на него веревку и повеситься.
«Ну и юмор! Чисто писательский, наверное», — мельком подумала Светлова, передернув плечами.
— Пожалуйста, Мария Иннокентьевна, — попросила она. — Припомните, не упоминал ли Селиверстов при вас каких-то фамилий?
— Фамилий? — задумалась Погребижская. — Что-то было… Знаете, как у Гончарова… Кажется, Адуев!
— Может, Федуев?
— Пожалуй, вы опять правы, именно Федуев. Молодой человек признался мне, что ему не хватает профессионального роста, продвижения, и это задание, полученное в редакции и связанное с Федуевым, — шанс попробовать новое. Шанс продвинуться.
— И что же, именно в такой связи он упоминал имя Федуева?
— Ну, да, именно так… В этой связи. Насколько я помню, Селиверстов в конце беседы стал посматривать на часы и сказал: я тороплюсь.
— Спасибо, Мария Иннокентьевна…
— Только у меня к вам тоже просьба, — придержала Анну на прощанье за руку Погребижская.
— Слушаю?
— Вы Лидочке не проговоритесь, что я вам все это рассказала.
— А что, Лидия Евгеньевна против того, чтобы вы помогали расследованию? Возражает?
— Еще бы! Категорически! Она не хочет, чтобы я лезла в это дело.
* * *Погребижскую Светлова видела в Дубровнике еще лишь однажды — правда, при весьма неожиданных, если не сказать, пикантных обстоятельствах.
Прогуливаясь накануне дня отъезда по вечернему городу, Аня вдруг издалека углядела Марию Иннокентьевну и приветственно помахала ей рукой.
Но ей не ответили: очевидно, Погребижская ее не заметила.
А далее Светлова с некоторым изумлением наблюдала, как к Марии Иннокентьевне подошел красивый молодой мужчина и принялся о чем-то оживленно с ней толковать. И это, вне всякого сомнения, было самое настоящее ухаживание.
Более того… Светлова, как говорят в таких случаях завзятые сплетники, «своими собственными глазами» видела, как они потом, после недолгой беседы, удалялись по узкой улице Дубровника куда-то в сгущающиеся сумерки. И бархатная романтическая адриатическая ночь укутывала их все больше и больше, скрывая от глаз всяких дотошных сыщиков и просто любопытных.
«Ну, в общем, что ж… — подумала Светлова. — Пенсионерка-то она пенсионерка… Ну а если взглянуть на нее глазами мужчины? Синие очи, идеально правильный профиль, темные без седины волосы, еще очень стройная, легкая в движениях… А Малякин-то, похоже, прав, и этого уличного ловеласа можно понять!»
* * *Марио Безич, мелкий предприниматель, крутился, как мог. «Летний бизнес»
— летом в Дубровнике, «зимний бизнес» — зимой в Загребе. Маленькая пиццерия в Дубровнике за один сезон приносила хороший доход, как, впрочем, и все в этом благословенном городе. Но курортные сезоны здесь не слишком длинные, и надо было крутиться вовсю. Следить за кухней, за официантами, за кассой. Не отлучишься ни на часок. При этом Марио был истинным сыном своей земли, чувственным и галантным, для которого мир хорош прежде всего потому, что в нем есть женщины, а потом уж, в порядке убывания, все остальное.
Такая напряженная жизнь в городе, наполненном фланирующими туристками со всего мира, в курортных, соблазнительных нарядах, выныривающих из ласковых вод Адриатики и покрытых свеженьким дорогим загаром, просто вынудила разрывающегося на части Марио выработать особую тактику блицроманов. Надолго он отлучиться из своей пиццерии никак не мог, а вот часок — уже было возможно!
Обычно Марио выуживал своим орлиным безошибочным глазом ловеласа из прогуливающейся толпы туристов какую-нибудь достаточно соблазнительную даму — тут уж он себе не отказывал: женщина должна была ему действительно понравиться… Соблазнительную, но уже глубоко бальзаковского возраста. Что бы еще все было «о'кей!», но уже «женщина в ожидании последнего шанса». И тогда Марио пикировал на нее со своим неизменным «до ю спик инглиш а литл?» — и просто сокрушал жертву потоком банальностей типа:
«Когда вас увидел, у меня просто земля ушла из-под ног. — Почему вы одна? — Не верю своим глазам: такая красивая женщина и в одиночестве! — Вы свободны и я свободен. — Не выпить ли нам по чашечке капуччино?..»
Уровень банальности вполне компенсировался напором. А главное — тем, что сам Марио был замечательно хорош собой и молод.
Для стареющей дамы в фазе грустного прощания с надеждами на любовь, казалось, что наяву происходит чудо из «любовных романов». Когда уже и не ждешь, и вдруг вот он, принц! Да какой!.. Просто кинематографический голливудский уровень мужской красоты. И оказывается, это не просто лживая ремесленная уловка, которую используют для утешения своих стареющих читательниц авторы любовных романов, — а вот он! Явился-таки..
В общем, дамы такого рода — в фазе грустного прощания с надеждами на любовь — более всего подходили для изобретенных Марио блицроманов. Сдавались они легко и быстро, что и было крайне важно, как именно фактор времени был для Марио решающим. Времени, как известно, у него было очень и очень мало.
После чашки капуччино Марио предлагал даме посидеть в уютном уголке, куда не добирается свет старинных фонарей, в густой тени старинных крепостных стен. Ну, а дальше… В общем, все без исключения мимолетные избранницы любвеобильного хозяина пиццерии хранили воспоминания о встрече с Марио долго-долго и нежно-нежно.
Но на этот раз… Марио был просто ошеломлен оказанным отпором!
Ошеломлен, обескуражен и даже обижен.
У него так мало времени, черт побери! — летний бизнес, зимний бизнес…
И потом, в чем, собственно, дело?! Что случилось?! Все женщины, не задумываясь, падают в его объятия, так было всегда! И это очень удобно, потому что ему всегда некогда! И если бы эти женщины задумывались и уж тем более долго думали, его личной жизни просто пришел бы конец!
А эта туристка! Да она просто пробила брешь в его непоколебимых представлениях о себе и своем месте в этом мире. Отказать ему, Марио! Нет, это просто не укладывалось у красивого хозяина пиццерии Марио в голове…
Глава 7
— "Под большим-большим деревом, баобабом, в далекой африканской земле жила-была большая и дружная семья львов — правд. Да, так называется, мой дорогой маленький читатель, львиная семья…
Добрая мама Лев, храбрый папа Лев и маленькие непослушные львята. А самого младшего из них, самого умного и храброго, звали Рик".
Аня Светлова читала сыну произведение Марии Погребижской.
— "Все было прекрасно у Рика: и огромное тенистое дерево, под которым жила львиная семья, и ласковое солнце круглый год, и добрая мама… Одно только было ужасно: маленького Рика никто не считал за льва!
Папа-лев никогда не брал Рика с собой на охоту. А попугай какаду, тараторивший без умолку:
«Рик-Рик, маленький Рик…» — готов был болтать о чем угодно. Но сколько ни просил его Рик: «Скажи, что Рик — лев!» — вредный какаду никогда этого не делал.
А глупые гиены, те и вовсе хохотали Рику вслед. А ведь если бы они считали его львом, разве бы посмели смеяться над ним?"
— Мам, — прервал вдруг Анну сын, — ему, наверное, обидно было ужасно?
Ведь на самом же деле он лев, да?
— Ну, это же сказка…
— А я, знаешь, мам, что думаю…
— Что, дорогой?
— Я думаю, он им, в конце концов, покажет!
— Да? — Светлова рассеянно закрыла книжку с красивой глянцевой обложкой.
«Все-таки молодец эта Мария Иннокентьевна, — думала Аня, пропуская мимо ушей лепет Кита. — Молодец, что призналась насчет Селиверстова…»
Аня вообще высоко ценила людей, которые могли поступиться личным обывательским спокойствием ради того, чтобы помочь расследованию и восстановлению справедливости.
«Теперь, к счастью, дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки, — размышляла Светлова. — Впереди — Федуев!»
* * *Тот самый редактор отдела расследований, с которым Максим Селиверстов договаривался незадолго до своей гибели о материале, взглянул на монитор компьютера и произнес, обращаясь к Ане:
— Ну, вот, пожалуйста! Извольте познакомиться. Вот его досье… Феликс Федуев, вор и коррупционер… Не слишком, правда, крупный, по отечественным меркам. Уже насытившийся вор, удалившийся на покой, отошедший от дел. В общем, на первый взгляд ничего особенно интересного.
— Значит, этот неинтересный коррупционер и был тем самым «заданием»
Селиверстова?
— Именно.
— Но почему Максим выбрал именно этого? Их же много… пиши — не хочу.
— Видишь ли, Анна, Федуев не просто коррумпированный чиновник, скучный и стандартный, каких тысячи и тысячи. Он с изюминкой. С блажью. А блажь его, видишь ли, с литературным привкусом. Я думаю, потому он и заинтересовал Селиверстова — уж больно своеобразен! Максик ведь у нас вообще-то работал в отделе литературы.
