KnigaRead.com/

Гелий Рябов - Странный Фаломеев

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Гелий Рябов, "Странный Фаломеев" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Лес кончился, низина угадывалась в темноте, за ней светились огоньки — хутор или деревня. Фаломеев остановился:

— Нужно принять решение.

Тоня повела взглядом в сторону Риттера:

— Тише, он может догадаться.

— Вот что… Приказать бежать и выстрелить в спину — я не смогу. Но его нужно убрать.

— Убейте так… — Герасимов отвернулся.

— У тебя автомат. Ну? Понятно… Тоня?

— Я? Нет!

— Держи себя в руках. У тебя есть светлая мысль?

— Да. Отпустим. Пусть уходит.

— Это летчик, Тоня… Ты берешь на свою душу убитых, сожженных? Так-то вот… Риттер!

Немец повернулся, его трясло.

— Мы отпустим тебя. А ты снова сядешь в истребитель и станешь стрелять.

— Нет.

— Тебя заставят. Ладно… Будешь рассказывать камрадам о «низшей расе», о русских, которые не смогли убить безоружного врага. Иди…

Риттер сделал несколько шагов и остановился. Он ждал выстрела.

Выстрела не было.


Риттер ступил на деревенскую улицу в тот момент, когда уже прозвучала команда и мотоциклисты, треща стартерами, заводили свои «БМВ». В коляске мотоцикла, который пристроился в хвост колонны, он увидел обер-фельдфебеля, наверное, тот был начальником, слишком уж барственно развалился. Заметив Риттера, уставился как на привидение и, не произнеся ни слова, выслушал рассказ. «Надо же, какая история, — резюмировал он, — признаться, увидев вас, я глазам своим не поверил. Над этим районом никого не сбивали, нас информируют, да и кому сбивать-то? — Он засмеялся. — Авиация русских сгорела на земле. Что будем делать, обер-лейтенант?» — «Довезите меня до ближайшей части, я свяжусь со своими». — «Хорошо. Где поедете? В кабине третьим или в коляске? Честно сказать — в кабине будет тесно и душно, а в коляске… С пулеметом справитесь, если что?» — «Я всю жизнь сижу в очень тесной кабине, — улыбнулся Риттер и провел рукой по горячему от солнца стволу — это ведь не сложнее, чем на „мессершмитте“?» Оба рассмеялись, обер-фельдфебель махнул рукой, давая сигнал к отправлению, и побежал к первой машине, двинулись мотоциклисты, Риттер забрался в коляску и начал устраиваться поудобнее. Только теперь, когда улеглось волнение, он стал воспринимать окружающее полностью. У дома напротив стояло несколько жителей деревни — и среди них один… Он был одет иначе и смотрел на Риттера, словно стремился его загипнотизировать. Внезапно он замахал руками и что-то закричал, среди незнакомых русских слов (кстати, почему русских? — еще успел подумать Риттер, здесь же не то поляки, не то литовцы, или нет, им же объясняли: западные украинцы, вот!) повторялось одно и то же слово: «Стойте, стойте…» И вдруг пелена окончательно спала с глаз: кричал Зиновьев…


Он ночевал в этой деревне, поляки его только что накормили и объяснили, как идти дальше, он уже привык к тому, что остался один; как ни странно, было легче — никто не цеплялся, не требовал отчета, никому и ничем он не был теперь обязан, даже страх начал проходить — дважды встретились немцы, проверили документы, паспорт их вполне устроил, отпустили с веселым гоготом и даже по спине похлопали, не такие уж они страшные…

Риттера он увидел в тот момент, когда тот садился в коляску мотоцикла — вальяжно, с унтером — запанибрата. Сбежал, ловкач… Он покрылся липким потом: «А попутчики? Фаломеев и остальные? Карающий меч, поди их там, разбери… Наблюдают сейчас из укрытия, все видят, и его тоже… Значит, спросят потом по всей строгости, из-под земли достанут, у Фаломеевых руки длинные… Немца надо сдать!» Он восхитился собственной мудрости и изворотливости: немца — немцам, такое не каждый придумает! А самое главное, он же опасен теперь, этот Риттер, Фаломееву и остальным опасен! Если что — это же героический поступок, все газеты напишут, да что там газеты. Может, даже и орден дадут — Красную Звезду. Чего там — четыре года помогал он «брать в ежовые рукавицы» всяких-разных и всегда при этом распалял воображение ужасными последствиями, которые могли наступить, если вовремя не пресечь, и снова, высунув кончик языка, скрипел пером № 86, подбирая выразительные слова, и ставил подпись, некую не существующую реально фамилию (так было положено), которая сразу же превращала фантазию в неотвратимый документ, предписывающий ту или иную траву признать сорной и выполоть. Сейчас, правда, «трава» была непривычной — что ж, пусть Фаломеев посмотрит, как он справится и с этой задачей тоже. Пусть посмотрит и — увидит.


Фаломеев не увидел ничего; с того места, где отпустил Риттера, группа ушла сразу. О немце больше не говорили, понимали — вариант не оптимальный.


Риттер тоже о них старался не думать, потом стало не до того — забыл. Приехали в городок, очень похожий на провинциальный немецкий, сразу же появились два фельджандарма, вежливо, молча, отвели в двухэтажное здание на окраине, здесь унтерштурмфюрер с нашивкой «СД» в ромбе на рукаве доброжелательно выслушал всю историю и, никак не отреагировав, начал задавать вопросы: «Скитались несколько суток?» — «Да». — «Ни разу не встретилась наша часть?» — «Нет». — «Мы исследовали обстоятельства гибели двух солдат… — Он назвал номер части и селение, развернул карту и показал: — Здесь. Не припомните?» — «Мне странно слышать». — «Да? А нам показалось, что русские диверсанты смогли так легко уничтожить профессиональных десантников только потому, что солдат… ошеломили чем-то». — «Чем же?» — «Ну, скажем, подошел к ним совершенно неожиданно германский офицер, они очень удивились этому, не ожидали, а русские воспользовались… Разве неправдоподобно?» — «При чем здесь я?» Унтерштурмфюрер улыбнулся: «Конечно, требуется два свидетеля, чтобы факт можно было считать доказанным… Но вы сильно недооценили нас, Риттер, сильно недооценили». Он приоткрыл двери и приказал кому-то войти, два санитара внесли на носилках желтолицего, с ввалившимися щеками солдата лет двадцати на вид. Риттер узнал его, он был одним из тех, в охранении… Солдат твердо и внятно его опознал, унтерштурмфюрер что-то сказал о родственниках, и, зацепившись за это слово, Риттер переспросил: «Родственники? Я не понял, повторите». — «Конечно, кивнул эсэсовец, — я повторю. Вы поможете нам обезвредить диверсионную группу русских, и тогда — штрафной батальон и возможность смыть кровью… Если нет — мы вам отрубим голову, а ваших родных повесим как бешеных собак, включая женщин, стариков и детей… Я советую подумать, прежде чем вы примете решение…» Он замолчал и уставился на Риттера заинтересованными глазами, видно было, что его очень занимает ситуация. «Сколько у меня времени?» — «Очень много. Минута». Зиновьев стоял здесь же и смотрел с любопытством.

Что ж, кончена жизнь, и очень жалко их всех — мать, отца, сестру, детей… И себя очень жалко, чего уж играть в героя… Не сяду в «мессершмитт», никого больше не убью, напрасно этот русский толстяк так волновался. Нашей службе безопасности и сам фюрер ничего не смог бы объяснить… «Голову — это очень больно», — тихо сказал Риттер и бросился к окну, обрушившись на раму всем телом. Она с треском развалилась, Риттер тяжело рухнул на асфальт, расчет оказался правильным: часовой у входа дал две короткие очереди…


«Сегодня седьмое июля!» По проселку уверенно и спокойно пылила колонна крытых брезентом грузовиков, битком набитых солдатами, одна песня наплывала на другую — в каждом грузовике пели свою. «Где наши? Где?» Тоня схватила Герасимова за руку, он отвел глаза: «Чего спрашиваешь…» — «Степан Степаныч… — не унималась Тоня, — как же так? Ведь на удар — тройным ударом, я же не идиотка, что вы молчите?» — «Думаю, что ответить». — «И что придумали?» — «Ты сначала успокойся». — «Я спокойна». — «А спокойна — зачем виноватых ищешь? Бесполезное это занятие…»

Да, бесполезное, пусть. Но ведь шли на парадах, на последнем, 1 Мая, как шли!.. Какие могучие танки, пушки какие, самолеты над башнями Исторического музея… Тихон достал приглашение, на трибуне Мавзолея так хорошо, так близко был виден Сталин и маршалы, их было много, никого, кроме Ворошилова и Буденного, она не знала, все так красиво, так мощно, так убедительно… Что же теперь? Разгромили Красную Армию? В один день разгромили? Этого не может быть! Но тогда почему сейчас едут эти грузовики, почему по ним не стреляют красноармейцы, почему не летят самолеты, почему…

— Ты все же успокойся, истерикой здесь не помочь…

— Чем же?

— Руками… — Фаломеев сжал кулаки. — Я, ты, вон — Герасимов… Нас сто семьдесят миллионов! А их… Только сорок. У нас тройное превосходство, это залог победы, поняла?

— По тактике… — поправил Герасимов, — а по жизни…

— По жизни — тем более!

Грузовики исчезли; долго молчали, нужно было что-то решать. «А чего — уложим их, сколько сможем, вон — четыре магазина и шесть гранат — не пустяк». Герасимов улыбнулся, смутившись. Песня про Железняка, конечно же, была наивной; гражданская — не эта… Но он любил эти песни, знал их все и про войну, в которой родилась любимая и легендарная, прочитал все, что смог, и фильмы все посмотрел, «Чапаева» — пока показывали, «Летчиков» — раз двадцать, не меньше. Самолеты так пленили, что в 39-м подал заявление в военное летное училище. Поначалу было трудно подавлять страх, но в 41-м увидел фильм про Чкалова, который бесстрашно пролетел под Троицким мостом, и страх прошел, будто его никогда и не было… Прекрасная начиналась жизнь — с отличием окончил училище, на выпускном вечере влюбился без памяти в ослепительно красивую, с косами до пояса и ярко-зелеными глазами девчонку. «Твои глаза зеленые, твои слова обманные…» Нет, это только в романсе, она никогда не обманывала. Никогда? Боже ты мой, как странно меняется представление о времени… Через три дня познакомил ее с мамой, отца не было, погиб отец в шахте, засыпало, ему, сыночку любимому, еще и года не исполнилось… Знаком три дня всего, и на тебе — никогда… Может, потом и обманула бы? Договорились, что уволится из столовой — официанткой там работала, приедет к нему в часть и сразу — в загс! Робко сказала: «Там ведь загсов еще нет, наверное?» — «И не надо! Командир распишет, товарищ подполковник Сидоров!» Не успел приехать — немец этот… Сел как ни в чем не бывало, будто на свой собственный аэродром, извините — битте-дритте, улыбается, наши — тоже во все рты, повели в столовку, накормили в отвал, потом появился этот, в макинтоше, подполковник приказал помочь «товарищу»… Конспирация… А то не ясно — откуда «товарищ»… А пистолет остался в купе. Не привык к нему, растерялся, теперь поди взгреют — за утрату боевого оружия… Пусть. Лишь бы дожить… Интересно, приехала ли Зина? Дай Бог, чтобы нет. Интересно, что напишут из части маме? «Погиб, неизвестно где»? Нет, «пропал без вести», есть такая формулировка… Напишут, конечно…

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*