Александр Серый - Криминальные повести
– Почему Тарасов решил, что укол делала именно дежурная медсестра? Кстати, как ее фамилия? – спросил Ерофеев.
– Ее фамилия Котина. А Тарасов так решил потому, что у женщины, делавшей укол, были, как и у Котиной, светлые волосы, забранные под шапочку. Ростом и сложением они также похожи. Когда я с Котиной начал разговаривать и сказал об этом, она разрыдалась до истерики. Сейчас ей дали успокоительное, и она находится в кабинете зав. отделением вместе с вашим Белозеровым.
Когда Широков услышал про медсестру-блондинку, сердце аж «ёкнуло». Пораженный догадкой, он посмотрел на Ерофеева. Тот прикрыл глаза, давая понять, что ему на ум пришла та же мысль. Вслух же он поинтересовался у Яшина:
– Возможность проникновения посторонних в больницу отработали?
– Нет, еще не успели, – развел руками следователь, – вот только перед вашим приходом передали список работников, которые оставались в больнице на ночь после двадцати часов. Все они на месте – я распорядился, чтобы домой их пока не отпускали.
– Хорошо, – одобрительно кивнул подполковник, пробегая написанный от руки список, где кроме фамилий были указаны должности и непосредственные рабочие места каждого. – Ну, вы тут занимайтесь осмотром, а мы с людьми побеседуем. И вообще…
Петр Сергеевич сделал какой-то неопределенный жест рукой и, подхватив Широкова под локоть, вышел с ним в коридор.
– Вот что, Стас, – вполголоса произнес Ерофеев, – давай-ка восстановим последовательность событий с учетом вчерашнего вечера у Гвоздковой. Как раз и ты узнаешь, что там произошло после потери тобой сознания. Итак, к Гвоздковой ты пришел около восьми, так?
– Так. Ровно в 19.55 – я еще посмотрел на часы.
– Ага. Как сообщила соседка из пятой квартиры Седова, примерно в половине седьмого к ней зашла Гвоздкова с мужчиной, которого представила своим братом. Точнее – двоюродным братом. Гвоздкова сказала Седовой, что ее последнее время преследует один мужчина, занимающий видное положение, с целью заставить вступить в интимные отношения. Сегодня, якобы, этот мужчина придет к Гвоздковой после семи часов, чтобы в очередной раз домогаться своего. Маргарита Сергеевна хочет ухажера проучить и позвала на помощь брата, которого и просит на время приютить. Когда надо будет, Гвоздкова «брата» позовет на помощь, да и Седова будет также свидетельницей «гнусных посягательств нахала».
Ерофеев достал сигарету и, воровато оглядевшись, прикурил.
– Причем, заметь, ход был рассчитан предельно точно: бабка из породы сплетниц и домовых шпионов, обожает разные грязные истории. Естественно, она с готовностью согласилась. Так вот… В 19.55 ты вошел в квартиру. В 20.30 Свешников, сидя у подъезда, услышал шум и крик: в это время «брат» и Седова вбежали в квартиру Гвоздковой. Здесь они, как и задумывалось, увидели «ужасное насилие над женщиной». Последняя, защищаясь, нанесла обидчику удар бутылкой по голове. Приведя себя в порядок, Маргарита Сергеевна заявила «брату» и бабке, чтобы те покараулили злоумышленника, пока она сходит за милицией. В 20.30 Гвоздкова пробегает мимо Игоря, стоявшего в подъезде. Игорь слышал шум отъехавшего «Жигуленка» – скорее всего, нашу красавицу ждал второй сообщник. От дома до больницы пять минут на машине. Еще пять минут – надеть халат, шапочку и подняться в палату номер 306. Заметь, работая в больнице, Гвоздкова прекрасно знает расположение помещений. Три минуты сделать укол. Спуститься к машине и вернуться обратно – еще десять минут. Итого, на всю операцию – 20-25 минут! Максимум – полчаса. По дороге обратно – звонок в милицию о попытке изнасилования. К приезду опергруппы Гвоздкова уже дома, с ней – двое свидетелей и фотография. Какой удар по милиции: ее сотрудник – насильник. И алиби превосходное. В больнице в момент убийства Касьянова она быть не могла, так как отбивалась в это время от насильника и бегала за милицией! Блестяще!!!– восхитился Ерофеев.
– Подождите, Петр Сергеевич, – поморщился Широков. – Но ведь, случись все не так, как задумала, по вашим словам, Гвоздкова, в ходе расследования обратили бы внимание на получасовые хождения Гвоздковой за милицией – это раз! Да и, учитывая связь с событиями на Гоголевской, на нее сразу бы пало подозрение, по крайней мере, в содействии устранению Касьянова.
– Е-рун-да! – четко выговаривая каждый слог, возбужденно возразил Ерофеев. – Ты только представь, какая бы каша заварилась вокруг тебя и всех нас! Где факты заинтересованности Гвоздковой в смерти Касьянова? Где факты вообще ее участия во всей истории?! Где?!
Видя, что Широкову возразить нечего, подполковник продолжил:
– Таких фактов у нас нет. Есть только предположения, основанные на интуиции, а их, как известно, к делу не пришьешь. А у Гвоздковой – факт посягательства на ее честь. И потом, полчаса – чушь! Она бы заявила на следствии, что выходила на десять-пятнадцать минут, что ближний телефон-автомат не работал, пришлось искать другой. Словом, что-то в этом роде. «Братик» бы все подтвердил, а старуха, услышав их слаженный дуэт, запела бы в полный унисон. При этом, возбужденная и напуганная всем увиденным, искренне считала бы, что так и есть, как говорит «несчастная» женщина. И поди тогда докажи, что ты – не верблюд. Страшно представить, что бы получилось! – он нервно затянулся дымом и, поперхнувшись, зашелся в отчаянном кашле. Когда приступ прошел, а злополучный окурок полетел в открытое окно, Ерофеев, придя в себя, хлопнул Станислава по плечу:
– Эта белокурая бестия не учла только, что у нас может возникнуть мысль подстраховать тебя, учитывая ее слишком назойливое желание затащить капитана Широкова в постель.
Станислав оценил скромность шефа относительно «нас», хотя прекрасно понимал, что идея «подстраховать» принадлежала, конечно, самому подполковнику. Еще Широков вдруг ощутил страшную слабость в конечностях и испарину на лбу, слушая начальника и явственно представляя предсказанный тем вариант развития событий, что называется, в лицах.
– Что же было дальше на самом деле? – едва выдавил он.
Ерофеев коротко описал задержание «брата», обнаружение в комнате бездыханного капитана и очумевшей Седовой. Придя в себя, Станислав констатировал с некоторым удовлетворением:
– Выходит, Маргарита Сергеевна допустила-таки промах. А финал эпизода не трудно представить: вернувшись на машине сообщника из больницы к дому, они увидели у подъезда милицию, все поняли и смотались в неизвестном направлении. Кстати, Гвоздкова действительно звонила по «02»?
– Звонила… А то как же там оказался автопатруль, пришедший на помощь Свешникову.
– А «брат», кто он?
– Вот это пока неизвестно. Свешников пытался «колоть» его до середины ночи, но безуспешно. Даже имени не говорит, гад.
– Что дал обыск у Гвоздковой?
– Ничего хорошего. Никаких писем, записных книжек, фотографий – ничего!
– Не понял! Она же хотела мне показать альбомы семейные! – удивился Широков.
– Не знаю, что она хотела тебе показать, только никаких альбомов нет, – проворчал Ерофеев. – Ладно. Заболтались мы тут. Дело надо делать. И делать со всей тщательностью, чтобы при следующей встрече с Маргаритой Сергеевной козыри были у нас в руках, а не наоборот.
Вместе они направились в кабинет, где, как сказал Яшин, пребывали Белозеров с Котиной.
В просторном и светлом кабинете зав. отделением находились хозяин – высокий светловолосый мужчина лет сорока, молодая блондинка с заплаканным опухшим лицом и Слава Белозеров. Ерофеев и Широков представились мужчине и женщине, после чего подполковник попросил заведующего выяснить, пришел ли главврач, с которым необходимо было переговорить, а также найти пару кабинетов, где сотрудники милиции могли бы побеседовать с персоналом, работавшим в ночь. В это время Широков исподволь разглядывал медсестру и пришел к выводу, что внешне она действительно напоминает Гвоздкову.
– Как вас зовут? – мягко спросил он, решив взять инициативу разговора на себя.
Женщина подняла наполненные тоской глаза и чуть слышно выговорила:
– Катя…
– Катюша, мы понимаем ваше состояние сейчас, но мы вас ни в чем не обвиняем и не подозреваем, поверьте, – и заметив, как женщина вздрогнула и подалась вперед, добавил: – Соберитесь с силами и постарайтесь по минутам вспомнить весь вчерашний вечер: что вы делали, где были, кого видели?
Подавив рвущийся из груди вздох, Котина проговорила:
– Дежурство у меня начиналось в восемь вечера. Я, как обычно, пришла минут на пятнадцать-двадцать раньше, чтобы переодеться и принять смену. Сдававшая дежурство Серегина Тамара уже подготовила лекарства для выдачи больным перед сном. В начале девятого она ушла, а я пошла по палатам с лекарствами и одновременно проверить самочувствие больных. Потом вернулась к себе за столик…
