Андрей Орлов - Я навсегда тобою ранен...
– Подождите, – она наморщила лоб. – Я вам вчера не сказала... Несколько раз Алексей с Башлыковым куда-то уезжали. Он приносил мне штормовку, драный рюкзак, просил починить и как-то обмолвился, что они собираются прогуляться по Ашлымбашу... Вы же знаете, что такое Ашлымбаш? Это горная речка, она течет параллельно Уштыму, через базу «Белые зори» и не предназначена для прогулки. Там высокие пороги, бешеное течение...
– Мы знаем, что такое Ашлымбаш, – уверил я.
– А потом я случайно слышала обрывки их разговоров. Звучало название: «Белые зори»...
Я почувствовал, как в организме что-то начинает происходить. Предвестник беспокойства, какого-то неудобства, неясные предчувствия.
– А еще они говорили про какого-то третьего... – раскрывала бывшая учительница бездонные глубины памяти. – Я решила, что он должен поехать с ними. Я стояла на кухне, а они курили на крыльце и, видимо, увлеклись... Башлыков спросил: а где Багор будет ждать? Алексей ответил: мол, место встречи изменить нельзя – за Федориной горкой. Это возвышенность на дороге – в трех верстах от города. А потом засмеялся: ему же марафет нужно навести, невидимкой прикинуться...
– Вы сказали, «Багор»? – перебил я.
– Ну да, – пожала плечами Анна Михайловна.
– Может быть... «Бугор»?
– Вряд ли. Прозвучало явственно – «Багор». Я запомнила, потому что сразу на ум пришла эта длинная штуковина с крюком на конце...
– Он не говорил, зачем им нужно... прогуляться по Ашлымбашу?
– Не говорил, – вздохнула женщина. – Но делал при этом такое загадочное лицо... А однажды был навеселе и объявил, что наша жизнь может вскоре измениться в лучшую сторону.
– Понятно. Итак, давайте сначала, Анна Михайловна. Как следует из ваших объяснений, несколько раз Грушницкий, Башлыков и предположительно примкнувший к ним третий...
– Раза три, если точнее, – перебила женщина. – В апреле, мае и, кажется, августе. И каждый раз это случалось на выходные. Два дня их где-то носило...
– Замечательно. Одевались по-походному, запасались продуктами и пропадали. В разговоре фигурировали «Белые зори». Подробностей не сообщалось. По возвращении домой впечатлениями не делились.
– Алексей серьезно распорол плечо в августе. Сказал, что налетел на скалу. А после последней поездки был совсем мрачным...
Мысль вертелась, как собака на привязи. Мы выжали из Анны Михайловны все, с этого часа она не представляла интереса для дальнейшей работы. Была только обузой.
– Прекрасно, Анна Михайловна, – сказал я. – Благодарим за искренность. К сожалению, мы не можем предоставить вам круглосуточную охрану, поэтому будет неплохо, если на время следствия вы куда-нибудь исчезнете.
Женщина съежилась.
– У вас есть родственники в наших краях?
Она подумала и кивнула.
– Мама... в Абакане.
– Вот и славно, – обрадовался я. – Собирайте вещи, мы свяжемся с ГАИ, вас отвезут. О работе не волнуйтесь, все уладится. Вашему руководству сообщат, что по срочным государственным причинам вам потребовался короткий оплачиваемый отпуск.
В помещении висела гнетущая тишина. Крюгер в пятый раз пересчитывал зарплату (больше не становилось), сочиняя уважительную причину, чтобы сорваться в магазин. Янка листала прижившийся в отделе справочник по абаканской недвижимости, гадая, подходящий ли нынче период для крупных капиталовложений. Венька мечтал о лимузине с трехцветной свадебной полосой, доме на Борнео и о посильном участии в вопросах демографии.
– А надысь опять в «Белых зорях» видели обезьянообразное существо в лохмотьях... – подняла затуманенные очи Янка. Пошевелила губами и добавила: – Которое с легкостью газели прыгало по скалам и сводило с ума туристов.
«Не часто ли в последнее время фигурируют эти два слова – «Белые зори»?» – подумал я.
– А в Междугорске арестовали районного судью, – увел беседу в сторону Венька. – Благообразный седой дядечка, посвятивший всю свою сознательную жизнь отправлению правосудия. Совращение малолетних шьют.
– Как в анекдоте, – восхитился Крюгер. – Судят армянина за то же самое. Судья спрашивает: «Объясните, подсудимый, как вы докатились до такой жизни?» А тот и отвечает: «А вы представьте, ваша честь, – иду это я, а он навстречу, такой маленький, пухленький, шортики розовые, ножки толстенькие, весь такой кудрявый, румяный...» – «Подсудимый, перестаньте издеваться! Не забывайте, что вокруг вас тоже люди!»
Мы лениво похихикали. Сказка – ложь, но очень грустно.
– Так как насчет обезьянообразного товарища? – гнула кретиническую линию Янка.
– Обезьяноподобного, – поправил грамотный Венька.
– Хорошо, – сказал я. – Будем считать, что в окрестностях Алымшанского кряжа появился снежный человек, которого привлекает конфигурация туристских домиков. Грушницкий с Башлыковым собрались изловить этого тренделя, обессмертить свои имена, разбогатеть, в связи с чем предприняли несколько экспедиций, увы, закончившихся неудачей. В это же время кто-то собирает на них информацию и в итоге приканчивает – попутно с тем субъектом, который собирал информацию.
– Почему кто-то? – удивилась Янка. – Снежный человек и нанял частного сыщика.
– Так я сбегаю? – обрадовался Крюгер.
– Сидеть, – сказал я. – Мы еще не получили расп...дон от начальства, прошу прощения за меткое слово. Вот получим – тогда и нахреначимся все вместе. А сейчас, дорогое христолюбивое воинство, почему бы – в качестве исключения из правил – немного не поработать?
Ближе к обеду меня пронзило – аж мурашки поползли: я же с позавчерашнего вечера не кормил кота! Как умчался в тайгу ловить психов, так больше не возвращался! Я живо собрался, наказал Вениамину с Янкой стеречь Крюгера и помчался домой. Возиться с машиной не хотелось (застряну в распутице и буду ковыряться до вечера), да и ноги тренировать надо. Дождь утих, в воздухе висела взвесь, в небе ни просвета – тучи тянулись бесконечным потоком. Я закутался в дождевик, свернул в ближайший переулок и побежал на Тальниковую...
У калитки, словно нарочно, кто-то вывалил самосвал с грязью. Я прогулялся до забора соседей (они на днях разбирали сарай), отобрал из неликвидов пару досок, доволок до калитки и соорудил что-то вроде переправы. И вдруг в груди дрогнуло: у моей калитки наблюдались следы человеческих ног...
Это было некстати. Сдвинув доску, я присел на корточки и изучил находку. Мужские сапоги сорок четвертого размера с рифленой подошвой. Сохранились прекрасно, человек стоял не далее часа тому назад – иначе следы размыло бы дождем. Еще раз внимательно осмотревшись, я сделал второе открытие: человек не просто стоял у калитки, он вошел внутрь! Обратных следов не было. И грязь его не смутила...
Помявшись, я все же принял решение не поднимать в ружье городскую милицию. Осторожно приоткрыл калитку, проник на прилегающую к дому территорию и несколько минут мерцал под рябинкой, разглядывая промокший пейзаж. В саду чужие не таились – если не учитывать сарай на задворках, утепленный сортир и заднюю сторону дома. Тишка не мяукал, а это более чем странно. Голодный кот устраивает под порогом такой концерт, что возбуждается вся округа...
Снайпер за шторами не просматривался. Я прокрался вдоль фундамента, пригнулся в районе окна и бесшумно взобрался на крыльцо. Половик под дверью был испачкан – ноги вытирали. Я попробовал дверь – поддалась! Кто-то вошел в мой дом и даже не счел нужным запереться!
Сняв предохранитель, я передернул затвор и уже собрался в резкой форме поинтересоваться, что же, собственно, происходит? – когда из дома прозвучал мужской голос:
– Ради бога, не надо стрелять, это не грабеж и не засада...
Говорить-то можно всякое... Я ворвался в дом, скомкав половик и опрокинув бак с водой. Человек на стуле миролюбиво поднял руки.
– Сижу, не шевелюсь, не нервничайте, капитан...
– Молчать! – зарычал я и, не спуская ствола с этого прохиндея, заглянул во все смежные помещения (их не так уж и много), встал в мертвую зону между окнами, чтобы не сняли со двора, и прицелился человеку в лоб. Визитер раздраженно поморщился.
– Перестаньте, я пришел с миром.
Это был сравнительно плотный крупноносый мужчина в водостойком плаще. Брови срослись, челюсть выдавалась уступом, глаза колючие, насмешливые, волос негнущийся, задубевшая кожа лица говорила о том, что человек много времени проводит на свежем воздухе. Посетитель был в годах, обладал завидной выдержкой.
– Вы понимаете, что я могу вас пристрелить, и мне за это ничего не будет?
– Зачем вам в меня стрелять? – спросил посетитель.
– А чтобы проблем в дальнейшем не было.
– Побойтесь бога, какие проблемы, – лицо незнакомца озарилось улыбкой. Странно, что с таким отношением к жизни он не растерял половину зубов, хотя и прокурил их основательно.
– Хорошо, давайте заново. Чьих будете, гражданин?
– Григоренко Александр Иванович, – посетитель медленно извлек из кармана паспорт в зажульканных корочках и бросил на край стола. Я подошел, не теряя бдительности. – Проживаю в переулке Гусиный Брод, дом четыре. У восточного моста через Уштым. Служил до девяносто пятого года надзирателем в колонии строгого режима № 45989 – сорок верст на юго-запад от Абахи, вышел на пенсию, проживаю в Рыдалове, вдовец, имеется сын тридцати неполных лет, проживающий с семьей в Комсомольске-на-Амуре, сестра в Аркалы... Работаю сторожем по контракту: весной и летом – на базе «Белые зори», осенью, зимой – в Доме культуры работников пищевой промышленности. Никаких конфликтов с Уголовным кодексом...
