Александр Андрюхин - Коготки Галатеи
Вот, собственно, ради этого Алиса и решила бросить работу, которую ещё не начинала, так сказать, пожертвовать своей карьерой ради благополучия семьи.
Разумеется, изложение её проекта окончилось грандиозным скандалом с очередным бросанием под машину. Я вытащил супругу из-под колес «белоруса» и с клацающими зубами и извинениями потащил домой. На умиротворение жены ушли весь вечер, ночь и следующие за ними выходные. Когда я дал обещание, что пойду работать сезонным рабочим в эту чертовую строительную бригаду, Алиса успокоилась.
После этого прошло ещё два года. Ни на какую стройку я не пошел. Я бился за свободу творчества, скандалил и пил, и при этом почти не писал. Я по-прежнему работал электромонтером по сигнализации, а она по-прежнему сидела дома и качала права.
Почему-то Алиса считала меня своей пожизненной собственностью и ни в грош не ставила мой художественный дар. К концу третьего года нашей семейной жизни я стал анализировать и кое-что понимать.
Я обратил внимание на то, что она довольно спокойно относилась к тому, что я пью, задерживаюсь после работы, иногда не прихожу домой ночевать. Она не проявляла ревности, но мгновенно становилась агрессивной, как только я прикасался к мольберту. Сразу же у неё рождались прожекты относительно моих занятий, — весьма далеких от искусства.
Вторая причина наших скандалов тоже была связана с искусством. Точнее, с её неряшливостью. То неряшливое беспардонство, с каким она ворвалась в мою жизнь, не могло не настораживать. Дело в том, что я отношусь к тем художникам, которые не могут работать в беспорядке. Некоторые могут. Например, мой друг, когда замышляет картину, начинает механически хвататься за вещи и разбрасывать по самым невероятным местам. Когда состояние в квартире можно назвать полным бардаком, тогда он берется за кисть. Это его особенность. Моя же особенность кардинально противоположная. Если стул не стоит на месте, или ваза не посередине стола, или кофта неаккуратно брошена на диван — в душе у меня все переворачивается и мазки ложатся совсем не так, как я задумывал. Такова моя особенность. Если в квартире нет идеального порядка — картины не получится. Так вот этот порядок, который для меня был самым главным, жена не могла обеспечивать. Я спокойно относился к тому, что мы часто ложились спать без ужина, что она забывала купить хлеба или картошки, но от беспорядка я чувствовал физическое недомогание.
Тогда-то я и сообразил, что она мне была ниспослана неспроста. Вспомнив встречу с ней в выставочном зале, я все никак не мог понять, что она там делала, будучи совершенно безразличной к искусству. Потом я, конечно, узнал от её подруги. Узнал случайно. И это меня не удивило.
Оказывается, она там пряталась от какого-то фарцовщика. Алиса была с ним в деловых отношениях. Кажется, помогала сбывать товар. Но за три дня до нашей встречи какая-то шпана у входа в училище отняла у неё пакет с джинсами. Товара было на приличную сумму, и если бы не случайная встреча со мной, неизвестно, что бы с ней стало.
Да-да, оказывается, я спас её если не от смерти, то от диких неприятностей. Ее ловили. Пасли у дома и в училище. Она бегала по городу и пряталась в самых невероятных местах, в том числе и в выставочном зале. На её счастье, подвернулся я с незасвеченной квартирой, где она и отсиделась. А потом мы укатили в Алушту. Фарцовщик, узнав, что она вышла замуж за художника, махнул на неё рукой.
Так вот, эта мелкая, презренная спекулянтка диктует мне условия и отравляет жизнь? С чего она взяла, что мое предназначение — обслуживание дрянного и наглого существа? «Действительно, — размышлял я в тот вечер после ухода её подружки, — ради чего я жертвую своим временем, которое мне отпущено на искусство? Разве я её люблю? Нет. Я её ненавижу. Как она могла внушить мне, что моя жизнь — не более чем ряд обязанностей перед ней?»
Впервые в жизни в моей душе клокотала злоба. До этого я только терпел и был снисходительным. «Пусть убирается завтра же, — решил я. — Нет, сегодня же. А воспротивится — убью…»
Прокурору области
ст. советнику юстиции Л. Г. Уханову
Докладная записка
Прежде всего, о долларах, найденных в карманах убитых. Купюры обладают едва заметным запахом дорогих французских духов (каких именно, определить не удалось), что явно свидетельствует о том, что, во-первых, они хранились в шкафу с женской парфюмерией; во-вторых, все деньги, найденные в карманах убитых, лежали в одной пачке. Все купюры достоинством по сто долларов. Среди них есть как совершенно новые, так и старые, что свидетельствует о том, что они копились несколько лет.
Что касается колье, на нем мы нашли обильные отпечатки пальцев Рогова. Но между бусинками были обнаружены ворсинки черного бархата. Это все, что мы можем сказать о колье. На рубиновых серьгах тоже отпечатки пальцев Рогова.
Мы провели тщательный анализ пепла, найденного во дворе. Выяснено, что сожжение происходило действительно в день убийства. Что именно было сожжено — определить не удалось. Исходя из химического анализа, можно с точностью сказать, что предмет сожжения на двадцать пять процентов состоял из пластмассы, на шестьдесят — из поролона, на пять — из шелка, на десять — из электроники. Нам удалось определить, что пластмасса была обычных отечественных стандартов, а поролон — аналогов не имеет. Что собой представляла электронная система, определить не удалось.
Теперь самое главное: мы тщательно обследовали кафельный подвал под гостиной, предназначение которого также крайне непонятно. На левой стене от входа, на высоте около метра нами обнаружено несколько крохотных капель крови. Было очевидно, что полы тщательно вымывались водой из шланга, о чем свидетельствуют подтеки у основания стен, а стены смывали не столь тщательно. Кровь взята на исследование.
P.S. К служебной записке прилагаем письмо с просьбой на разрешение более тщательного обследования подвала, с поднятием полов и лабораторного исследования сточной трубы.
А. Звонарев
1 сентября 2000 года
15
Я был наивен, полагая, что от неё можно избавиться признанием в нелюбви. В тот день я с нетерпением ждал Алису и нервно клацал зубами. Было первое сентября. Она с утра отправилась вести в первый класс какого-то племянника или сына племянницы, и вот уже наступил вечер, а её все не было.
Ровно в десять в двери раздался звонок. Это я помню хорошо, потому что ежеминутно посматривал на часы. За окном уже стемнело. Помнится, у меня даже мелькнула мысль: а не отложить ли разборку до завтрашнего утра? Наверняка своей истерикой она поднимет на ноги всех соседей. Я открыл, и супруга сразу набросилась на меня, уж не помню за что: то ли за то, что сразу не открыл дверь, то ли потому, что я опять не вынес мусорное ведро и в квартире пахло.
— Послушай, — произнес я как можно спокойней, — я не хочу с тобой жить. Ты должна уйти.
— Что? — вытаращила глаза Алиса, запнувшись на полуслове. Молчание длилось минуту. Она вглядывалась в меня довольно цепко и, видимо, читала в моих глазах такое, отчего любая ругань застревает в глотке. — В чем ты меня обвиняешь? Я была у Юльки. Она тебе завтра подтвердит, если ты сомневаешься…
— Мне наплевать, где ты была. Я больше не хочу с тобой жить. Понимаешь? Я завтра подаю на развод.
— Что? На развод? Да ты дурак! Мне расстаться с тобой — все равно что отрубить руку.
— Но я больше не хочу с тобой жить! Как ты не поймешь? — простонал я.
— Вот даже как? — вскрикнула она, и у неё брызнули слезы. — Тогда прощай!
Она развернулась и вылетела из квартиры. Я услышал нервный стук её туфель и подумал: «Бедные соседи!»
— Никому я не нужна! Ищи меня под машиной! — крикнула она на весь подъезд.
Следом яростно хлопнула дверь внизу, и стало тихо. Тихо и тревожно. Я прошел на кухню и сел на табурет спиной к окну, принципиально не желая видеть, как она, вне себе, багровая, ошалело несется к шоссе. Сейчас принесут её искореженное тело, вытащенное из-под колес какого-нибудь МАЗа или «белоруса». Приедет милиция, «скорая помощь». Сбегутся соседи и начнут давать показания, что я такой-сякой, измывался над ней как мог, кричал, заставлял мыть посуду, плохо кормил и плохо одевал, не возил на курорт. И далее в том же духе. Интересно, сколько мне влепят? А сколько бы не влепили, как освобожусь, сразу возьмусь за кисть.
Но столь радужным перспективам не суждено было сбыться. Алиса явилась через пять минут тихая, с виноватым видом.
— Давай начнем все сначала, — пролепетала она, словно умирающий лебедь.
Я махнул рукой и отправился спать, решив отложить выяснение отношений до утра. Утром я, как и обещал, отправился в суд и подал заявление на развод. К моему удивлению, развели нас быстро, буквально через месяц. Я боялся, что на суде Алиса закатит очередную сцену и после неё нас уже никогда не разведут. Но она ничего не закатила и на вопрос судьи ответила, что согласна развестись, ибо насильно мил не будешь.
