Эдгар Френсис - Честь семьи Прицци
И Мейроуз, действительно, захотелось заплакать. Откровенно, навзрыд, уткнувшись в ладони.
Она не знала Сицилии, родившись здесь, в Свободной Америке, но представляла ее по рассказам отца. Далеким словам из далекого детства о далекой прекрасной стране. Там, должно быть/ все по-другому. Нет этой изматывающей гонки, изо дня в день выпивающей, вытягивающей твои силы, нет вечной грызни, которую начинаешь с рождения и заканчиваешь только в момент смерти, нет этого пугающего одиночества. Нет, ничего этого нет.
А может быть, она ошибается? И там все точно так же, как и здесь?
Да, в этой жизни нужно вести себя подобающе. Пинать ее ногами, как она пинает тебя.
Сейчас Мейроуз не замечала, что горячие злые слезы катятся по щекам, падая на оголенные плечи. Эти соленые капли пришли откуда-то из самой глубины ее забитой души, и в них внезапно проступила другая Мейроуз. Не вызывающе-жесткая, своенравная, а измученная болью и страхом перед огромным штормовым океаном мира.
Она могла бы быть другой.
Могла бы…
Гул голосов и веселые ноты тарантеллы вплыли в ее уши, а сразу же вслед за этим Мейроуз начала чувствовать.
Слезы? Она плачет? Ну что ж, это даже к лучшему.
Жесткая озлобленность сменилась выражением крайней обиды. Пусть весь этот сброд по достоинству оценит глубину нанесенного ей оскорбления.
С прямой, негнущейся спиной, напряженной походкой Мейроуз пошла к огромным дверям, ведущим в зимний сад. Она вновь стала прежней.
Холодной и страшной в своей решимости…
… Девид Вильбурн наслаждался атмосферой праздника, которая пропитала все. Казалось, даже ковры на полу, и те были по-особенному нарядны и светились особыми красками. Ему и без того не часто случалось попадать на столь торжественные приемы, а уж побывать в доме дона Прицци означало невиданную честь. Вряд ли у него будет еще одна такая возможность.
Недавние опасения насчет осложнений с Чарли Портено отошли на второй план. И не только из-за полудюжины выпитого Девидом шампанского. Он уже успел изложить суть досадного недоразумения Эдуардо, и тот поспешил заверить мастера, что никаких осложнений, связанных с этим, не последует. Он, Эдуардо Прицци, позаботится о том, чтобы все было нормально.
Услышав данное обещание, фотограф почувствовал себя гораздо спокойнее. Но поскольку волнение все-таки
еще глодало нервы, Девид поспешил залить его отличным шампанским. Теперь, радостный, в приподнятом настроении, Вильбурн расхаживал по гостиной, периодически возвращаясь к своей работе. В общем-то, это было не обязательно. Пятнадцать катушек отличных снимков уже отправлены в лабораторию, где сейчас проявляются.
Девид сам — лично! — будет печатать их, чтобы завтра к полудню готовые фотографии легли на стол уважаемого клиента. Собственно, в дополнительных кадрах особой нужды не было, но тем не менее Вильбурн поглядывал по сторонам, отыскивая забавные неординарные ситуации. Возможно, ему удастся отобрать еще какие-то кадры сверх договоренности, которые придутся по вкусу заказчику.
В любом случае, отправляться в мастерскую было еще рано. Пленки пока сохнут и не готовы для печати, а Девид мог позволить себе немного расслабиться. Совсем чуть-чуть. Ладно, ладно, он-то знает свою норму и отлично представляет объем ожидающей его через пару часов работы. Но может он, черт возьми, выпить еще бокал настоящего «Дом Периньон»?
Умение пить было особым предметом гордости Девида Вильбурна. Как-то, на спор выпив бутылку «Черной лошади», он напечатал две сотни первоклассных фотографий, не испортив ни одного листа бумаги. Ни одного пятнышка, все резкие, четкие, выдержанные. Цвета на всех — лучше, чем в жизни. Он, Девид Вильбурн, настоящий мастер, профессионал экстра-класса, не чета всем этим сосункам, пооткрывавшим свои лавочки на каждом углу. И никаких «Поляроидов»! Все только руками. Фотографии дело такое, их надо любить. Они ведь, как люди, все чувствуют. Печатаешь карточку сам, чувствуешь пальцами раствор, как реагирует бумага, где что. Все тонкости перед глазами пройдут. И качество получается — заглядение. А моментальное «поляроидное» фото — чепуха для особо ленивых, разных там молодых да нетерпеливых, ну и «резиновых шей»[4], конечно. Им ведь плевать на качество. Главное, щелк, щелк и готово, чтобы показывать потом своим разевающим рты подружкам да приятелям.
«Это, ребята, Эмпайр, мать его, Стэйт Билдинг! 102 Этажа!»
Этим туристам плевать, что у Эмпайр своя стать. Только ее нужно увидеть и суметь снять. Он, Девид Вильбурн, это умеет, а они — нет. Для этих яйцеголовых придурков Эмпайр — просто небоскреб, мать их. Обычный высотный дом. Нет, ни хрена эти туристы не смыслят в фотографии.
Девид отчаянно завертел головой, отыскивая официанта. В поле его зрения возникали разные люди, и были они кем угодно, только не официантами. А ему очень хотелось пропустить еще бокальчик шампанского, прежде чем засесть на всю ночь за работу.
За этим-то занятием его заметил и прихватил Чарли Портено. Легкий хмель, слегка туманящий голову, не позволил старой тревоге выползти из своей норы, куда ее загнал алкоголь. И Девид испытал чувство, очень близкое к облегчению. Глаза его масленисто поблескивали, хотя речь оставалась вполне яснjй и чистой, и ноги держали тело довольно прилично.
— Вы фотограф? — переспросил Чарли на всякий случай.
— А то этого не видно по фотоаппарату. Ха!
Нет, Девид не сказал этого вслух. Он даже не подумал, а лишь осмелился начать думать эту ехидную фразу, но тут же остановил себя. Не дай Бог, ляпнуть что-нибудь в таком духе.
— Конечно, мистер Портено, — кивнул Вильбурн, собирая лицо в серьезную, но радушную маску.
— Когда у меня будут фотографии?
Чарли не нажимал, а спрашивал легко, без заносчивого напора, столь неприятного для Девида и, к сожалению, присущего большинству его богатых клиентов.
— Я их отправил в лабораторию, — охотно сообщил фотограф, позволив себе едва заметно — очень, разумеется, деликатно — улыбнуться. — И завтра к полудню их в срочном порядке доставят вам.
Портено хмыкнул, удовлетворенно кивнув, и вдруг спросил:
— А как ее зовут? Ну, эту женщину, блондинку? Как ее имя?
Девид растерялся.
— Я, честно говоря, не знаю. Вообще-то, я думал, что это Вам известно…
— О, черт… — едва слышно выдохнул Чарли и добавил: — Значит, я могу рассчитывать, что фотографии будут у меня к полудню?
— Конечно, мистер Портено, — заверил его Девид. — Я лично займусь этим, — в эту секунду мимо них прошел мальчишка-официант, неся на серебряном подносе ровные ряды высоких бокалов, наполненных янтарным, холодным, бесподобно вкусным шампанским. Девид проводил его глазами, сглотнул и вновь вернулся к разговору. — Не позднее чем к полудню, я прослежу за этим…
* * *
Луиджи — чаще просто Луи — Наробино в настоящий момент пребывал на седьмом небе от счастья. Он не был слишком умным человеком, хотя сам считал себя таковым. Сегодняшние события лишь укрепили его в этом мнении. Ну, скажите по-совести, кого еще босс — лично! — хвалил за отличную работу и предлагал в ближайшем будущем пост капо? В его задачу будет входить наблюдение за различными подразделениями охраны, сборщиками дани и прочее. Управление и контроль над ними. Одним словом, ответственная работа, на которой он сможет проявить свои способности и выдвинуться на самую верхушку этой огромной пирамиды.
При этом надо учитывать, что Наробино пока служил всего лишь обычной «торпедой», сборщиком денег у мелких торговцев. До сего дня. И перспектива занять пост капо не вырисовывалась для него даже в туманном будущем. Фантазии Луи — кстати, довольно скудной — хватало только на шикарный темный костюм, кучу денег в кармане и автомобиль. Не более.
У Луиджи было особое представление о жизни капо.
Поглядывая в широкое тонированное стекло «линкольна», за которым начал накрапывать тщедушный дождик, смывая дневную усталость с тела огромного города, румяня бока Большого Яблока, он рисовал свое будущее в самых ярких красках. Недалек тот день, когда бывший «торпеда» будет кататься в собственном «кадиллаке», общаться только с шикарными женщинами и не знать недостатка в деньгах.
Да, все неприятности из-за этих чертовых денег. Хрустящих зеленых бумажек, которых всегда не хватает.
Луи не знал, ЧТО такое богатство, никогда не пробовал его на вкус, но мечтал о нем с самого детства. В фантазиях малыша Наробино богатство выражалось одной десятидолларовой купюрой. На эти деньги — тогда, разумеется, — он мог бы купить мир. Постепенно, с годами, приходило осознание действительного могущества и власти, даваемых прямоугольными, плотными на ощупь листками бумаги.
«Смотри внимательно, парень, — говорил ему отец.
![Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]](/uploads/posts/books/159220/159220.jpg)
