Кирилл Казанцев - Грех
– Нельзя сюда! Не понимаешь, да? – с явственным кавказским акцентом произнес он.
– А разве выход не здесь? – делано удивился Андрей.
– Выход там, – охранник щелкнул пальцами и указал куда-то за заводской корпус.
– Спасибо, – не стал спорить Ларин и повернулся на сто восемьдесят градусов.
День работы на свечном заводе кое-что дал. Теперь Андрей понимал, что завод занимается не только производством свечей. Но чем именно – оставалось для него загадкой. Да и где могло располагаться оборудование? От странного пропускного пункта с охраной из кавказцев до внешней ограды завода было всего метров сорок, никаких строений там не просматривалось. Ларин понимал, что, даже легально работая на заводе, он все равно не разгадает эту загадку. Оставалось дожидаться ночи. Ведь грязные и темные дела только ночью и совершаются.
Воспользовавшись своим правом ночевать в иконописной мастерской, Андрей остался один. Краски и трафареты икон, доски для написания икон, источавшие смолистый аромат, его не интересовали. Он дождался, когда монастырь погрузится в сон, и выбрался через окно наружу, прихватив с собой холщовый мешок. Безопасный путь, каким можно подобраться к заводу, он присмотрел еще днем. Прошел через монастырский сад, куда не добивал свет прожекторов, и оказался у высокого забора со спиралью колючей проволоки поверх него. Через такой не переберешься, разве что на дельтаплане перелететь можно. Но любую преграду можно преодолеть, если подойти к этому делу творчески.
Ларин извлек саперную лопатку, аккуратно срезал дерн, сложил его стопкой, и через полчаса подкоп уже был готов.
Ярко горели прожектора, где-то неподалеку лаяли сторожевые собаки. Андрей торопливо приблизился к корпусу и стал взбираться по ржавой пожарной лестнице наверх. Оказавшись на плоской, залитой битумом крыше, он на корточках подобрался к парапету и осторожно выглянул из-за него. Отсюда можно было разглядеть то, что делается за странным пропускным пунктом с охраной, состоящей из кавказцев. Из всех строений Ларин видел лишь небольшой, около двадцати на десять метров, железный ангар. Из распахнутых ворот лился свет. Слышалось неровное гудение, щелкало, позванивало какое-то оборудование. Но звук долетал вроде бы издалека.
У закрытых ворот в заборе, выходящем в сторону города, стояли двое кавказцев в униформе. О чем-то говорили на родном языке – как прикинул Андрей, это был ингушский – и беззастенчиво покуривали травку. Ее сладковатый удушливый запах ветер доносил даже до крыши цеха. Затем у одного из охранников затрещала рация. Он о чем-то коротко поговорил по ней, а потом лениво отправился открывать ворота. Длиннющая фура медленно въехала во двор, а затем – в ангар. Внутри зазвучала кавказская речь. Загудел электрокар. Явно фуру чем-то загружали.
Ларин убедился, что охрану мало интересует то, что творится вверху, а потому привязал за выпуск арматуры прочную капроновую веревку, стравил ее вниз и стал спускаться, используя альпинистские карабины.
Спуск прошел незамеченным для охраны. Андрей последний раз оттолкнулся ногами от стены и мягко коснулся асфальта. Пробравшись вдоль ангара, он заглянул в распахнутые ворота. Дальше идти было опасно. Спрятаться негде, всего в десяти метрах от него стоял охранник с рацией. Вовсю шла загрузка фуры, но понять, что грузят, было невозможно – торец фургона был обращен в противоположную от Ларина сторону. Единственное, что он сумел разобрать, так это картонные ящики на вилках погрузчика, сноровисто сновавшего позади грузовой машины. В воздухе стоял явственный «химический» запах.
И тут совсем некстати из-за угла вышла немецкая овчарка – сильная, ухоженная. Она недобро посмотрела на Ларина, злобно зарычала и открыла пасть.
– Тихо-тихо, – зашептал Андрей, жалея, что не прихватил с собой никакого угощения, – сказал так, словно бы обращался к человеку, а не к псу. – Свой я, – добавил он.
Овчарка с сомнением склонила голову и часто задышала, высунув красный язык. В свете прожектора блестели желтоватые клыки, на которых скопилась белая пена.
– Все-все, я ухожу. – Андрей смотрел в глаза псине, пытаясь навязать ей свою волю.
Почти сработало. Собака залаяла в тот момент, когда Ларин уже подходил к капроновому шнуру. Все случилось как-то очень быстро. Лай, топот охраны, псина бросилась на Андрея. Он еле успел врезать ей ногой в бок и принялся быстро карабкаться по шнуру. Но это только сказано – быстро. Ведь быстрым может быть только спуск, но никак не подъем.
Трое охранников-кавказцев уже стояли внизу, выхватывая беглеца светом фонарей.
– Стоять, мать твою! – прозвучали совсем не из монастырского лексикона слова.
Клацнул затвор пистолета. Кто-то уже дергал, раскачивал веревку снизу. Ларин то отлетал от стены, то мчался на нее, а затем его протаскивало по шершавому кирпичу. Затем раздался хлопок. Андрей, даже не глядя вниз, понял, что стреляют из пистолета с глушителем. Пока его еще хотели предупредить, а может, и просто промазали. Во всяком случае, пуля высекла кирпичную пыль. Ларин не останавливался, работал руками, передвигал карабины, подтягивался изо всех сил.
На этот раз повезло. Андрей перевалился животом через парапет, и сразу же после этого следующая пуля ударила в кирпич. Тратить время на то, чтобы собирать веревку, Ларин не стал. Он видел сквозь стеклянный колпак, похожий на теплицу для выращивания огурцов, как внизу среди технологических линий свечного завода бегут трое охранников. Намерения у них были серьезные – у каждого в руках оружие. Было ясно, что Андрей сунулся туда, куда простым смертным путь заказан.
Уже было слышно, как матерящиеся охранники топочут по сварным металлическим ступеням, ведущим к крыше. Ларин метнулся к пожарной лестнице и, рискуя сорваться, начал спуск, ставя ноги через одну-две перекладины. Голова охранника появилась из-за среза крыши как раз в тот самый неподходящий момент, когда Андрей спускался на землю. А потому пришлось применить один из своих излюбленных приемов: Ларин сделал вид, что вооружен, вскинул обе руки – якобы целился в охранника из пистолета. Тот мгновенно ретировался.
Выигранных секунд хватило на то, чтобы добежать до подкопа. Но зловредная овчарка увязалась следом. Памятуя об ударе ногой, она не рискнула сразу же броситься на своего обидчика. Андрей замахнулся на нее, скатился в яму и вынырнул уже в монастырском саду. Овчарка попыталась сунуться следом, но Ларин бросил в ее ощерившуюся клыками голову большой кусок дерна. Пес лаял, отплевываясь, – застрял.
И Андрей со всех ног побежал. Он вскарабкался в высокое окно иконописной мастерской, тут же закрыл его на щеколду, сбросил одежду, лег на старый продавленный диван и накрылся пледом.
Не прошло и пяти минут, как за дверью послышались осторожные шаги, скрипнули петли и вспыхнул свет. На пороге мастерской стоял отец Меркурий. За его спиной в темном коридоре угадывались двое кавказцев. Андрей сделал вид, будто проснулся, прищурившись, посмотрел на пришедших.
Удостоверившись, что кроме Ларина в мастерской никого нет, отец Меркурий тихо, как бы извиняясь, проговорил:
– Спи-спи, сын мой.
– А в чем дело, отец Меркурий? – поинтересовался Ларин.
– Кто-то чужой проник в монастырь. Вот мы и ищем, – отозвался эконом.
После чего свет погас. Вновь скрипнула закрываемая дверь. Послышались удаляющиеся шаги.
«Странная здесь компания подобралась. Святые отцы водят дружбу со странными кавказцами. Что-то производят, грузят, вывозят. Надо будет отследить одну из машин, – подумал Андрей, – так безопаснее. А пока мне вплотную следует заняться тайной убийств священников. И сдается мне, что один из братии уже созрел для откровенного разговора».
* * *Как оказалось, единственным человеком в Свято-Покровском монастыре, который близко знал убитых священников, и Мефодия, и Никодима, был монах Варлаам – сморчковый старикашка с длинной колоритной седой бородой, доходившей ему до самого низа живота. А потому, когда он, сгорбленный и задумчивый, брел по монастырским аллеям, всем казалось, что он вот-вот запутается в ней и упадет. Однажды он действительно упал, споткнувшись о камень. К нему бросились, чтобы помочь подняться. Но он бодренько подскочил, словно и не девяносто лет ему было, а тридцать, и пошел себе дальше, думая свою думу.
Вообще же, Варлаам казался этаким монастырским старожилом, даже можно сказать, авторитетом монастыря. К нему часто шли за советом послушники, которых все еще продолжали одолевать сомнения – а правильную ли дорогу в жизни они выбрали, оградившись от всего мира неприступными стенами святой обители? И, как правило, после двух-трех бесед с монахом все сомнения на этот счет у них развеивались. За что Варлаама боготворили и считали своим учителем многие из братии. Некоторые искренне верили, что обитает он в монастырских стенах с молодых лет. Но Ларину, благодаря информации, собранной для него Дугиным, было известно – это не так. В «прошлой жизни» Варлаам служил в контрразведке КГБ. Во времена СССР помогал готовить боевиков по всему миру. Ну, а потом случилось непредвиденное, его младший брат ударился в религию и постригся в монахи. Старшего брата за это, несмотря на заслуги, из КГБ удалили. Вот так и начался религиозно-атеистический диспут между братьями, в котором победил Бог. Бывший разведчик «проникся» и сам подался в монастырь.
