Очи черные. Легенда преступного мира - Руссо Виктория
— От Черной моли, — мрачно отозвалась Душечка. От ее мягкости не осталось и следа. Грим на лице потускнел, а глаза больше не светились. Алкоголь, словно снял скорлупу фальши с ее лица. Она больше не притворялась и вдруг очень тихо произнесла, перед этим боязливо обернувшись назад, будто в ее квартиру мог кто-то войти против ее воли:
— Беги, Миша! Куда-нибудь далеко-далеко, чтобы ее бесконечно-длинные руки не дотянулись до тебя… Мы все стоим в очередь в ад, и этого уже не изменить… Просто настанет момент, и мы войдем в страшную пасть бездны…
Она еще долго сокрушалась по поводу своего неприглядного будущего и несла откровенную чушь, приправленную пузырьками шампанского. Михаил ее не слушал. Он смотрел на свое отражение в зеркале и чувствовал, как от его сердца отделяется мрачная тень. Его лицо менялось, от мягкого добросердечного Мишеньки почти ничего не осталось в загрубевших чертах.
— Как подобраться к Черной моли? — спросил он резко, бесцеремонно прервав журчание никчемных умозаключений.
— Что?! — очнулась Душечка. — С ума сошел?! Я тебе советую бежать, куда глаза глядят, а ты хочешь постучать в преисподнюю!
— Зачем тогда это все? — произнес он, небрежно проведя по приятной ткани пиджака.
— Ты не понял?! Со стороны это выглядит, как широкий жест, но на самом деле она тебя купила!
— Зачем ей делать широкий жест, если мы даже не знакомы? — уточнил Михаил, деловито скрестив руки на груди. — Ведь согласно твоей истории, все, что я помню, — болезненный бред. Не было ни крошки Лье, ни Черной моли!
— Ты все знаешь! Не мучай меня, я умоляю! У меня нет больше сил врать тебе!
Молодой человек нахмурился. Он понимал, что, приоткрыв завесу правды, Душечка серьезно рисковала. Несмотря ни на что, он считал эту миловидную пустышку неплохим человеком, и не желал ей навредить. Душечка скуксилась и какое-то время тревожно покусывала губки, принимая какое-то решение. Безысходно вздохнув, чуть пошатываясь, она проследовала к дивану и, усевшись, молча размышляя еще какое-то время. Михаил терпеливо ждал, надеясь, что этот маленький трагический спектакль принесет хоть какие-то плоды, и он удостоит старания трагической актрисы аплодисментами.
— Это одежда в долг, — произнесла она сдавленным голосом. — Однажды она попросит тебе что-нибудь сделать для нее… Что-то мерзкое и отвратительное… такое, что оставит след в твоей судьбе, а возможно даже и на теле! То, что будет сниться тебе по ночам и заставит рыдать, как младенца… То, что изменит тебя навсегда, и ты никогда не сможешь стать прежним…
— Звучит зловеще, — задумчиво произнес молодой мужчина. — Крепко она вас держит! Но не забудь одну вещь: все мы — всего лишь люди. И Черная моль — не исключение!
— Ты в этом уверен?
Кривая усмешка исказила лицо Михаила. Он не боялся таинственной женщины под вуалью, потому что для него она не была легендой или мифом. Обычная убийца, которая, желая доказать свое превосходство над другими, свершает «темные» дела чужими руками. Грозная барыня, порабощающая неуверенных и отчаявшихся людишек, готовых лизать пятки за кусок хлеба. Потеряв Лье, Михаил сделал вывод, что самая главная потребность человека — быть не одному. В этом нуждается зверек, живущий внутри каждого, — душа. Но есть два фактора, которые превращают зверька в чудовище — власть и деньги. Продав себя или возвысив над другими, человек паразитирует, заставляя заболевать тех, кого он подчиняет и это может перерасти в эпидемию! Что дала революция людям? По мнению Михаила — ложные надежды! Больше он не верил ни во что, и мог рассчитывать только на одного человека — на самого себя.
— Мне нужна простая одежда, самая обычная! Ты можешь ее достать? — произнес мужчина, поспешно раздеваясь.
— Что… что ты делаешь? — проблеяла Душечка, растопырив руки, будто после того, как Михаил снимет тканевый покров, сиганет прочь из ее дома, прямо на запорошенную снегом улицу. — Ты даже представить не можешь, что она со мной сделает!
— Послушай, Душечка, просто послушай внимательно каждое мое слово и главное улови суть: ты скажешь, что я бежал ночью. Мне ведь не запрещено передвигаться по городу?
— Я не знаю… Мне сказали, что ты можешь выходить только под сопровождением…
— Сопровождением?! — возмутился мужчина, но тут же обуздал свой пыл и почти спокойно произнес: — Я хочу уйти. Мы тут одни… Значит, я могу придушить тебя подушкой и исчезнуть!
Хозяйка квартиры выкатила глаза и, скрестив руки на груди, закрыла горло кистями. Эта бесполезная поза позабавила мужчину.
— Я не планирую тебя душить, глупая! Просто дай мне одежду какую-нибудь и скажи, что стала жертвой обмана. Тряпье от Черной моли я не возьму.
— Почему? Они очень хорошие…
— Но слишком приметные! Меня ограбят в первом же переулке, — усмехнулся мужчина, с печалью посмотрев на отлично сшитый новехонький костюм, который сидел на нем идеально. — А на извозчике разъезжать мне не по карману! Было бы чудесно, кстати, если бы ты выделила мне небольшую сумму. В долг! При случае верну!
Обнаженный Михаил стоял напротив дивана и напряженно ждал ее ответа. Душечка колебалась.
— Что ж… вариант выйти отсюда и при этом не подвести меня под монастырь есть только один, — неуверенно произнесла Душечка и, вздохнув, добавила: — Придется надеть мою одежду!
Она смотрела на него сначала растеряно, но затем залилась веселым смехом, представляя мужчину с жиденькой бородкой, облаченного в экстравагантное модное платье. Он сразу смекнул в чем причина ее истерики и терпеливо ждал момента, пока она успокоится. Перспектива облачиться в женщину его не прельщала, но Душечка была права: это самый безопасный способ покинуть осиное гнездо, ведь наверняка за этой квартирой следили.
— Что ж, давай рискнем, — в его голосе звучали нотки безнадежности.
Это был самый забавный вечер в жизни Душечки. Она смеялась от души, когда неуклюжий мужчина демонстрировал платья. Для достоверности она заставила нацепить его и белье, в которое напихала тряпки, дабы создать женские округлости. Проблема была одна — в обуви. Ее туфли были слишком малы, чтобы молодой человек мог держаться вертикально. К счастью, в ее доме нашлись резиновые калоши, в которые не без труда, но все же втиснулись мужские стопы. Чтобы скрыть это досадное недоразумение она раскопала у себя в гардеробе пару платьев в пол. И даже нашлось теплое пальто и пара шляпок, которые оказались очень к лицу высокой «дамочке». Они прощались тепло и грустно.
— Я желаю тебе удачи, — прошептала она, крепко прижавшись к его щуплому телу. За время вынужденного постельного режима он сильно исхудал, и дамский наряд на нем сидел не так уж отвратно.
— Просто кивни или покачай головой, когда я тебя спрошу, — умолял мужчина, сжав ее теплые руки в своих похолодевших от легкой паники ладонях. — Лье жива?
— Думаю, пока жива… Но как долго она протянет после ссоры с Мадам…
— Ссоры? — с волнением уточнил Михаил.
— Она в списке «неоплаченных долгов». Ее хотели снова отправить к тому человеку, после которого ей доктор сказал, что детей у нее никогда не будет…
— Что это за человек? — хрипло уточнил Михаил, чувствуя, как внутри его груди бьется птица-ярость.
Душечка запнулась и побледнела. Она жалобно уставилась на выбритое лицо молодого человека, наполовину прикрытое темно-синей округлой шляпкой, и умоляюще простонала:
— Я и так сказала и сделала больше, чем могла себе позволить!
— Да, прости меня! Ты… просто святая! И была очень добра ко мне! Прощай, Душечка! — И Михаил поспешно ушел прочь, всем сердцем желая разыскать свою Лье.
Глава 8. Золотая канарейка
— Ты меня слышишь, деточка?! Тебя ждут в пятом кабинете! — грубо произнесла хозяйка борделя в ярко-красном бархатном платье со светлыми волосами, уложенными в невероятную прическу, которая напоминала стог сена. Это был редкий момент, когда она не надевала парик. Отсутствие искусственных волос означало, что в голове этой женщины сумбур, и что-то выбило ее из колеи. Мимо нее проскочила Наталья, завязывающая халат на ходу. Она ненавидела посещать кабинеты (так называли комнаты в борделе Нинель, в которых происходила любовь «на скорую руку», как ее называли сами девицы). Времени отводилось мало, а энергетических затрат, чтобы клиент остался доволен — больше. В нескольких маленьких комнатках стояли узенькие кровати, отделялись они друг от друга тонкой перегородкой. Чаще всего в «кабинеты» приходили представители пролетариата. Людьми они были экономными, но женской ласки хотели не меньше, чем богачи. Главному купидону дома терпимости — Нинель — пришлось идти на уступки, потому как она понимала, что в нынешних условиях каждый клиент, пусть даже и неплатежеспособный, приносит доход в ее кошелек.
