Ричард Озборн - Основной инстинкт
Как бы там ни было, но Ник охладился не скоро. Он долго следил взглядом за зарвавшимся копом. Его глаза сверкали, втыкаясь в спину Нилсена, как два стальных клинка.
— Он сам на это напросился. У меня было такое настроение, что захотелось ответить ему.
Бет опустила его на землю:
— Конечно, Ник. Но это только играет ему на руку. Он именно этого и добивался. Не впадай в искушение, Ник. Не давай ему возможности удовлетвориться, не поддавайся на провокации.
Карран сделал глубокий вздох, будто холодный воздух мог остудить жар его гнева. Но он чувствовал, что ему необходимо нечто большее.
— Слушай, хочешь уйти отсюда? — спросил он.
— Да, — ответила Бет. Она вложила свою руку в его — это был жест не только нежности, но и констатация её собственности на него.
— Отлично. — Он повернулся к Уокеру и Гасу Морану, бросив на стол несколько купюр. — Оплати мой счёт, Гас, — попросил он. — Выпейте за моё здоровье.
— Ник Карран направился с Бет Гарнер на выход, на залитые дождём улицы.
Двое копов наблюдали за тем, как они уходили, затем вернулись к своей выпивке.
— Ну разве не восхитительная пара? — воскликнул Гас.
— Я-то думал, что отношения между ними закончились.
— Может быть. Но только не на сегодняшний вечер. Сегодня вечером, возможно, всё будет, как в старые добрые времена.
— Иногда мне казалось, что он затеял с ней флирт ради того, чтобы слезть с крючка Внутренней службы.
— Не-а, — ответил Гас. — Он не из таких. У моего напарника доброе сердце.
Ярость, возраставшая в душе Ника Каррана в течение всего этого дня, вылилась через край в тот момент, как он и Бет вошли в её квартиру. Как только она зажгла свет, он схватил её в объятия, откинул на дверь и настойчиво и жадно поцеловал. Проделал он это жестоко и грубо, отчего по всему её телу пробежала волна страха. Она попыталась оттолкнуть его, но почувствовала в его действиях решительность, осознала, что ей придётся покориться.
— Не надо… пожалуйста, Ник…
Его ответ был нем, но очевиден. Он направил свои руки под её платье, рассержено разорвав его. Его горячая рука скользнула по её прохладному бедру по направлению к трусикам; его ногти царапали тонкую, как паутина, ткань. Он стащил платье с её плеч и устремил свои руки под лифчик, обхватывая ладонью её груди.
В голосе Бет послышались панические нотки:
— Пожалуйста, не надо… не…
Он припал губами к её плечу и, ворча, не поцеловал, а скорее укусил её кожу, в то же время заваливаясь с ней на пол.
Он приподнялся над ней, чтобы расстегнуть собственную рубашку и стянуть штаны, яростно вталкиваясь в неё. Бет Гарнер никогда не испытывала затаённых фантазий, связанных с изнасилованием. Она ощущала не трепет желания Ника, но тошнотворное отвращение и возрастающую ненависть.
Он вталкивался, втискивался, впихивался, будто простая сила его пыла могла облегчить ту боль, которую он в ней породил, будто он как-то мог переломить её в наслаждение. Но муки и страдания, назначенные им его естеством, намного превосходили любое удовольствие. Ей оставалось только ждать, когда всё это закончится, и надеяться на то, что этим его желания ограничатся.
Он быстро кончил, хлынула сперма, оставившая его, однако, наедине со звоном в голове и пятном неудовлетворения, наедине с его голодом и нереализованным желанием.
Карран соскользнул с её тела и улёгся рядом с ней, глядя в потолок. Сейчас, когда всё уже закончилось, Бет не испытывала перед ним никакого страха, никакой ненависти, только патетическую жалость. Она потрогала синяк на плече и уселась, стараясь не смотреть на Ника.
Он поднял руку, чтобы обнять её, извиниться перед ней, если это, конечно, ещё было возможно, но она отклонила все его притязания. Она отвела его руку в сторону и поёжилась.
— Бет…
— Какая она?
Всё-таки в первую очередь Бет была психиатром и она знала свою дорогу в каменистой стране, бывшей мозгом Ника Каррана. Она понимала, что всё это предназначалось не ей. Она была нечем большим, как простой наблюдательницей, первой женщиной, которая подвернулась ему под руку.
— Кто?
— Кэтрин Трамелл.
— А что заставляет тебя думать, что я знаю, какая она?
— Я прекрасно знаю, что тебе не известно, какая она в постели, Ник, иначе ничего всего этого бы не произошло.
— Бет…
— Нет, я имею в виду другое представление, устроенное Кэтрин Трамелл.
Некоторое время Ник молчал.
— У тебя были кое-какие сведения о ней, — нежно произнёс он. — Она использовала свою книгу в качестве алиби.
Он сел и поцеловал ей плечо — то место, в которое он несколькими минутами ранее впился зубами. С тем же успехом можно было поцеловать холодный мрамор.
— Я встречалась с ней в Беркли, — сказала она.
— Что?
— Мы занимались с ней практически в одной группе.
— Она улыбнулась ему через плечо. — Ты ведь знаешь, я там изучала психологию. У нас с ней много общего, или тебе это уже приходило на ум?
— Именно это — нет. — Бет Гарнер и Кэтрин Трамелл были примерно одного возраста. Обедни получили учёную степень в области психологии в Беркли примерно в одно и то же время. — Но это очень интересно.
— Ты, Ник, не так много думаешь обо мне. Наоборот, вот уже долгое время — слишком мало. А в последние дни и того меньше.
— Почему ты не говорила мне, что знакома с ней?
Она пронзительно посмотрела на него:
— Так я говорю тебе это. Сейчас говорю.
— Ты чего-то выжидала.
— А ты — нет. Я хотела заняться любовью с тобой, Ник. Я желала этого… но не так. Ты никогда раньше не был таким. — Она внимательно смотрела на него, будто пытаясь в полутьме прочитать его мысли по лицу. — Почему, Ник?
— Потому что ты — психоаналитик, — чёрство ответил он.
Она встала на ноги и натянула на обнажённые плечи изодранное платье.
— Да, я — психоаналитик, но именно со мной ты никогда не занимался любовью.
— А с кем же тогда я занимался любовью? Подскажите, доктор Гарнер, — с сарказмом сказал Ник.
— Ты никогда не занимался именно любовью.
— Мне нужна сигарета, — произнёс он.
— А я думала, ты бросил курить.
— Я начал снова.
— Что ж, ты найдёшь несколько сигарет в верхнем ящике. В холле, Берн их и проваливай! — резко сказала она.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Большинство баров в Сан-Франциско прекращает свою работу в два часа ночи, что предоставило Нику Каррану возможность выкурить до этого времени пачку сигарет и вылакать почти пятую часть бутылки «Джонни Уокер Блэк» в одном из местечек в Миши. Когда оно закрылось, он перебрался в закрывавшееся позже заведение, располагавшееся на юге Маркет-стрит, где выпил ещё, а когда и этот кабак закончил работу, Ник как-то умудрился добраться домой, где он и проспал в пьяном угаре несколько часов.
Проснулся он с адской головной болью — казалось, что кто-то решил запихнуть ему под черепную коробку морской якорь — и с языком, на котором, судя по всему, выросла шерсть. С похмельем ему было справляться не впервой, но ненависть, которую он теперь испытывал к себе, прижимала его к земле.
К тому времени, когда он добрался до главного управления полиции, оперативная группа по расследованию дела об убийстве Джонни Боза заседала в офисе Уокера уже несколько часов. Церемоний никто не придерживался.
— Ты выглядишь, как собачье дерьмо, — заявил Уокер.
— Нет. Мне приходилось как-то видеть собачье дерьмо… Оно выглядит намного лучше, — изрёк Андруз.
— Да и Боз выглядел куда лучше, — признал Харриган.
— Не обращай внимания, сынок, — вступил в разговор Гас с поганой ухмылкой на лице, — Ты не выглядишь столь плохо. Просто у тебя видок, как у висельника.
— Все вы говенные комедианты, — проворчал Ник. Он налил себе чашку горячего кофе и выпил его так же нетерпеливо, как и предыдущей ночью он вливал в себя шотландский виски. — Что у нас нового?
— Я сделал несколько звонков в Беркли, — ответил Андруз. — Там было убийство в 1977-ом. Прикончили профессора… ножом для колки льда, в постели. Многочисленные ранения острым предметом.
Ник Карран слабо улыбнулся:
— И наша девчонка в то время была там же. Я прав?
— Университетские записи гласят, что была, — ответил Андруз.
— Подожди-ка, — начал Ник. — В семьдесят седьмом? Сколько же ей сейчас? Тридцать? Тридцать один? В этом случае, в 1977-м ей должно было быть… — Он сделал в уме необходимые арифметические вычисления, что, конечно, не требовало большой ловкости, но позволяло определить, в каком состоянии он сейчас находится. — Шестнадцать? Семнадцать?
— Значит, она была дьявольской малолетней шлюшкой, — вывел Моран.
— Гас, мне известно, что твои тупые шутки всего лишь шутки, — произнёс Ник, — но они этого могут не знать.
— Итак, — констатировал Уокер, — речь идёт о некой шестнадцатилетней студентке, которая насмерть забила ножом для колки льда профессора из Своего колледжа?
