Андрей Анисимов - Призрак с Вороньего холма. Ужин с аристократом
– Олег, ну за что мамочку так Бог наказывает?
– Все будет хорошо, дочка. – Обняв за плечи, попытался успокоить ее Голенев. Но результат получил обратный. Ира оттолкнула его и зло воскликнула:
– Какая я тебе дочка?! Ты же прекрасно знаешь, что мой настоящий отец погиб.
– Прости, Ира, я совсем не хотел тебя обидеть. – Растерялся Олег.
– Больше никогда не называй меня дочкой. Обещаешь?
– Обещаю, если ты просишь.
– Да, я прошу. Пойдем отсюда. Здесь тошно.
– Пошли.
Она взяла Олега за руку и решительно вывела на улицу. Шагая рядом с ним, вытерла слезы, и вдруг улыбнулась:
– Я знаю, мама скоро поправится. А этого мне совсем не жалко. Он баба.
– Ты о ком? – Не понял Олег.
– О Трофиме, о ком же еще?
Голенев возразил:
– Я очень мало знал твоего отчима, но мне показалось, пока он не пил, был вполне приличный парень. А я много разных мужиков повидал.
– Он трус. Он Маку боялся. Ты ее любишь? – Олег не знал, что ответить и достал расческу. – Ладно, не отвечай. Я тебя хочу попросить об одной вещи.
Он собирался сказать “проси, дочка”, но вовремя спохватился:
– Слушаю.
– Обращайся со мной как с взрослой девушкой. Мне двадцать два года, я уже не ребенок. – Потребовала Ира и снова насупилась: – Я что, совсем не красивая?
Олег возмутился:
– С чего ты взяла? Я тебе еще вчера сказал, что ты очень красивая.
Она тут же повеселела:
– Тогда изволь за мной ухаживать.
– Пожалуйста, но как?
– Не знаю. Можешь пригласить меня обедать. Я есть хочу. Я сутки не ела.
– А почему вчера дома не поужинала?
– Не хотела.
– Хорошо, где ты хочешь обедать? Ты же у нас москвичка, а я житель провинциальный. Ничего у вас в столицах не знаю.
Ира вышла на проезжую часть и остановила машину. Они уселись на заднее сидение.
– Везите нас на Арбатскую площадь. – Бросила она водителю, и когда машина тронулась, положила голову Олегу на плечо: – Если б ты знал, как я по тебе соскучилась.
– Я тоже соскучился, моя девочка.
– Ты не так. – Она тяжело вздохнула. Они выехали на Садовое кольцо, и он почувствовал, как она дрожит:
– Что с тобой, Ирочка?
– Маму жалко. Помнишь, когда ты привел ее к бабе Вере с дедой Павлом, она мне родинку на плече показывала? А я, дура детдомовская, не могла поверить, что родную мать вижу. – Ира горько расплакалась. Олег достал платок, вытер ей глаза, нос и щеки:
– А говоришь, взрослая. Не плачь, эта тетка маму вылечит.
– Да, профессорша хорошая. Мама мне про нее много рассказывала. Когда она первый раз из больницы выходила, профессорша ей даже денег дала. Представляешь, какая баба!
– Нормальный человек. – Ответил Голенев. Он в поступке доктора ничего удивительного для себя не видел.
– Ты сам маленький. У тебя все люди хорошие, а они в основном гады. Когда хорошего человека встретишь, это праздник. Вот ты – мой праздник. – Она неожиданно сжала ладонями его голову, повернула к себе и долго поцеловала. Олег замер. Оттолкнуть девочку он не мог и не хотел, и пришел в совершенное замешательство. Она прервала поцелуй и отвернулась к окну:
– Теперь ты знаешь, что я тебя люблю. Понял, папочка?
– Ты сама не понимаешь, что творишь?
– Я все прекрасно понимаю. Сколько можно играть в ребенка и взрослого дядю? Я про тебя ночи напролет мечтаю. Не дождусь когда увижу, а ты “дочка”… – И она рассмеялась: – Может, ты дурак?
Машина остановилась. Ира посмотрела в окно и увидела ресторан “Прага”:
– Приехали, папочка. Выходи. – Она взяла его под руку и повела по Старому Арбату. Олег шагал, пытаясь осмыслить, что происходит и вспомнил Тоню. Только рядом с ней он чувствовал нечто похожее. Но он тогда был молод, и все было закономерно и естественно. А это еще совсем девочка, целует его, признается в любви. Кошмар какой-то. Но этот кошмар ему нравился, только поверить и осознать происходящего он не решался. Уж слишком все произошло неожиданно. Но с другой стороны, он еще в прошлом году, когда Ира приехала в Англию, ощутил необычайный внутренний подъем. Казалось, что его дом стал светлее и наполнился праздником. И как он тосковал, когда она уехала. Вполне возможно, что он сам уже несколько лет испытывал к девушке вовсе не отцовские чувства, только не мог понять этого или не хотел признаться в этом даже самому себе.
Они шли сквозь строй художников, предлагающих прохожим свои услуги. Она узнала полного лысоватого шаржиста и потащила Олега к нему:
– Нарисуй мне этого мужика, да посмешнее. – Приказала она творцу и поставила перед ним Голенева, предварительно повернув к свету.
– Что ты задумала?
– Сейчас поймешь, – и звонко рассмеялась.
Художник старательно штриховал шарж на бывшего афганца, но ничего особо смешного не получилось. Только когда он пририсовал к голове натурщика маленькие кривые ноги, Ира наконец улыбнулась.
– Халтурите? Я тут однажды видела, как вы умеете по-настоящему. – Пристыдила она мастера.
– Девушка, все зависит от натуры. Ваш кавалер не дает повода. В нем все как-то слишком правильно. Ну, нечего утрировать. Так что не обижайтесь. Не нравится, можете не платить.
Ира полезла в сумку:
– Сколько?
– Пятьсот. Но я еще раз говорю…
Она не стала слушать, бросила деньги в его чемоданчик и потянула Голенева дальше.
– Девушка, а рисунок?
– Оставь себе.
Олег только через двадцать метров сообразил, что произошло, и остановился:
– Почему ты за меня платишь?
– Не приставай, я плачу за свои удовольствия. Нам сюда. – И она потянула его в подвальный ресторанчик. Они уселись за тот же столик, за которым она сидела с Владимиром: – Знаешь, почему я тебя сюда привела? – Он, естественно, не знал. – Потому что я здесь одному ухажеру призналась, что люблю тебя. Мужик был приличный, даже красивый. И всего на пару лет тебя старше. Он меня и научил заказывать тут шашлыки по-карски. Мы сейчас их будем есть. Ты посиди, официант появится, скажешь ему, чтобы принес две порции шашлыков, зелень и сыр. И жди меня.
– А ты куда?
– Я в туалет. Хоть глаза подкрашу. А то сижу дурочка зареванная.
Олег кивнул, как китайский болванчик, и продолжал пребывать с лицом человека, который проглотил живую змею или выпил стакан скипидара.
– Выбрали? – Спросил официант, приготовив блокнот и ручку.
– Что? – Не понял Олег.
– Заказывать будете, или спутницу подождете?
– Принеси бутылку коньяка.
– А закуску?
– Потом.
Официант подозрительно оглядел странного клиента, удалился, но бутылку принес быстро. Голенев налил четверть стакана и залпом выпил. Ира вернулась, напудрив щеки и подкрасив ресницы:
– Заказал?
– Еще нет.
– А почему бутылка на столе?
– Бутылку заказал.
– И уже выпил?
– Немного.
– Вот что, папочка, или это последняя рюмка в твоей жизни, или я тебя убью собственными руками. Выбирай?
– Кажется, я хочу жить. – Ответил Голенев и вдруг расхохотался.
– Чего смеешься, папочка?
– Никогда не думал, что мной будут так мило командовать. И долго ты собираешься папочку дрессировать?
– Всю жизнь, – не задумываясь, ответила Ира: – А тебе не нравится?
– Нравится, как ни странно. Только несправедливо. Ты меня папочкой называешь, а мне тебя дочкой нельзя.
– Женщине все можно. А вы, мужики, как дети, вас надо всю жизнь воспитывать.
– Хорошо излагаешь. Заказывай свои шашлыки, я тоже есть хочу.
Они вышли из ресторана и, взявшись за руки, побрели в потоке туристов и московских гуляк. Перед ними вели верблюда, на котором восседал мальчик в ковбойской шляпе. Верблюд презрительно поглядывал на толпы вокруг и аккуратно переставлял ноги.
– Я полечу с тобой в Англию. – Сказала Ира. Она сказала это таким тоном, что возражать ей было совершенно бесполезно.
– О тебе Юлик спрашивал. Ты ему нравишься.
– Он маленький. Свою любовь еще найдет.
– А ты знала, что он тебя любит? Я это понял совсем недавно.
– Он меня любит с тех пор, как ты меня взял из детского дома. Я его тоже люблю, как братика, а тебя по-настоящему. И тоже с первого взгляда. Помнишь, ты меня в детском доме на руки поднял. Я с тех пор больше ни о ком не думаю.
– Тебе тогда было всего девять лет?!
– Ты, папочка, ничего не понимаешь в женщинах. Мы же детдомовские. В девять лет я уже три раза целовалась с мальчиком. А ты был для всех нас героем.
Голенев долго молчал, потом остановился и посмотрел Ире в глаза:
– Грустно это. Юлик огорчится, поняв, что мы вместе.
– Пусть.
– Подумай хорошенько. Он очень способный юноша и сделает прекрасную карьеру. Ему уже предлагают остаться в университете профессором. Мне ректор собирался об этом сообщить, но мама Руфа позвонила, и я улетел.
Она взяла его под руку и повела дальше:
– Хватит о нем. Женись на мне.
Он снова остановился:
– Так сразу?
– Ты женился на Тоне сразу? Я про тебя все выведала.
– Тогда я был молодой.
