Андрей Троицкий - Бумер-2: Большая зона
Он неподвижно просидел так около часа, потом вернулся в свою комнату, надел светлую шелковую сорочку, отлично выглаженные брюки и пиджак. Побрызгался одеколоном и прошелся щеткой по безупречно чистым ботинкам с верхом из лакированной кожи. Вытащил из обувной коробки пистолет с глушителем и две снаряженных обоймы. Ствол сунул за пояс, глушитель и обоймы рассовал по карманам. Ключи от квартиры оставил на тумбочке. Бабка так и не проснулась. Что ж, значит, не судьба сегодня увидеть ее. Через пять минут Жлоб спустился к машине и сел за руль.
Он подъехал к автосервису "Динамит", остановившись перед полосатым красно-белым шлагбаумом, дал два коротких гудка. Только что заступивший на дежурство вахтер уже дремал в своей кирпичной конуре. Продрав глаза, он высунулся в дверь и, узнав Виктора Желабовского, нажал кнопку, поднял шлагбаум и помахал рукой, мол, проезжай, чего стоишь.
Оставив машину у подъезда, Жлоб поднялся на второй административный этаж, стукнулся в приемную Постного. Секретарь Марина, оценив прикид визитера, покачала головой.
– Пока шефа нет, – сказала она. – Но он звонил. Скоро подъедет.
– Когда скоро? К вечеру?
– Ну, в течение часа. А ты чего это так вырядился? Разбогател что ли?
– Есть немного, – усмехнулся Жлоб.
– И каковы, так сказать, источники доходов? Или я слишком любопытна?
– Не слишком. Навоз продал. Вот оттуда и деньги.
– Навоз? – переспросила Марина, туго понимавшая даже простенький юмор. – Фу, какая гадость. Впрочем, деньги не пахнут. Пригласил бы бедную девушку в ресторан. На ужин. С продолжением застолья в домашней обстановке, а?
– Вот продам еще пару тонн навоза и приглашу, – пообещал Желабовский. – Слово джентльмена.
– Буду ждать. Ты присядь тут рядышком, газетку почитай.
Марина облизала ярко накрашенные губки. Жлоб взял газету, но в приемной не остался.
– В коридоре почитаю, – сказал он и вышел за порог.
Устроился на стуле у двери и проворчал себе под нос:
– Подстилка чертова. Сучка. Уже всех перетрахала. И теперь ко мне клинья подбивает.
Он попытался читать заметку о молодой аферистке, опустившей на деньги двух кандидатов в мэры, но не смог осилить и пары абзацев. Мысли разбегались, а газетные строчки плыли перед глазами. То ли после бессонной ночи такая петрушка, то ли после диких стрессов, которые ему пришлось пережить.
Комкая газету, Желабовский про себя перечислял все обиды и оскорбления, на которые никогда не скупился Постный. Он загибал пальцы, сбивался, снова принимался считать и снова сбивался. Пожалуй, этих незаслуженных обид толстый поминальник наберется. И в смерти Кубы, если разобраться, виноват именно Постный. Темной дождливой ночью он послал двух парней поджигать никому не нужную паршивую забегаловку. Выбрал время. Не мог подождать, когда погода разгуляется.
Со смертью Кубы что-то перевернулось в душе Желабовского. Дело даже не в его смерти, а в отношении Постникова. Кубе поручались скользкие и опасные дела, а платили ему за грязную работу сущие копейки. Ладно, не в деньгах дело. Но приказ Постникова сжечь тело своего бойца в машине, сжечь, как дохлую дворняжку, как полено, – это выше человеческого понимания. В голове не умещается. Какой мразью надо быть, чтобы дать такую команду. А если обгорит или поймает пулю сам Желабовский, как поступят с ним? Наверняка, чтобы спрятать концы, погрузят его, еще живого, в бочку и зальют бетоном. Или закатают в асфальт. А то и вовсе сожгут в промышленной печи. Да, в случае чего так же легко и просто, как от Кубы, Постников прикажет избавиться и от него, Вити Желабовского.
Скоро Постный узнает, что произошло возле "Ветерка" на самом деле. А узнает он обязательно завтра, а может быть, уже сегодня. Потому что земля слухами полнится. Нашепчут добрые люди, что Шубина избили и ограбили и только потом подпалили закусочную. Старик, разумеется, узнал нападавших, он же не слепой. Скоро ниточка потянется от Вити Желабовского к Постному. А шеф этого не простит. Его мясники спустят с Вити шкуру и только потом, когда он на себе почувствует, что такое настоящая боль, прикончат. Это ясно, как день – его смерть будет такой же долгой и мучительной.
Раз такие дела, нет смысла дальше батрачить на Постного. И на месте оставаться нельзя. Сегодня же он сядет в машину и уедет в Нижний Новгород, найдет там себе приличную работу. Такую работу, где не надо пускать людям кровь и ломать кости. Лишь бы все задуманное получилось, лишь бы прошло, как надо. Он достал из кармана глушитель и присоединил его к стволу своего тэтэшника.
* * *Солнечное утро дядя Миша Шубин встретил на пепелище закусочной "Ветерок". Он сидел на перевернутом ведре и задумчиво смотрел то на головешки, залитые водой и пеной, то на черный от копоти металлический каркас, то на дальний лес. В голове наступил такой разлад, что Шубин не мог придумать, чем занять себя, что делать дальше.
Договор страхования на "Ветерок" закончился всего-то месяц назад. Но в ту пору навалилось столько неотложных дел, что Шубин забывал продлить страховку, все откладывал это дело до лучших времен. И вот остался среди головешек, без гроша в кармане, без перспектив.
Пожарные прибыли во втором часу ночи, когда тушить было нечего. Пролили из кишки все, что осталось от закусочной и, включив сирену, умчались обратно в район. Следом появились менты, за ними два криминалиста в штатском. Шубину задавали вопросы, он пытался отвечать, но голова гудела, как пчелиный улей. Что вспомнил – сказал, а что забыл, того уж не вспомнить.
За спиной Шубина урчал мотор милицейского уазика. Шофер молча курил одну сигарету за другой, опершись рукой на капот машины. Капитан Старостин, снимавший показания с потерпевшего, сидел на пассажирском месте, оформляя уже исписанные листки протокола. Все ясно, как божий день: на старика наехали какие-то отморозки, видимо, залетные. Избили, ограбили и, чтобы скрыть следы преступления, сожгли забегаловку. Добро хоть, самого хозяина в живых оставили. Слава богу. Иначе на РУВД повисло бы мокрое дело, которое, если разобраться, не имело никаких перспектив, только испортило блестящую статистику раскрываемости преступлений.
А из области, из Главного управления внутренних дел, из прокуратуры давили и капали на мозги едва ли не каждый день: когда найдете убийц. Пожар и нанесение легких побоев – совсем другой коленкор, это не мокруха, за такие дела прокуратура теребить и снимать стружку не станет. Заезжая шпана из хулиганских побуждений спалила точку общепита. Ну, всякое бывает. До большой крови не дошло, и то ладно.
Да еще вопрос, что скажет пожарно-техническая лаборатория, какое выпишет заключение. Шубину дали по балде и сбросили в канаву. Момента поджога он не видел, в отключке был, а других свидетелей нет, значит, нельзя исключать, что произошло самовозгорание. Например, проводка коротнула или в распределительном щите оплавились предохранители и пошло. И запылало. Короче, был поджог или это всего лишь стариковские домыслы – большой вопрос.
Надо позвонить пожарным, а лучше самому съездить в лабораторию, чтобы парни не очень старались, не рыли носом землю. И облегчили жизнь милиционерам, не подбрасывали им лишней работы. Пусть будет самовозгорание. И на этом эффектная жирная точка.
Покончив с писаниной, Старостин выбрался из машины, наклонился над дядей Мишей, положил ему на колени протокол:
– Прочитай и напиши на каждой странице: с моих слов записано верно и мною прочитано. Вот папку подложи, чтобы бумагу не помять.
Шубин, перепрыгивая через строчки, не вдаваясь в смысл документа, пробежал протокол взглядом, накатал то, что сказал капитан. И, поднявшись на ноги, вернул бумаги Старостину.
– Тут, помню, грузовик стоял, – сказал Шубин. – Когда пожар начался, водила уехал. И еще легковушка, вроде как иномарка. Номеров не помню.
– Не помнишь? – удивился Старостин. – Странно. Ну, когда вспомнишь, тогда в протокол и занесем. Все твои приятные воспоминания.
– Мне точно известно, кто это сделал, – веско заявил Шубин. – Я этих сволочей из тысячи узнаю. Из миллиона. Я с первой секунды все понял...
– Опять ты за свое, – Старостин поморщился, как от кислого. – Понял, чем дед бабку донял. Суди сам: тьма тут ночью почти кромешная. Дождина льет. Тебе по затылку ударили чем-то тяжелым. Скажи спасибо, что череп не проломили. И что ты мог понять в таком состоянии? Из какого миллиона ты узнаешь нападавших? Это уже смешно. Нет, это грустно. Очень даже грустно.
– Они уже были здесь, меня избили чуть не до смерти, – Шубин в глубине души понимал, что спорить с ментом, – только попусту слова тратить. Старостин что-то решил для себя, и с этой точки его не сдвинешь, но Шубин упрямо продолжал гнуть свою линию: – И повара с официанткой тоже тогда избили. Мне не верите, так с ними поговорите.
– Чего же ты раньше заявление не написал? Дорога ложка к обеду. А он вспомнил о происшествии, когда синяки зажили.
