Федор Московцев - Темные изумрудные волны
Закончив повествование, Бронислав Филиппович победно посмотрел на Андрея, затем перевел взгляд на Василия Ивановича.
— Вы закончили? — спросил начальник СМЭ.
Бронислав Филиппович и Клавдия Арнольдовна закивали — да, мы всё сказали, и ждём справедливого решения.
— Вы утверждаете, что наш сотрудник — Андрей Александрович Разгон — незаконно взял с вас деньги?
И на этот вопрос они также ответили положительно. Тогда Василий Иванович обратился к Андрею:
— Что ты на это скажешь? Брал ты с них деньги?
— Не понимаю, о чём вообще речь, — равнодушно ответил Андрей и спросил, в свою очередь, у жалобщиков:
— Вы уверены, что это был я, а не кто-нибудь другой?
Клавдия Арнольдовна недоуменно уставилась на него, а Бронислав Филиппович вскочил и возмущённо выкрикнул:
— Нет, каков нахал! Отрицать очевидное — это какую надо иметь наглость!
— Может, вы скажете, что вообще нас никогда не видели? — язвительно спросила Клавдия Арнольдовна.
— Может быть, видел, — ответил Андрей, делая вид, что пытается что-то вспомнить. — В городе, или на автобусной остановке… Столько людей, голова идет кругом.
— Но вы же принимали покойного и заполняли журнал, — сказал Бронислав Филиппович, шумно опускаясь на стул.
— Покойного помню, и журнал помню. А вас не помню. Я, что ли, ходячая камера, должен всё фиксировать.
Тут жалобщики громко заговорили — наперебой, яростно жестикулируя, распаляясь от своих выкриков. Сидя в своем кресле, хозяин кабинета смотрел на них, не прерывая. Его лицо выражало чувство глубокого понимания и участия.
— Все это очень несерьезно, молодой человек, — заметила Клавдия Арнольдовна, немного успокоившись. — Мы не за тем сюда пришли, чтоб перед нами ломали комедию.
— Совсем распоясался, вымогатель! — воскликнул Бронислав Филиппович. — Получается, мы все это придумали — наш разговор, и передачу денег?!
Андрей сидел безучастно, глядя в одну точку. Начальник СМЭ нашел своевременным вмешаться в разговор. Он выразил надежду, что стороны, в конце концов придут к взаимопониманию, поскольку без этого невозможно решить такое серьезное дело. Говорил он властно, хоть и тихо.
— Так что же, знакомы тебе эти люди? — спросил он Андрея. — Брал ты с них деньги?
Обращаясь к жалобщикам, Андрей заговорил медленно, будто просыпаясь от тяжелого сна:
— Понимаю, у вас горе. Мы все тут переживаем за вас. И если бы в моих глазах жили слезы, они избороздили б мое лицо. Обещаю: как только что-нибудь вспомню, вам первым сообщу об этом. Пусть бог будет свидетелем моих слов.
Жалобщики оторопело разглядывали непроницаемое лицо Андрея, затем Клавдия Арнольдовна гневно воскликнула:
— Он издевается над нами! Получается, мы зря тут сидим и все это рассказываем?
— Пора прекратить это безобразие! — добавил Бронислав Филиппович. — Мы будем жаловаться, мы дойдем до суда!
И, словно горный обвал, посыпались негодующие возгласы и угрозы. Между очередным выпадом Клавдии Арнольдовны и воззванием к правосудию Бронислава Филипповича в разговор вступил начальник СМЭ. Услышав его твердый голос, жалобщики притихли.
В первую очередь Шалаев заверил их в том, что истина восторжествует. Нет никаких сомнений — правда найдётся, виновные понесут наказание.
— Что касается меня, я верю только в добро, — авторитетно сказал он. — Куда бы я ни кинул взгляд, всюду нахожу добродетель и честность. Могу подтвердить множеством примеров, что наше учреждение — образец гуманности и порядочности.
Устремив свой благочестивый и суровый взгляд на Андрея, он добавил:
— Своим поведением ты бросил тень на наши славные традиции. Вынужден отстранить тебя от работы — до выяснения обстоятельств дела.
Он вынул чистый лист бумаги и положил на стол:
— Напиши заявление об увольнении с открытой датой.
Андрей слушал молча, с поникшей головой. Когда Василий Иванович закончил, он с тяжелым вздохом подсел поближе к столу и взял авторучку. Некоторое время он обдумывал, затем, горестно промолвив «всяк сиротку обидит», стал писать заявление.
— Если вы его уволите, — вмешалась Клавдия Арнольдовна, — то как мы вернем наши деньги?!
— У нас достаточно средств, чтобы добиться правды, — важно заявил начальник СМЭ. — Не забывайте, что мы работаем по поручению милиции. Направление на вскрытие кто вам давал?
— Участковый милиционер, — с готовностью ответил Бронислав Филиппович.
— Вот видите, — продолжил Шалаев, крепко сжав свои широкие ладони. — Рука об руку мы трудимся с милицией. Все четко. Мы проведем служебное расследование, о результатах вам доложим.
Закончив писать, Андрей протянул листок начальнику.
— Поставь дату! — сурово приказал Василий Иванович. — Нынешний год и месяц — июнь!
Дрожащей рукой Андрей сделал то, что требовалось. И робко посмотрел на шефа. Тот, в свою очередь, вперил вопросительный взгляд на жалобщиков.
— А как же наши деньги?! — продолжала тянуть Клавдия Арнольдовна.
— Выяснят без нас, — сказал Бронислав Филиппович, вставая. — Ты видишь — у них будет специальное милицейское расследование.
— Да, конечно, — понимающе кивнула она и тоже встала.
Они поблагодарили начальника СМЭ за поддержку, выразили надежду на скорейшее разрешение вопроса, и оставили свои контактные данные. Уже в дверях Клавдия Арнольдовна спросила:
— Может, мы должны написать какое-то заявление, подать жалобу? Чтоб все официально… В интересах милицейского расследования…
Василий Иванович широко развел руками, словно приглашая в свой мир добра и справедливости:
— Это совершенно ни к чему. Вам не нужно ни о чем беспокоиться. У нас достаточно средств для того, чтоб навести порядок.
Бросив уничтожающие взгляды на поверженного обидчика, жалобщики удалились.
Едва за ними закрылась дверь, Шалаев вышел из-за стола и включил телевизор, стоявший на тумбочке.
— Пропустил передачу, черт возьми, — сокрушенно сказал он.
На экране замелькали виноградники, затем появилась дородная женщина в зеленом комбинезоне и стала рассказывать об уходе за зимостойким виноградом.
— Успел. Как удачно! — облегченно вздохнул Шалаев.
С этими словами он открыл блокнот, и, сосредоточенно вслушиваясь в то, что говорит телеведущая, принялся записывать.
— Чего сидишь, иди работай, — сказал он Андрею в паузе между двумя сюжетами. — Там, небось, очередь собралась.
Андрей кивнул и направился к двери. У порога он обернулся на голос начальника. Шалаев спросил:
— Ты с кем дежуришь?
— С Второвым.
В этот момент на экране появилась лоза белого муската, и телеведущая принялась рассказывать, как было выращено это чудо. Не в силах оторваться от передачи, Шалаев махнул левой рукой Андрею — мол, иди — а правой выбросил в мусорную корзину скомканное заявление об увольнении.
В вестибюле было пусто. Андрей закрыл входную дверь, навесил длинный металлический уголок на пазы, и, проходя мимо доски объявлений, улыбнулся, увидев пожелтевший от времени листок, на котором был напечатан «Прейскурант цен». Половина текста была неразличима, и цифры с трудом угадывались. Неудивительно, ведь этот листок появился тут задолго до того, как Андрей устроился работать. А он проработал в бюро СМЭ шесть лет.
Дежурного эксперта, Вадима Второва, Андрей застал в экспертной игравшим на гитаре. Этот молодой человек, — поджарый, остроносый, с покатым лбом и выступающим подбородком, — был одноклассником и однокурсником Андрея. Вместе они работали санитарами в судебно-медицинском морге, — Андрей с первого курса, Вадим — с третьего. По окончании института Вадим прошел специализацию на кафедре судебной медицины и устроился работать судмедэкспертом, Андрей же, не определившись, каким врачом хочет стать, остался в должности санитара.
— Доставай спиридон из холодильника, — сказал Вадим, не прерывая игру.
Разливая спирт из стеклянной реторты по рюмкам, Андрей обратил внимание на сковородку с зернистой субстанцией, стоявшую на электроплите.
— Это что за извращение? — спросил он.
Вадим отложил гитару в сторону, взял рюмку.
— Вперёд, на винные склады!
Чокнувшись, он выпил и, закусив тем, что было в сковородке, пояснил:
— Жареная икра, разве не видно?
— Вкусно, — сказал Андрей, попробовав. — Только не понимаю, кому пришло в голову нажарить столько черной икры?
— А куда её девать? Привезли целый бидон.
Снова беря гитару в руки, он спросил:
— Шалаев у себя?
— Да, смотрит «Сельский час».
— Понятно, — кивнул Вадим. — Кстати, я ему раздобыл черенки офигительного винограда, — теща помогла, — он их поедет сегодня высаживать.
Наигрывая цыганский романс, он спросил:
