Кирилл Казанцев - Отпуск строгого режима
Пока мужчина общался с оператором банковского сервера, Борода, закрыв банкомат грудью, закашлялся, чтобы заглушить звук механизма выдачи денег, сорвал скотч с прорези, ловко, как карточный шулер колоду, затолкал стопочку купюр в рукав. Затем на вопросительный взгляд мужчины ответил:
– Точно, глючит, пойду в другой. В гастрономе на углу, кажется, еще один есть.
Мужчина с портфелем раздосадованно вздохнул, приготовившись ждать приезда специалистов.
Валет с Бородой встретились на автобусной остановке.
– Сколько взяли? – спросил карманник, он даже не допускал возможности, что первая попытка может оказаться «пустой».
– Двадцать тысяч. Как с куста, – радостно доложил Борода. – Схема работает.
– Отличное начало, – приободрился Валет. – Поехали дальше – собирать урожай.
– Зачем куда-то ехать? – удивился Борода. – На той стороне улицы еще один банкомат. Переделаем и его в «однорукого бандита». У нас это хорошо получается.
– Для настоящего вора осторожность превыше всего, – наставительно произнес Валет. – Во-первых, облюбованный тобой банкомат поставлен тем самым банком, с которым мы уже успешно поработали. Как думаешь, где быстрей всего кипеж поднимется – в этом банке или в другом?
– А ты прав, – согласился Борода. – Там за углом еще один есть.
– А теперь во-вторых. Район тоже менять надо. Согласен?
Подельники сели в первую подошедшую маршрутку. Провернули операцию в другом районе, в третьем. После пятой успешной акции Валет сказал:
– Теперь последний банкомат берем. Так что никуда ехать не стоит.
– Ты же сам учил – район тоже менять надо, – изумился Борода.
– Если нашими проделками уже заинтересовались менты, то посчитали, что мы действуем системно. Мы только в одном районе пока не засветились. Там нас и будут ждать. Мы же спутаем им карты.
7
Валет и Борода сидели на берегу реки. Вновь сияли на небе звезды, серебрилась вода. Автомобильный мост, расцвеченный рубиновыми габаритами и стопами проносившихся машин, монументально вписывался в пейзаж. «Пивная» баржа светилась разноцветными огоньками. Город шумел за спинами карманника и его не слишком талантливого ученика. А здесь, на поросшем травой и кустами речном откосе, было спокойно и уютно. Между горожанами и полицией существовала многолетняя негласная договоренность – выпивать в зарослях у реки можно, никто забирать за это не станет. Главное, не шуметь – матом не горланить, из травматики в воздух не палить, бутылки не бить.
Валету с Бородой шуметь было не с руки, а матом изредка можно ругнуться и шепотом, лишь бы ругательное слово легло в строку – пришлось к месту. Настроение было приподнятое, не сравнить со вчерашним. Прежние пораженческие нотки из разговора исчезли напрочь. Подельники полулежали, разделенные полотенцем, на котором стояла выпивка и закуска. Странно, но пить спиртное почти не хотелось, и без него хватало положительных эмоций. Просто «культурно отдыхали».
– За день мы с тобой чуть больше двух штук баксов подняли, – смеялся Борода, тасуя купюры в руках, словно это были игральные карты. – И Турцию оплатить хватит, и на первое время погулять немного. Повезло.
– Не повезло, а твердый расчет сработал, – уточнил Валет.
– Слушай, может, ну ее на хрен, эту Турцию? Хоть вроде она как моя историческая родина. Ну, типа, как Израиль для еврея. Таким макаром можно банкоматы по всей стране ставить. По штуке в день на рыло только самые крутые айтишники у нас зарабатывают.
– Ты меня все просишь тебя азам ремесла научить, – усмехнулся Валет. – Никогда нельзя повторяться. Тогда и фарт повалит. Вот как сегодня. Повторишься – пропал, вычислят.
Борода согласно кивнул: мол, понял. Он закурил. Огонек сигареты таинственно светился в темноте. Дым сносил к реке ветер.
– Ты только подумай, Валет. Через два дня перед нами будет уже не речка, а теплое море, – мечтательно протянул Борода. – Я за границей вообще никогда не бывал.
– Завтра смотри не сорвись, – напомнил Валет. – Когда в турагентство придем, ты там не вздумай чего-нибудь стащить, пусть даже бабки на самом виду лежать будут и в карман попросятся.
– Ясный пень. Завтрашний день я в завязке, – Борода разлил водку в пластиковые стаканчики. – Ну, за удачу.
Валет чокнулся, помочил в водке губы, поднялся и посмотрел на реку.
– Светку жалко, – сказал он. – Любовь такая странная штука. Не было ее – и вдруг появилась. И ничего уже другого тебе не надо. А потом, словно кто-то выключателем щелкнет, и она снова исчезает. Вот во мне кто-то щелкнул. А в ней почему-то нет. Сволочь я, Борода. Последняя сволочь.
– Ты же ей записку написал.
– Почему написал? Потому что в глаза ей побоялся сказать – умерла моя любовь. Она же поверила, что я к ней вернулся.
– Да брось. Просто ей, как каждой бабе, трахаться хочется, а ты, как я понимаю, делать это умеешь лучше многих. Вот и прикипела. Нет любви и не бывает ее в природе. Вот я после школы ни разу ни в одну не влюблялся. И хорошо живу, не переживаю. Есть у меня бабки – любая телка моя, только пальцем помани. Надоест – прогоню. Настоящий вор любить не должен. Он как волк. Или один бегает, добычу рыщет, или в стае братьев по разуму промышляет.
– Значит, в школе любовь все же была? – обернулся Валет.
– Вроде была. Я в нашу училку-англичанку по уши втюрился. Молодая, сразу после института к нам по распределению попала. Я же рано созрел – с четырнадцати лет борода уже росла вот как сейчас, – Борода по привычке коснулся лица и разочарованно хмыкнул. – Я ей перед уроком цветы на стол ставил. Как раз ее урок по понедельникам первым был. Я на клумбах в частном секторе цветочки рвал, в портфель прятал. За полчаса до занятий в школу приходил, чтобы первым успеть, и на стол ей в бутылку из-под кефира ставил, а сам сваливал, типа, не при делах я. Ангелом она мне казались неземным, даже подойти к ней боялся, пальцем коснуться. Когда меня к доске вызывала, я пык-мык, ничего вспомнить не мог, весь класс смеялся. А я красный, как рак вареный, стою.
– Признался ты ей в любви? – спросил Валет.
– Почти. Она в нашем поселке городского типа комнату в частном доме снимала. Ну, я вечером решил возле того дома покрутиться, типа, случайно там оказался. Мечтал, скажу ей все. Пусть потом что хочет со мной делает. Не первый раз я ее уже так подкарауливал. И на этот раз не сказал бы. Все кончалось обычно тем, что я на дерево залезал, в окно подглядывал, как она спать ложится. Но она не одна вернулась. Физкультурник наш с ней. В дом зашли. Я ждать остался, когда он свалит. Не выходит и не выходит. И дернул меня черт снова на дерево залезть, в окно заглянуть.
– Представляю себе, что ты там увидел, – проговорил Валет с сочувствием.
– Мне такое даже во сне в те годы привидеться не могло, фантазии не хватало. Они грязными животными мне показались, особенно она. Куда ее ангельские крылья подевались! Как я только с дерева не свалился? Слез кое-как, взял кирпич и запустил в окно со всей дури. Физкультурнику, как потом оказалось, в голову угодил. Он месяц в больнице валялся. А она поняла, что я это был, перестала к доске вызывать, просто так тройки ставила. После этого я уже на девчонок по-прежнему не смотрел, гляну – и словно все сквозь их одежду вижу. Одинаковые они все, только размерами и формами отличаются, а суть одна.
Борода тоже поднялся, сплюнул под ноги.
– И чего это я тебе все рассказываю? Самому стыдно вспомнить. Умеешь ты, Валет, в душу человеку залезть. Тебе что в душу, что в карман руку сунуть. Самое сокровенное вытащишь, а человек и не заметит.
– Есть такое, – согласился карманник.
8
Ровно гудели двигатели «Боинга» местной авиакомпании. Борода дремал, привалившись щекой к иллюминатору, за которым виднелись кучерявые облака. Валет листал вытащенный из кармана стоящего впереди кресла глянцевый журнал.
Публика, сперва чинно заполнившая авиалайнер, постепенно раскрепощалась. В глазах туристов, направляющихся из областного центра в турецкую Анталью, загорались огоньки расслабона, на который они нацеливались весь предыдущий год. Правда, существовало и несколько отдельных групп, своим поведением показывающих, что перелет по этому маршруту для них абсолютная рутина, случающаяся чуть ли не каждый месяц.
Понемногу публика стала распаковывать сумки. Несмотря на то, что в аэропорту заставляли сдавать в багаж все, что могло представлять хоть какую-то опасность в полете – перочинные ножи, стеклянные бутылки, зажигалки и даже минералку в пластиковой упаковке, – бывалые туристы основательно затарились в дьюти-фри.
Открывались крышки верхних полок, вжикали застежки-«молнии», народ доставал выпивон и закуску. На отдыхе русские люди экономить не привыкли, особенно в самом его начале. Никто не жадничал. Выставлялись на откидные столики вискарь, коньяк, водка, вино и пиво для запивона. По салону самолета стал растекаться пряный запах классических запеченных кур, колбасы, котлет. Самый большой спрос был на пластиковые стаканчики. Стюардесс и стюардов то и дело вызывали нажатием кнопок над головой:
