Виталий Еремин - Сукино болото
– Э, ты чего? Совсем сбрендила?
Ленка швырнула нож ему под ноги.
– Не приближайся ко мне, понял?
14 апреля 2006 года, пятница, вечерЛена хорошо знала Руслана, все-таки проучились вместе десять лет. Он не остановится. Сколько уже девчонок перепортил – целый гарем себе устроил. Что же делать? Ваня Томилин ее не выручит, он сам висит на волоске. Сказать родителям? Тогда ее зачморят. Оля Петровна? Вдруг она что-нибудь подскажет?
В школе поговорить без свидетелей было трудно. Лена пришла к классной руководительнице домой. Оля предложила войти, но нехотя, робко. В Душанбе, где она имела свою квартиру, ученики бывали у нее почти ежедневно. Фархад, выросший в многодетной семье, не возражал, терпела же Оля его многочисленных родственников. Но тут, в Поволжске, другое дело. Тут они квартиранты.
Прошли на кухню. Оля согрела чай, открыла клубничное варенье.
– Руслан хочет меня изнасиловать, – без предисловий поделилась Лена. – Думаю, это произойдет со дня на день. Он знает, что после выпускного бала я уеду из города. Ему нельзя терять время.
Голос у девочки звучал ровно, почти бесстрастно. Волнение выдавали только подрагивающие губы.
В Душанбе русских и таджикских учеников у Оли было примерно поровну, и все говорили с ней на любую тему. Дети там не совсем современные. К здешним, слишком уж современным, она никак не могла приспособиться. В том смысле, что она была им не нужна. С ней никто ничем не хотел делиться.
Лена была первой.
Оля решила ответить на откровенность откровенностью.
– Знаешь, Руслан меня тоже за горло держит. Требует аттестата без троек и без экзаменов. Ему, видите ли, некогда.
– Правильно, некогда, – Лена усмехнулась. – Раньше был в школе положенцем. Потом стал положением в районе. А теперь, после того как грифы кузинских опустили, под ним, считай, уже весь город. Представляете, в таком возрасте такая власть! Он это бизнесом называет. Ну, как же, все ему отстегивают. Есть и другие источники доходов…
Лена умолкла. Что толку откровенничать с этой классной. Кто бы ей самой что-нибудь посоветовал. Мысли у девочки путались, но она вспомнила, зачем пришла.
– У вас подруга – журналистка. Я могу ей рассказать, как весело живет молодежь в нашем любимом городе, экологической жемчужине Поволжья. (На лице Ольги Петровны отразилось сильное удивление.) А что мне еще остается делать?
Оля позвонила Ланцевой:
– Анечка, ты скоро будешь?
14 апреля 2006 года, пятница, вечерЛанцева сидела в библиотеке, листала подшивку газет семилетней давности. Найти публикации об ограблении банка не составило труда.
Два материала Игоря Кодацкого об этом громком деле написаны были на удивление тупо и плоско. Хотя картина преступления была на редкость загадочной.
Степан Чесноков был убит выстрелом в горло из газового пистолета, переделанного для стрельбы боевыми патронами, Павел Радаев был тяжело ранен в грудь. Когда появилась опергруппа, оба неподвижно лежали на полу, один в агонии, другой без сознания. Рядом с ними охранник, убитый выстрелом в лоб.
Допрошенные по горячим следам бухгалтер и кассир рассказали, что произошло. В помещение банка зашли двое неизвестных. Один из них (Чесноков) закрыл дверь на засов, другой (Радаев) отнял у охранника пистолет. Тот от неожиданности не оказал сопротивления. Налетчики потребовали деньги. Они знали, что в банк только что привезли крупную сумму. Кассир открыла сейф, и Чесноков стал вынимать и складывать в сумку пачки денег. А Радаев подошел к окну. В этот момент охранник неожиданно выстрелил в Чеснокова в упор. Радаев закричал: «Ты что, урод, творишь?!» Охранник выстрелил и в него. Больше бухгалтер и кассир ничего не видели, потому что со страху забились под столы.
Но еще удивительней было то, что прибывшая через считанные минуты после преступления опергруппа не нашла в банке денег. Двенадцать миллионов словно испарились.
Непонятно было также, кто вызвал милицию. Бухгалтер и кассир не звонили.
Публикация Кодацкого не проясняла ситуацию, а только еще больше ее запутала. Весь свой пафос Игорь израсходовал на Павла Радаева. Без конца поражался его двуличности. Известный в городе аккордеонист, как он мог связаться с группировщиками, а потом переквалифицироваться в бандиты? И все такое прочее.
Наконец, Кодацкий даже не попытался выяснить, каким образом охранник мог выстрелить сначала в Чеснокова, а потом в Радаева, если у него только что отобрали пистолет.
Но установило ли это следствие? «Нужно почитать уголовное дело», – с этой мыслью Ланцева захлопнула подшивку.
14 апреля 2006 года, пятница, вечерЗлые языки говорили про Кодацкого, что он работает от звонка до звонка. Действительно, он с утра до вечера обзванивал предпринимателей, предлагая услуги. В его рекламе никто не нуждался. Но разговаривали с ним вежливо, терпеливо и в конце концов сдавались. Все знали его любимую шутку: бойся быка спереди, лошадь – сзади, а журналиста – со всех сторон.
Еще говорили, что Кодацкий, как редактор, пирог ни с чем, только кукарекает, а яйца несет Ланцева. Опять правда: все текущее руководство агентством лежало на ней.
Сегодняшний день не был исключением: Кодацкий висел на телефоне. Игнорируя протестующий жест секретарши Вики, Анна вошла в кабинет и села напротив начальника. Кодацкий положил трубку, посидел некоторое время в красивой задумчивости (наморщил ум, ехидно подумала Анна) и поднял холодный вопросительный взгляд.
– Я из библиотеки, читала твои материалы о Радаеве. Интересное дело. – Кодацкий горделиво встрепенулся. – Я только не поняла: ты встречался с ним? – спросила Ланцева.
Кодацкий забарабанил пальцами по столу.
– Как тебе сказать? Я добивался встречи, но мне под разными предлогами отказывали.
– Кто?
– Пресс-секретарь Шокина.
«Ясно, – подумала Анна. – Кому-то не нужно было, чтобы Радаев встретился с журналистом, и журналисту это было не нужно».
– Ясно, – сказала она.
– Что тебе ясно?
– Буду читать уголовное дело, встречаться с Радаевым.
– Зачем?
– Хочу услышать его мнение о бандах. Прошло семь лет. Вдруг человек изменился?
Кодацкий вздохнул со стоном:
– Анюта, я сижу, занимаюсь делами, ты врываешься и ставишь меня в известность, что будешь читать дело, встречаться с Радаевым. А мое мнение тебе не интересно? Ты что, сама по себе уже работаешь? Не финти, тебе не мнение этого Радаева нужно. Ты сама понимаешь, что против банд, как против лома, нет приема, пока это явление само по себе не рассосется. У тебя какая-то идея появилась. Любишь ты создавать события. Давай колись, что у тебя там, в заднем уме?
«Ничего у нас само собой не рассасывается, задница ты говорящая», – подумала Анна. Выражение принес из школы Максим. Грубо, конечно, зато точно.
Вслух сказала:
– В голове не укладывается, как мог появиться банк в музыкальной школе? Кто разрешил?
Кодацкий отреагировал совсем нервно:
– Какое это имеет значение? Проехали, семь лет уже прошло. Чего ворошить? Тебе охота что-то раскопать? Копай в других местах.
«А может быть, ты и не добивался встречи с Радаевым? – подумала Анна. – Может, у тебя на него заказ был?»
Кодацкий отмахнулся:
– Иди, Анюта, иди. И успокойся. И без того Поволжск поливают все кому не лень. Не хватало еще, чтобы мы сами на себя лепили черноту.
14 апреля 2006 года, пятница, вечерВыслушав Лену, Ланцева нервно закурила. Господи, что ж такое творится? Конечно, девочке надо помочь. Но разве Кодацкий позволит хоть что-то опубликовать или хоть слово сказать в эфире? Можно, конечно, сделать сюжет для «Вестей». Но тогда обвинят в партизанщине, отсутствии местного патриотизма, в неблагодарности. Выставят с работы, предлог всегда найдется.
Ну и что сказать девочке? Что журналистка ей не поможет? А может, обратиться в местную власть? Сам Лещев, конечно, не будет этим заниматься, отпишет Шишовой. О, только не это. Кому и когда помогла Шишова?
– Плохи мои дела? – спросила Лена.
Голос ее прозвучал спокойно, в глазах – отрешенность.
– Кто твои родители, Лена?
– Простые люди, на заводе работают. А какое это имеет значение?
– Прости, я неправильно поставила вопрос. Я хочу понять, могут ли родители тебя защитить?
Лена вымученно улыбнулась:
– Не будут же они меня за руку водить. А насилуют сейчас где угодно. В наше время постель для этого не нужна.
Анна переглянулась с Олей и спросила:
– Ты ничего с собой не натворишь?
– Я еще не решила, кого лучше убить: себя или этого ублюдка. Легче, конечно, себя. И в то же время – труднее. У меня мысли путаются.
Отпускать в таком состоянии девочку было нельзя. Ланцева достала из сумки диктофон.
– Давай начнем не с самого главного. Насколько я понимаю, ты какое-то время была в толпе в доску своей девчонкой. Или я ошибаюсь?
– Конечно, я пыталась подделываться. Попробуй пойти против. Девчонки первые заклюют и даже насилие устроят. В толпе не любят, когда кто-то выделяется. Это как дедовщина в армии. Те, кто через нее прошел, считают, что другие тоже должны пройти.
