Джеймс Саллис - Драйв
Хотя в Лос-Анджелесе нелегко отделить одно время года от другого без помощи календаря, осень все же наступила. Ночи стали прохладными и ветреными. Каждый вечер свет распластывался по горизонту в безуспешной попытке задержаться подольше — и исчезал.
Вернувшись домой с новой работы — она устроилась на службу в местную «неотложку», — Ирина, как обычно, наполнила бокалы.
— Выпьем за…
Он помнил, как выпал из ее руки бокал и разлетелся на осколки, ударившись об пол.
Он помнил аккуратное круглое отверстие у нее на лбу, помнил, как кровь змейкой поползла по ее щеке, пока она пыталась выплюнуть то, что было у нее во рту, перед тем как рухнула.
Он помнил, как поймал ее, когда она падала… Потом довольно значительный промежуток времени выпал из его памяти.
«Гангстеры, — впоследствии объяснят ему полицейские. — Наверно, какие-то местные разборки».
Ирина умерла в начале пятого утра.
Поскольку у Гонщика не было законных прав на опеку, Бенисио отправили в Мехико к бабушке с дедушкой. Почти год Гонщик писал малышу каждую неделю, а Бенисио присылал в ответ свои рисунки. Все они немедленно крепились на холодильник в каждой квартире, где жил Гонщик, — если, конечно, там был холодильник. Некоторое время он провел в постоянных переездах, каждые месяц-два меняя жилье: из старого Голливуда в Эко-парк, оттуда в Сильверлейк — вдруг поможет? Время шло по своему обыкновению. И однажды его вдруг осенило, что он давно не получает вестей от мальчика. Он позвонил, но номер не обслуживался.
Не перенося одиночества, необходимости возвращаться в пустые квартиры и терпеть свободные дневные часы, Гонщик старался себя чем-нибудь занять. Брался за все, что предлагали, порой сам искал дополнительную работу. Даже однажды получил в каком-то фильме эпизодическую роль со словами, за полчаса до съемок, когда оказалось, что актер заболел.
Режиссер все ему объяснил:
— Ты подъезжаешь на машине. Там стоит тот парень. Ты качаешь головой, как будто тебе жаль этого несчастного сукина сына, а потом выходишь из машины и облокачиваешься на дверь. Говоришь ему: «Решай сам». Понял?
Гонщик кивнул.
— От твоих слов просто веяло угрозой! — восхищался режиссер, когда начался обеденный перерыв. — Всего лишь два слова — каких-то гребаных два слова!.. Великолепно. Тебе стоит серьезно подумать о том, чтобы сниматься!
Он и сам подумывал, только не о съемках. В свое время «просто Гусман» довольно часто наведывался в заведение под названием «Бизонья лопатка» неподалеку от Бродвея в Лос-Анджелесском даунтауне. Еду там не подавали со времен Никсона, но название почему-то сохранилось, как уцелело и последнее меню, написанное мелом на доске над стойкой. Так что Гонщик начал захаживать в то местечко после обеда — завязывать беседы, ставить выпивку, упоминать о своей былой дружбе с Гусманом, спрашивать, не ищет ли кто первоклассного водителя. Через две недели он стал уже завсегдатаем, всех знал по именам и был обеспечен работой невпроворот.
Тем временем он начал пропускать съемки — и чем больше пропускал, тем тоньше становился ручеек стекающихся к нему предложений.
— Что мне им говорить? — пожимал плечами Джимми.
Через несколько недель агент сменил пластинку: «Им нужен лучший каскадер. Они все мне про это твердят. Им нужен ты». Звонил даже именитый итальянец со всеми его бородавками и складками на лбу, говорил с Джимми, причем лично, не через какого-то там секретаря или помощника. Лично, черт побери!
«Слушай, — звучал голос Джимми в автоответчике, к тому времени Гонщик перестал снимать трубку. — Даже если ты жив, мне уже все равно, если ты не понимаешь, о чем я». В его последнем послании говорилось: «Мы славно поработали, парень, но я потерял твой номер».
19
Из кабинки Гонщик набрал номер телефона, указанный на найденных у Кока купонах. На другом конце провода телефон все звонил и звонил — в конце концов, время было раннее. Тот, кто в итоге все же взял трубку, английским владел из рук вон плохо. Человек сказал, что «У Нино» еще закрыто и чтобы, пожалуйста, перезвонили после одиннадцати.
— Я бы перезвонил, — отозвался Гонщик, — но, быть может, твоему боссу не понравится, что ты заставил его ждать?
Похоже, слишком трудно для понимания.
— А еще, быть может, ты все же передашь трубку тому, кто мало-мальски говорит по-английски?
Мимо по улице проковылял, толкая перед собой чем-то битком набитую магазинную тележку, бездомный. Гонщику опять вспомнился Сэмми с его телегой, запряженной мулом и груженной никому не нужным хламом.
В трубке послышался другой голос:
— Могу я вам помочь, сэр?
— Надеюсь. Кажется, у меня случайно оказалось то, что мне не принадлежит.
— И что бы это могло быть?
— Четверть миллиона долларов.
— Пожалуйста, не кладите трубку, сэр.
Почти сразу же послышался тяжелый грудной голос:
— Нино слушает. Ты кто такой? Дино говорит, у тебя есть кое-что из моей собственности?
Нино и Дино?
— У меня есть основания так считать.
— Да, у многих людей есть мое добро. У меня много добра. Как, ты сказал, тебя зовут?
— Я не называл свое имя.
— Ну и черт с тобой. — Нино отвернулся от трубки. — Ты что, не видишь, я разговариваю по гребаному телефону?! — Потом снова в трубку: — Так каковы условия?
— Недавно у меня было дельце с твоим парнем, который ездил на «краун-виктории».
— Неплохая тачка.
— Что правда, то правда. Я только хотел сообщить тебе, что он вышел из дела. Силач тоже вышел из дела. Кто еще? Бланш теперь не у дел. Боюсь, что два паренька, те, которые по ошибке зашли не в свой номер в мотеле номер шесть, к северу от Финикса, — тоже теперь не у дел и вряд ли когда займутся делами.
— Финикс — город неспокойный. — Гонщик слышал тяжелое дыхание Нино на том конце провода. — Кто ты такой? Какая-нибудь хренова партизанская армия?
— Я Гонщик. Этим и зарабатываю на жизнь. Ничем другим.
— Ладно, сдается мне, ты отработал с изрядной лихвой, вдвое больше за те же деньги. Понимаешь, о чем я?
— Мы профессионалы. Сначала договариваемся, потом выполняем условия. Если эта схема вообще работает, то она работает именно так.
— Мой старик всегда учил меня тому же.
— Я не пересчитывал. По словам Бланш, в сумке больше двух сотен кусков.
— И лучше бы им там оставаться. И ты мне все это рассказываешь, потому что?..
— Потому что это твои деньги и твоя сумка. Могу поработать на доставке. Только свистни — в течение часа все будет у тебя.
С той стороны провода до Гонщика донеслась легкая мелодия. Синатра?{22}
— Нечасто ты занимаешься доставкой, да?
— Нет. Я только Гонщик. Этим я еще не занимался.
— Ладно, допустим. Тебе что с этого?
— Я хочу закрыть это дело. Как только деньги оказываются у тебя, мы квиты. Забудь о Коке и «краун-виктории», забудь ребят в мотеле, забудь даже о том, что мы вообще сейчас разговаривали. Я не хочу сидеть на мушке.
В трубке воцарилось молчание. Наконец снова заиграла музыка.
— А если я скажу «нет»? — спросил Нино.
— С чего? Тебе нечего терять, зато есть что брать: четверть миллиона баксов.
— Верно.
— Значит, договорились?
— Договорились. В течение часа?
— Только не забывай, чему тебя учил твой старик.
20
Док побросал губки, тампоны, шприцы и перчатки в пластиковое мусорное ведерко из багажника. Он ведь живет в гараже, разве не так? Живи он на острове, воспользовался бы скорлупой кокосового ореха. Не вопрос.
— Ну вот. Швы сняты, рана затягивается.
Плохая новость: теперь рука частично потеряла чувствительность.
Хорошая новость: он мог ею двигать.
Гонщик вручил Доку пачку купюр, перехваченную резинкой.
— Полагаю, я тебе должен. Этого недостаточно, но…
— Полагаю, этого вполне достаточно.
— В конце концов, ты не первый раз штопаешь мою задницу.
— Ты был тогда на «форде» пятидесятого года выпуска, да?
— Да, точь-в-точь как тот, что водил Митчум в «Тропою грома».{23}
На самом деле это была машина пятьдесят первого года выпуска — видно по эмблемам «V-8» и «форд-кастом» на передних крыльях, панели и руле, — но с него сняли хромированные воздухозаборники и добавили радиаторную решетку с пятидесятого. Получилось довольно похоже.
— Ты врезался в опорные столбы новой автострады.
— Забыл, что они там стоят. Раньше их там не было.
— Понятно.
— И с машиной творилось что-то неладное.
— Наверное, после такого человек будет внимательнее выбирать тачку, которую собирается угнать.
— Я ее не угнал, а позаимствовал: я собирался вернуть ее… Серьезно, Док: я был с тобой откровенен тогда. Я смотрел новости. Там показывали Гусмана. Все трое полегли на месте.
