Михаил Черненок - Брызги шампанского
Когда Слава поинтересовался у Кафтанчикова, где он провел вчерашнюю утреннюю зорьку, Василий Васильевич рассказал, что впотьмах хотел устроиться возле сухой березы на берегу озера Долгого, но там уже сидел какой-то охотник. Пришлось идти ближе к Раздольному, на озеро Круглое. Здесь тоже не повезло. На Круглом охотников оказалось больше, чем на Долгом. Тогда он выбрал место у черемухового куста на утином перелете между этими озерами и с рассветом открыл стрельбу. Стрелял плохо. Выпалил весь патронташ, а сбил всего двух селезней.
– Чем вызвана такая неудача? – спросил Голубев.
– При стрельбе влет на открытии сезона я всегда стреляю скверно, – признался Василий Васильевич. – Растренировка сказывается. А тут еще долго бродил туда-сюда. Понервничал и стал палить в небо, как в копейку.
– Какой дорогой шли вчера к Долгому озеру?
Кафтанчиков показал на переулок:
– Вот здесь. Затем по проторенной тропе через кусты вышел прямиком к сухой березе.
– По пути или на лугах никого не встретили?
– От деревни впереди меня вроде бы кто-то шел. В темноте не видел его, но запах табачного дымка порою чувствовал.
– Самосада?
– Нет, душок был ароматный. Не могу сказать, папиросы или сигареты, но не самосад – это точно.
– Сами не курите?
– Бог миловал. Никогда табаком не грешил. Поэтому запахи ощущаю не хуже породистой ищейки.
– И куда впоследствии тот курильщик делся?
– То ли прошел дальше вдоль Долгого озера, то ли куда-то свернул в сторону. Когда я подходил к сухой березе, табачный запах исчез совершенно.
– Голосов никаких не слышали?
– Если не считать тот голос, который спровадил меня от березы, никого больше не слышал. По луговой дороге какая-то, судя по фарам, легковая машина от Раздольного в даль лугов проезжала. Потом, развернувшись, тихо поползла назад.
– За стогом у сухой березы она не останавливалась?
– Когда развернулась вдали, вроде бы постояла недолго, а потом я уже не наблюдал за ней. Приближение зорьки поджимало. Ушел оттуда подыскивать подходящее место…
На этом Слава Голубев и попрощался с собеседниками. Ни с Кафтанчиковым, ни с «закадычными дружками» ему больше разговаривать было не о чем.
Глава VIII
Егор Захарович укреплял на двери в сенях новую щеколду. Посмотрев на пришедшего Голубева, старик с добродушной усмешкой поинтересовался:
– Кроме смеха, ничего полезного от друзей не получил?
– Так, кое-что, – уклончиво ответил Слава и сразу спросил: – В «Белом доме» Гусяновых новостей нет?
– Молчат Гусяновы. И кобель голоса не подает.
– Значит, кто-то кормит собаку. Иначе она от голода уже завыла бы.
– Пожалуй, ты прав. Раньше Анна Сергеевна три раза в день своего любимца на прогулку выводила. Как взаправдашняя барыня по двору с ним расхаживала. А тут второй день из дома нос не кажет.
– Что бы это значило, Егор Захарович?
– Я старой закваски человек. Угадывать уловки новых дворян не умею. Поэтому воздержусь высказывать предположения.
– Но вы же знаете повадки соседей…
– Никогда раньше с ними такого не было. Стоило лишь стукнуть в ворота – кобель сразу затрубит лаем. И тут же либо Анна Сергеевна, либо сам Семен Максимович из дворца выходил.
Голубев, задумавшись, посмотрел на белокаменный особняк. Осуждающе покачав головою, проговорил:
– Неисповедимы поступки нынешних богачей. Ну, скажите вы мне ради Бога, на кой дьявол возводить в деревне такой роскошный дворец?
– Наверно, деньги некуда девать, – со вздохом ответил Егор Захарович.
Слава тоже вздохнул:
– Вот, жизнь – злодейка. У кого-то денег куры не клюют, а другим и на четушку водки не хватает.
– Тем, кто увлекается четушками, никогда деньжат хватать не будет.
– Говорят, Богдан Куделькин тоже увлекался этим делом?..
– Выпивал, однако не беспробудно.
– За что же тогда его из партии исключили и разжаловали в рядовые трактористы?
– Решения тогдашних партийных руководителей тоже были, как ты говоришь, неисповедимы.
«Не Егор ли Захарович шел вчера в потемках на охоту впереди Кафтанчикова?» – мелькнула у Голубева внезапная мысль и, чтобы проверить свою догадку, он спросил старика:
– Вы, кажется, некурящий? Или иногда покуриваете?
– До Отечественной войны здорово курил. По полному кисету самосада за день осаживал. На фронте бросил дымить.
– Интересно. Другие на войне не только к куреву привыкли, еще и выпивать насобачились. Вы же – наоборот.
– Служба у меня не как у других была. Снайпером всю войну провоевал. Сутками кряду приходилось лежать в укрытии, где не выпьешь и не закуришь. Чтобы не тосковать по самокрутке, наотрез отказался от вредной привычки.
– И сколько на боевом счету фашистов?
Егор Захарович нахмурился:
– Мазал редко. Только лучше об этом не вспоминать…
Разговору помешал красивый молодой парень в рабочем джинсовом костюме. Ростом он был пониже погибшего Гусянова, а классической комплекцией походил на популярного среди молодежи киношного Шварценеггера. По чертам добродушного лица, особенно – по синим точь-в-точь, как у Лизы Удалой, глазам, Голубев догадался, что это Лизин старший брат Андрей.
– Дед Егор, у тебя, случаем, нет разводного ключа? – обратился к старику парень. – Понимаешь, Богдан на «Москвиче» укатил в город и слесарный инструмент увез. Надо комбайн ремонтировать, но без ключей, считай, что без рук.
– Оно понятно, – согласился старик. – Обожди, Андрюша, погляжу в кладовке. Там у меня имеется добрый ключик. Надо только хорошенько поискать.
Едва Егор Захарович отправился искать ключ, парень закурил сигарету и вроде из вежливости, чтобы не молчать, спросил Голубева:
– Значит, застрелили Володьку Гусянова?
– Да, почти в упор, – ответил Слава.
– Наскреб бродяга на свой хребет. Видать, на лихого охотничка нарвался?
– Пока выясняем.
– Ну-ну. А я вчера услышал об этом на юбилее у Одинеки, – Андрей выпустил колечко сигаретного дыма и усмехнулся: – Кеша Упадышев с Гриней Замотаевым вечером заявились «компанию поддержать» и расхвастались, как помогали прокурору да следователям искать убийцу. По их словам, милиции осталось всего лишь арестовать преступника. Пришел с гулянки домой, там перепуганная сестра сидит. В своем доме ночевать боится.
– С чего это Лиза такой боязливой стала?
– В Кузнецке страху натерпелась.
– С замужеством?
– Ну. Выскочила дурочка без регистрации за писаного красавца Валерия Падунского, а тот оказался проходимцем высшего класса. Хорошо, хоть потомство в подоле не принесла.
Голубев насторожился:
– Чем ворочал «проходимец»?
– Миллиардами. За то и поплатился жизнью в цветущем возрасте. Я всего один раз его видел. По просьбе родителей ездил в Кузнецк проведать Лизу. Встретил меня зятек по-королевски. Коньяком угощал стоимостью по пятьсот долларов за бутылку. Деликатесами разными потчевал. Предлагал в подарок новый «Мерседес». Я, как на это посмотрел да послушал, сразу сестре сказал: «Немедленно уноси отсюда ноги, пока тебя не пристрелили или в тюрягу за компанию со своим возлюбленным не села». Послушалась. Собрала чемоданчик с немудреными шмотками и примчалась в Раздольное. Валера начал ее разыскивать, но вскоре, как я и предполагал, его прикончили в роскошном «Мерседесе». Потом Лизу больше месяца кузнецкие следователи допрашивали. В конце концов отступились.
– Гусянов не связан был с Падунским?
– Куда ему до такого уровня! Володька – баламут. Для понта изображал уголовного авторитета. Я ему говорил: «Не сносить тебе, Володя, головы». А он в ответ с дурашливым смехом: «Свой кумпол побереги, Андрейка!»
– Как Лиза к нему относилась?
– Как к несусветному болтуну.
– Говорят, она тайком встречалась с Гусяновым…
На лице Андрея появилось удивление:
– Это бред сивой кобылы. После аристократа Падунского сестра смотрела на Володьку, как на последнего конюха. Хотя открыто, конечно, ему этого не высказывала.
– А младший ваш братец о Лизе другого мнения…
– Ромка?.. Проныра может что угодно языком намолоть. У него на дню семь пятниц, и все разные.
– Вчера, говорите, у Одинеки на юбилее гуляли? – сменил тему Голубев.
Андрей улыбнулся:
– Полдня пилил на хромке. Сегодня аж пальцы болят. Уговорил Ефим Иванович повеселить компанию. Деревенская гулянка без гармошки – это как революционный праздник без духового оркестра. Отказаться было неудобно. Кузнец часто нас с Богданом выручает.
– Сват у него очень интересный… – осторожно сказал Слава.
– Веселый мужик Василий Васильевич. Тамадой выступал. С шутками да прибаутками споил всю компанию.
– А сам сегодня как бы и не с похмелья.
