Татьяна Полякова - Любовь очень зла
— В какое кафе? — растерялась я.
— В «Ласточку», это в двух кварталах от вашего дома. Вы вошли и спросили который час, оттого бармен точно запомнил время.
Было 1.15, как раз в этот момент ваш муж звонил по телефону.
Понимаете? Вы прошли в кабинку, по дороге задели бокал с красным вином и вино вылилось на вашу шубу. Все присутствующие в баре, а их было семеро, прекрасно помнят эту сцену и в один голос утверждают: женщина была сильно расстроена, плакала, должно быть именно по этой причине, желая скрыть следы слез, надела очки, говорила хрипло, то и дело всхлипывая. После двух вы покинули бар и направились в сторону своего дома, в 2.10 вас видел таксист, вы попросили довезти вас до кондитерской, что он и сделал. Парень вас хорошо запомнил, работы у него в ту ночь было немного, молодая женщина в песцовой шубе, блондинка, на голове маленькая черная шляпка. Зябко ежилась, попросила включить печку, спрятала лицо в воротник и всхлипывала. Возле кондитерской позвонила из автомата, а потом свернула на улицу Володарского, где вы проживаете, уважаемая.
Описание всех свидетелей сходятся, одежда, внешность, кстати, на вашей шубе, висевшей в шкафу, следы красного вина. Мы показали свидетелям вашу фотографию, они не сомневаются, что видели именно вас. Вам устроят очную ставку и алиби подтвердится. А теперь извольте объяснить, с какой стати вы об этом молчали? — Есть выражение «как гром среди ясного неба», в тот момент я почувствовала, как этот самый гром ударил мне в затылок. Должно быть вид у меня был исключительно глупый, я таращила глаза и силилась прийти в себя. Безуспешно. — Лилия Романовна, я повторяю свой вопрос: почему вы скрыли, что у вас есть алиби, зачем надо было рассказывать о нелепом стоянии на мосту и ночной прогулке по улицам, когда вы все это время были в баре, чему есть свидетели?
— Я не была в баре, — с трудом собравшись с силами, заявила я.
— Что? — усмехнулся Шерман, а я упрямо повторила:
— Ни в каком баре я в ту ночь не была и на такси не ездила.
— Час от часу нелегче. Чего вы добиваетесь? Вы хоть соображаете, что можете на долгие годы оказаться в тюрьме?
— Валерий Петрович, я не была в баре, я бродила по улицам…
— Вы с ума сошли, — перешел он на зловещий шепот. — У нас восемь свидетелей, готовых подтвердить, что в момент убийства вы были довольно далеко от своего дома, а вы вдруг заявляете… В общем так, я буду настаивать на психиатрической экспертизе. Вы были взволнованны и вполне могли просто не помнить, где бродили той ночью.
Его слова вызвали легкий шок. Допустим, я в самом деле ничего не помню, допустим действительно заходила в этот самый бар и даже вылила вино себе на шубу, а потом каким-то образом начисто об этом забыла, но как быть с Сергеем, ведь в тот момент, когда меня подвозил таксист, мы рыскали с ним в переулке, пытаясь найти мое платье. Или это тоже мне приснилось, как и сам Сергей Гаевский? Я попробовала успокоиться.
— Валерий Петрович, предположим, я в самом деле ничего не помню, и я была в баре, и ехала в такси, допустим я сейчас заявлю, что именно так все и было, а потом выяснится, что это вовсе не я. Вы понимаете? Я сама себе подпишу приговор, разве не так?
— Какой приговор? Скажите мне только одно, в баре и такси были вы?
— Я совершенно определенно помню, что в ту ночь просто болталась по улицам и никуда не заходила.
Валерий Петрович перегнулся ко мне и зло заметил:
— Ну так теперь вспомните, что вы были в «Ласточке», раз мы нашли семерых свидетелей. Про таксиста тоже не забудьте.
Мне все стало ясно, Сергей любыми средствами старается вытащить меня из тюрьмы и эти липовые свидетели его рук дело.
Невозможно описать, как я разозлилась на него. Вместо того, чтобы попытаться найти настоящего убийцу, он подбивает каких-то людей давать ложные показания в мою пользу. Ничего хорошего от этого вранья я не ждала и твердо стояла на своем: гуляла по улицам, никого не встретила, никуда не заходила.
Уже на следующий день на помощь были призваны специалисты, и они охотно подтвердили, что частичные провалы в памяти дело обычное. Мне устроили очную ставку и восемь человек, шестеро мужчин и две женщины, опознали во мне девушку, которую видели в ночь убийства. Меня это отнюдь не радовало, скорее наоборот.
Свидетели при описании моей внешности в основном налегали на одежду, прическу, цвет волос и очки. Голос у меня был хриплый, а нижняя часть лица скрыта то воротником, то шарфом. Женщины дали точное описание того, что было на мне надето в ту ночь: шуба, шляпка-таблетка, сапоги на шпильке, не упустили кольцо с бриллиантом и браслет-змейку. Вот это особенно пугало. Кольцо с большим бриллиантом и браслет я терпеть не могла и за все время своего замужества одевала не больше пяти раз и то потому, что не хотела обидеть мужа, ибо и кольцо и браслет были его свадебным подарком. Сергей их точно никогда не видел.
Хранились они в шкатулке в моем секретере, запиравшемся на ключ, и каким образом оказались на руке неведомой мне женщины, оставалось лишь гадать, но доконало меня не это, оказывается, дамочка забыла в баре перчатку (кстати, тоже подарок мужа) с моей монограммой, вторая перчатка нашлась в шкафу в нашем доме в отделении для зонтов. Перчатки несомненно были мои и я брала их с собой, когда отправлялась в теннисный клуб. Выходит, я забыла их в машине Сергея, а он этим обстоятельством воспользовался.
Нагромождение лжи не сулило ничего хорошего, я отделывалась фразой «не помню», а вопросы, которые задавал следователь, приняли иное направление. Вскоре стало ясно: теперь меня подозревают не в совершении убийства, а в соучастии в нем.
Пока я бродила по улицам и сидела в кафе, зарабатывая себе алиби, предполагаемый сообщник убил моего мужа, затем вывез его на машине, с намерением спрятать труп, но что-то помешало ему осуществить задуманное, оттого он и бросил машину под мостом. Если Сергей не прекратит валять дурака, то в скором времени окажется в тюрьме.
И тут вновь гром среди ясного неба. Меня вызвал следователь, когда я вошла в кабинет, поднялся навстречу и с покаянным видом сообщил:
— Лилия Романовна, извините нас за причиненные неудобства (при этих словах я едва не расхохоталась), мы нашли убийцу вашего мужа.
Я с трудом удержалась на ногах, мне предложили сесть, я села и тут следователь спросил:
— Вы хорошо знали Голицына Даниила Андреевича?
— Кого? — не сразу поняла я.
— Голицын был охранником вашего мужа, по его словам он даже проживал в вашем доме.
— Данила? — нахмурилась я. — Конечно. Я не знала его фамилии.
Да, он жил в нашем доме, муж, кажется, относился к нему с большой симпатией.
— Что вы можете сообщить нам об этом человеке?
Я подумала немного и пожала плечами:
— Честно говоря, я его совсем не знаю. — Это, кстати, было правдой.
— Как же так, человек живет с вами в одном доме…
— Он постоянно сопровождал моего мужа, а муж не часто бывал дома, приезжал поздно, когда я, как правило, уже спала.
Конечно я виделась с Данилой, но мало обращала на него внимание. Иногда я даже не знала, в доме он или отсутствует.
Не помню, чтобы мы когда-нибудь разговаривали, если не считать обычных фраз: здравствуйте, до свидания.
— Значит, показать что-либо об отношениях между ним и вашим мужем вы не можете?
— Показать? — растерялась я.
— Ссоры между ними были?
— Нет, конечно. Какие могут быть ссоры с охранником?
— Всякое в жизни бывает. А когда вы видели Голицына в последний раз?
— В ночь убийства. Я же рассказывала.
— Как он себя вел?
— Обыкновенно.
— Вы не заметили, может он нервничал?
— По-моему, Данила вовсе нервничать не умеет. Он на редкость спокойный парень. И в тот раз выглядел как обычно. Могу я узнать, почему вы вдруг им заинтересовались?
— У нас есть все основания предполагать, что именно Голицын убил вашего мужа, — проницательно глядя на меня, заявил следователь.
— Вы с ума сошли, — не удержалась я. — Данила убил моего мужа?
Да с какой стати? Чепуха какая-то. Он работал у мужа лет пять, да, так кажется. И даже жил в нашем доме… — Тут я сообразила, что говорю вещи заведомо известные и лишь головой покачала:
— Не могу поверить.
— Мне понятны ваши чувства, однако сегодня Голицын признался в убийстве вашего мужа, подробнейшим образом разъяснив, как он это проделал.
Вместо того, чтобы радоваться, что все наконец-то кончилось, я почувствовала беспокойство. Ощущение было, что кто-то весьма умело водит меня за нос.
— Вы свободны, — сказал следователь и я, точно во сне, покинула кабинет.
* * *Шерман ждал меня в машине.
— Вы очень бледны, — заметил он вместо приветствия. — Хотя, должен признать, вашу красоту бледность не портит. Однако не мешало бы вам отдохнуть после пережитых волнений.
— Я уже достаточно отдыхала, — усмехнулась я.
