Шерриер Кристиан - Не говорите ему о цветах
Урсула была одета в свое прелестное шоколадное платье с перламутровыми пуговицами. Это платье было на ней, когда мы встретили Перрюшо. У нее был энергичный и целеустремленный вид, вид женщины, твердо знающей свою цель. Я несказанно удивился, когда увидел, что она решительно вошла в дом, где жил Жерард Роллэн.
* * *
Жерард Роллэн стоял перед зеркалом. Он провел рукой по щекам: обрюзгшие и колючие. Не побрился утром. «Невероятно быстро отрастает щетина, — подумал он. — Чтобы выглядеть прилично, надо бриться по меньшей мере дважды в сутки». Он был очень волосат. Вся грудь и живот покрыты густой растительностью — настоящие джунгли. Маделена как-то сказала, хихикая, что он похож на гориллу, что, естественно, не доставило ему никакого удовольствия. Правда, что с нее возьмешь, она начисто лишена такта. Она вульгарна, чудовищно вульгарна! Например, когда она ест — широко раскрывает рот. Или после еды тихонько рыгает… А ее ласки! Маделена обожает вдруг ущипнуть, так что на коже долго остаются синяки. Да, грязная вульгарная шлюха, он иногда ее стыдится. Урсула совсем другое дело… Он снова посмотрел в зеркало над умывальником. Побриться или нет?
Он взял прекрасную бритву, когда-то принадлежавшую его отцу, раскрыл и посмотрел на блестящее лезвие. «Ну уж нет, — подумал Жерард Роллэн, — в любом случае она будет спать со мной, это обязательно». И он громко произнес вслух по складам: обя-за-тель-но.
Надо было все же немного привести в порядок комнату. Покрывало на кровати было смято, он встряхнул его и тщательно разгладил. Теперь ясно выделялось жирное пятно. Что делать? На полу валялись грязные носки, он запихал их в шкаф. На столе — засохшая буханка хлеба и бутылка с остатками вина, которое превратилось в уксус. Он быстро все прибрал, ведь она должна была вот-вот прийти. Жерард Роллэн немного уменьшил нагрев рефлектора. В комнате стояла отчаянная жара. Может, ей это не понравится? Тем хуже для нее! Он растянулся на кровати и стал представлять, что произойдет вскоре. Как он мог заметить в последний раз, у нее восхитительная грудь. Возбуждение поднялось в нем, когда он представил, что она согласится с ним переспать. Он вспомнил женщин, которые были в его жизни: двух маленьких испанских проституток из Вайонна и Бордо, да вот еще эта Маделена из «Небесной арки». Хвалиться нечем. Тогда как Урсула… Никогда он не встречал такой красивой девушки, тем более никогда не обладал, Роллэн вытащил из ночного столика набор порнографических открыток, купленный в Копенгагене. Он стал их беспорядочно перебирать, все же ему сорок лет, темперамент и силы уже не те.
В дверь тихонько постучали. Роллэн быстро сгреб открытки и пошел открывать. Это была она, одетая в красивое коричневое платье с перламутровыми пуговицами. Он пропустил Урсулу в комнату. Она смотрела на него с чуть насмешливой улыбкой. «Чертовски хороша», — подумал Жерард Роллэн и почувствовал, как на лбу выступили капли пота.
— Здесь жарковато, — коротко сказал он. — Но знаете, я боюсь холода, не переношу малейшего сквозняка. Надеюсь, вам не помешает жара?
— Нет, что вы, — ответила Урсула немного ироничным тоном. — Я тоже не люблю холод, особенно раздетая.
Роллэн почувствовал, как дрожь возникла и запульсировала в затылке, он мгновенно покрылся испариной. Он снял пиджак и куртку, бросил их на стол. Потом сел рядом с Урсулой и обнял ее за плечи. Его рука скользнула в вырез платья и легла на ее грудь. Он издал короткий скабрезный смешок и спросил:
— Вы не носите лифчик?
— Нет, никогда.
Он начал расстегивать платье на ней своей огромной волосатой лапой. Урсула оттолкнула его легонько и сказала, что сделает это сама. Она встала, сняла платье через голову и предстала перед ним почти обнаженная. На ней были только маленькие плавки. Она стояла перед ним со спокойным бесстыдством.
Жерард Роллэн замер от удивления. Он никогда не думал, что это будет так просто. Ему представлялось, что она будет отнекиваться и хотя бы немного сопротивляться. Во всяком случае он обрадовался, что ему так повезло. Ее тело было безупречно и рождало желание… Эти островки белизны у самого края трусиков. Роллэн жадно обхватил ее бедра и притянул к себе. Он дрожал от возбуждения. Он повалил ее на кровать и стал целовать в шею. Урсула чуть-чуть отстранилась, он снова ее обнял и опять почувствовал, как тело ее напряглось. Она не отталкивала его явно, но он чувствовал в ней как бы легкое отвращение. «В чем дело?» — решился он все же спросить.
— Да нет, решительно ничего… — сказала она. — Это все ваша щетина. Она ужасно колется.
— Правда, я забыл побриться сегодня утром. Если она вам действительно мешает, я могу…
— Пожалуйста, сделайте это, а то мне все же неприятно.
— Хорошо… Увидите, какой я послушный!
Он тяжело прошел к умывальнику, намылился над ним и смочил лицо. «Она права, — подумал он. — Эго действительно не очень приятно. Я должен был подумать об этом раньше».
Он снял рубашку и остался в майке. Из-под нее на груди торчала кустистая черная шерсть. Роллэн выдавил на влажный помазок пасту для бритья и принялся накладывать белую пену на лицо. Позади он услышал легкий радостный вскрик. Урсула соскочила с кровати.
— О! Постойте, я сама вас побрею. Мне ужасно это нравится! Сядьте здесь.
Жерард Роллэн с восторгом повиновался. Девушка наполнила водой тазик, поставила его на стол и начала с упоением покрывать пеной щеки и подбородок Роллэна. Вторую руку она положила на его затылок и запустила пальцы в волосы. Легкое давление на затылок взволновало его еще больше, и он не смог противиться желанию слегка погладить ее бедро.
— Имейте терпение, — сказала она. — Скоро вы сможете делать все, что пожелаете.
Урсула схватила бритву и восхитилась ее красотой. Она провела пальцем вдоль лезвия, потом повернулась к Роллэну и с удовольствием приступила к работе. Она аккуратно повязала салфетку вокруг его шеи. Он был на вершине блаженства. Бритва легонько скользнула по коже, как бы лаская. Перед его глазами чуть подрагивали белые, восхитительные, упругие груди. Он тронул одну. Урсула слегка откинулась назад с приглушенным смехом.
— Осторожнее, — сказала она, — я могу вас порезать.
Лезвие продолжало гладить его лицо. Иногда девушка ополаскивала его в тазике, чтобы отмыть от пены и волосков. Жерард Роллэн, сидя слегка согнувшись на кровати, чувствовал себя необыкновенно счастливым. «Какое это наслаждение, — возбужденно думал он. — Пикантная история, если ее рассказать». Но кому? У него нет друзей. Лишь несколько шапочных ресторанных знакомых.
Урсула закончила брить щеки и подбородок и теперь приступила к горлу. Рука ее все время лежала на его затылке. Только теперь лежала более жестко, чем прежде, как будто девушка боялась, чтобы голова не откинулась назад. Лезвие медленно двигалось взад и вперед. Жерард Роллэн почувствовал, как ноготь вонзился в жирную складку его затылка. Это уже было малоприятное ощущение, но он ничего не сказал, боясь показаться смешным. Он подумал, что, может быть, его страсть передалась ей, иначе отчего она так дрожит и волнуется. Он слышал, что есть женщины, которые в безумии страсти расцарапывают спину своего любовника. Может быть, она из таких? Но что же будет тогда, когда они предадутся любви!
Постепенно в нем стала нарастать смутная тревога. Нет, скорее не тревога, а какое-то легкое сомнение. Ощущение блаженства пропало. Лезвие скользило теперь по его шее. Но можно сказать, что оно двигалось не так плавно и нежно, как будто рука, водившая бритвой, стала тверже и сильнее давит. Дурнота вдруг подступила к горлу. Он почувствовал, что в комнате действительно нестерпимо жарко. Волосы взмокли, и на лбу выступили крупные капли пота. Да нет, ерунда, глупые мысли! Что он вообразил? Он смотрел, как ее груди подрагивали перед ним. Странно, только что они были подобны плодам, были символом цветущей весны, а теперь стали холодными, жесткими, почти мраморными, как грудь статуи. Лезвие по-прежнему щекотало горло, которое поднималось и опускалось, потому что Жерард Роллэн с трудом сглатывал слюну. Было очень неприятно чувствовать, как сталь скребет по шее. Поистине, этот страх — глупость! Они вместе посмеются над ним потом. Он ей скажет: «Знаешь, я ужасно испугался, когда ты меня брила». Да, он обязательно ей в этом признается. Тогда она рассмеется и обнимет его.
Теперь уже все ногти ее руки впились в затылок. Он подумал, что это уже переходит все границы. Могла бы быть и поосторожней. Жерард Роллэн открыл рот, чтобы сделать ей замечание, но голосовые связки отказывали ему. Изо рта вырвался лишь скрипящий, кашляющий, задыхающийся хрип. Он поднял на нее глаза. Но… что это? Он увидел окаменевшее лицо, застывшие глаза, и вместо нежного овала лица выступающие скулы и крепко сжатые челюсти. Мгновение они смотрели друг другу в глаза. Рука, державшая бритву, замерла. Все остановилось. Как в кино, когда пленка перестает крутиться, и на экране застывает неподвижно один кадр. Было тихо, лишь слышалось негромкое жужжание электрического радиатора. Он понял, что сейчас неминуемо произойдет. Он хотел захрипеть, но не мог и этого.
