Владимир Колычев - Волчица нежная моя
Он женился на Лере, но Насте об этом даже не сказал. Он собирался признаться после свадьбы. Они встретились, она села к нему в машину, Миша поцеловал ее, рука сама скользнула под подол платья, он должен был остановиться, но не смог. А потом он сказал, но Настя лишь усмехнулась. Оказывается, она все знала. Оказывается, ей было все равно.
Не любила его Настя, просто Миша был единственным, кто устраивал ее как парень для близких отношений, с ним она и отрывалась, оставаясь в душе девушкой общего пользования. Телом она была только с ним, а душой – со всеми. А душа хотела пить, петь и веселиться. Так она сказала, так он ее и понял. Они встретились на следующий день, хорошо провели время, потом еще и еще… Настю, казалось, устраивали такие отношения, а его и подавно, и все-таки все закончилось довольно скоро. В один совсем не прекрасный день она попросила его больше не звонить. Как оказалось, у нее появился новый парень «для близких отношений». За него Настя и вышла замуж. Поселилась в квартире у его родителей, родила девочку, с головой ушла в семейные проблемы.
Миша потихоньку шел своей дорогой – на нехитрых бюджетных махинациях сколотил капиталец, за полцены выкупил здание, в котором организовал салон бытовой и компьютерной техники. Сам он магазином заведовать не мог, поскольку работал в городской администрации, но директором и главным бухгалтером назначил проверенных людей. А главбуху понадобился помощник, и она предложила кандидатуру, которую Гордеев утвердил, не раздумывая. Так Настя попала в штат его предприятия, о чем он сам же ей и сказал. Оказывается, она и не знала, кому принадлежит салон.
Он зашел в бухгалтерию на исходе рабочего дня, отпустил Марину Павловну домой, остался наедине с Настей, поставил на стол бутылку коньяка – точно такого, с которого началось их знакомство. Настя все поняла, мило улыбнулась, приласкав его взглядом, но решительно дала ему по рукам, когда он полез к ней под юбку. Она могла динамить его, вымещая на нем свои обиды, он это понимал, поэтому продолжил ухаживания. Но Настя написала заявление об уходе и не вышла на работу, пришлось ехать к ней, обещать золотые горы. Она согласилась и через три-четыре года стала директором салона, но за все это время ни разу не легла с Гордеевым. Не с ним не спала, не с кем-то другим, потому как всерьез относилась к своим супружеским обязанностям. И не важно, любила она мужа или нет. Никаких измен – и точка! Так она Гордееву и сказала, и ему пришлось смириться с ее волей. Время от времени он подкатывал к ней с непристойными предложениями, но всякий раз получал отказ. Разумеется, это его злило, выводило из себя, но взять Настю силой он не решился, хотя иногда и подмывало.
Она дорожила своей работой, но на компромисс с совестью не шла и не обменивала тело на карьеру. Гордеев поднимал ее авансом, в надежде на лучшие времена, когда она осознает собственную глупость и придет к нему с повинной. Он уверен был в этом, но годы шли, а Настя так и не сдала своих позиций.
В середине «нулевых» для его торгового бизнеса настали непростые времена, на рынке компьютерной и бытовой техники прочно обосновались сетевые гиганты, а продажи в его салоне стали чахнуть. Тогда он сделал ход конем – продал салон, а деньги вложил в строительный бизнес, который тогда успешно развивал, а Настя вместе со своим директорским креслом перешла в руки нового хозяина. Гордеев предлагал ей хорошую должность в своей новой компании, но и в этом получил отказ. Салон работал сейчас под известным на всю Россию брендом, и, в общем-то, дела шли неплохо. Настю и сейчас можно было застать в своем кабинете.
Гордеев ехал на встречу с Федосовым, но не удержался, сделал небольшой крюк, заглянул в салон. Не станет он делиться с Настей своей бедой: нет желания чувствовать себя перед ней жалким неудачником. Он приехал к ней за хорошей новостью, которая могла поднять с пола его настроение. Так не хотелось ехать на поклон к Федосову, но без этого, похоже, не обойтись. Если Настя его воодушевит, он сможет сделать решительный шаг и пройти через унижение…
Настя действительно находилась в своем кабинете. Сидела за столом и сосредоточенно смотрела в ноутбук, в раздумье пощипывая за дужки свои очки.
Многим женщинам шли очки, Гордеев знал это по личным наблюдениям, но Настя смотрелась в них нелепо, возможно, она и сама это знала, может, поэтому пребывала в постоянной готовности снять их. Она это сделала, стоило ему открыть дверь.
Увидела его, быстрым, но плавным движением уложила очки на стол, только тогда ее лицо осветилось улыбкой.
Изменилась Настя с тех пор, как он впервые увидел ее, изящный овал лица расплылся, кожа утратила прежнюю упругость, и с каждым днем на макияж уходило все больше времени и косметики. И фигура уже далеко не та; если Лера еще может надеть облегающее платье, не рискуя показаться смешной, то Настя на это уже не решится. И все же она смотрится очень хорошо – особенно для влюбленного взгляда. Природная грация, женственность, обаяние, сексуальность – все это никуда не делось. И жизни она радовалась не меньше, чем в те времена, когда редкий день обходился без веселых вечеринок, только вот разврат, казалось, был вычеркнут из списка необходимых удовольствий. А выпить она и сейчас любила, и на работе случались всякого рода корпоративы, но Гордеев ни разу не воспользовался этим: Настя умудрялась блюсти себя даже под мухой.
Она обрадовалась ему, взгляд засиял, наблюдай за ними ее муж, он бы наверняка заподозрил их в любовной связи. Но Настя всегда ему так улыбалась – как в старой, так и в новой истории их отношений, а толку?..
– Привет!
Она вышла из-за стола, подставила для поцелуя щеку, прильнула к нему, когда он обнял ее за талию. В далекие времена такое приветствие было для нее обычным делом – как же он ревновал, когда она позволяла лапать себя всяким прочим. Сейчас же до такой вольности она могла опуститься только с ним, и то по старой памяти. Дальше она заходить не разрешала, и более чем пару мгновений, он ее в своих объятиях удержать не мог. Но сегодня она почему-то не отстранилась и даже неосторожно повернула голову, подставив под поцелуй губы. И не смутилась, когда он вдруг увяз в них. Поцеловал ее, а оторваться не смог, и она не отталкивала. Уперлась руками ему в грудь, напрягла их, но не оттолкнула. И только когда он чересчур увлекся, отстранилась от него:
– Э-эй! Осторожней на поворотах!
Но предупреждение запоздало: Гордеев уже заложил вираж. Он поймал Настю за руку, снова обнял за талию, прижал к себе низом живота, и они на какой-то момент застыли в позе пары, танцующей танго.
– Сегодня мой день! – сказал он.
Она попыталась увернуться, но не смогла, их губы снова соединились, и очень скоро он ощутил вкус разгоряченного язычка и тепло страстного дыхания. Настя шевелила руками, двигала телом, как будто пытаясь вырваться, но у нее для этого не было сил и, похоже, желания.
Он должен был спросить, зачем она обругала Риту, но зачем говорить никому не нужные слова, когда ответ скрыт в ее поведении. Язык тела богат на чувства и эмоции, красноречив, и ему не нужно учиться, он дан человеку от природы, поэтому в мире существует такое множество страстных танцев для двоих. Секс – продолжение танца, в котором чувство ритма, отточенность в движениях, мастерское владение телом отходит на задний план; главное – душа, без которой таинство превращается в пошлую случку между животными, и не любовь там, а похоть…
Он любил Настю всей душой, целовал ее с чувством, крепким, как вино двадцатилетней выдержки. И обнажал ее неприступности с трепетом, с каким человек берет в руки святыню, которой молился всю свою жизнь. Обнажал, овладевал, освящал свою победу салютом из долгих лет ожидания, но вдруг почувствовал себя самцом, который поимел такую же похотливую самку. Он женат, у него сын, у Насти две дочери, у них семьи, разные жизни, а их прошлое давно уже стало былью, которую он скашивал, высаживая на ее месте живые и яркие воспоминания. И вдруг эти цветы завяли, а на их месте полезла трава, от которой уже не хотелось избавляться. Этот кабинет мог стать перекрестком двух судеб, но Гордеев подумал о нем, как о тупиковом номере в отеле с почасовой оплатой…
Настя торопливо одевалась, а он смотрел на нее и удивлялся самому себе. Где восторг и опьянение? Почему за спиной не вырастают крылья? Почему не хочется говорить с Настей о будущем?.. И почему вдруг захотелось извиниться перед Лерой за свое непозволительное к ней отношение?..
– Ты меня презираешь? – спросила вдруг она, оправляя юбку.
– Нет! – возмущенно протянул он.
И близко не было в нем такого чувства. Не разочаровался он в Насте, она по-прежнему дорога и желанна, просто уже не хотелось никаких с ней отношений. Разочаровывала сама ситуация – двадцать лет идти по марафонской дистанции, с победой пересечь финишную черту и оказаться вдруг в тупике.
