Федор Московцев - M&D
– Ты считаешь, не надо помогать ему?
– Он в состоянии сделать это сам.
Некоторое время «барышни» спорили, в итоге Вера Ильинична уступила Ноне Ильиничне:
– Хорошо, мы не будем его вытаскивать.
И обратилась к Андрею.
– Как твой наследник?
– Мы сказали первое слово – в день, когда нам исполнилось полгода.
– Какое?
– «Папа», какое же ещё? Он сидел на диване, я встал перед ним на колени, и говорю: «Алик, ну скажи «папа», ну, пожалуйста: «папа», «папа». И он сказал – сначала просто «па», а потом полностью выпалил: «папа»!
И Андрей закончил гордо:
– Вот так!
– Тут не обошлось без маминого вмешательства, – уверенно сказала Вера Ильинична. – Это она тебе сделала приятное – научила сына. Кто ж ещё, ты ведь всё время в командировках.
Андрей потянулся за сигаретой – обе «барышни» курили, и ему приходилось за компанию. Нона Ильинична поинтересовалась, не начал ли он строить себе дом.
– Всё это пустое, всё лирика, – ответил он. – Скажу, как доктор доктору: строительство дома – это конец. Напоминает строительство пирамиды – строишь её, чтобы упокоиться в ней, когда стройка закончится. Вот что такое – строить самому. Если построил дом и ещё жив, начинаешь делать часовню, на очереди – усыпальница там, или склеп.
– Что-то совсем мрачно, сразу видно, работал в морге, – заметила Вера Ильинична. – Что же теперь, не жить в частном доме?
– Послушайте, дело не в том, жить или нежить. Дело в самом процессе. Хочешь дом – купи готовый, и отправь заместителя проверить, работает ли санузел, не протекает ли крыша – всё равно сам не рубишь в этом. Опять же, тут вопрос не в цене, не в том, что купить всегда дешевле – можно поторговаться, или кто-то нуждается, отдаёт по дешёвке; а когда строишь сам, попадёшь на стройматериалах, и строители всяко на**ут. Дело не в этом. Дело в том, что, когда ты замыкаешься в четырёх стенах, зацикливаешься на процессе строительства, то теряешь связь с реальностью. А стройка может длиться бесконечно – сначала коробка, потом отделка, ремонт, там, глядишь, трубу прорвало, там замок заклинило. Опять же, если всё в порядке, открываются новые горизонты, другие вопросы начинаются: часовня, усыпальница, склеп… Но все эти горизонты находятся в пределах того порочного круга, который человек сам себе очертил – возведение стен. Замкнуться внутри них – значит уподобить себя петухам, удел которых стеречь кур.
Он потянулся за новой сигаретой. Улыбнувшись, спросил Нону Ильиничну:
– Как там ваш, не женился?
Она чуть не поперхнулась мартини:
– Напугал меня как, бог с тобой! Повезло – мы оказались не такие большие. Нас обошли и выбрали взрослого мужчину. Конечно, поплакал наш жених, погоревал, да и успокоился. Ну, не стреляться же из-за какой-то мартышки! Хорошо, что всё случилось летом – учебный год на носу, выпускной класс, в следующем году – поступление в институт. Нам сейчас не до любви.
И добавила:
– Берегись десятиклассниц, Андрей! Со своими горизонтами…
Штейна больше не вспоминали. «Мы не будем его вытаскивать», – это было приговором. «Барышни» имели большое влияние на «Джонсоне», поэтому могли заявить, что будут работать только с Штейном, как зимой поставили ультиматум – только Совинком, и никто другой. Город Казань стал последним пунктом, откуда Штейн был вытеснен. Теперь он сделался совершенно никчемен: новых клиентов не нарабатывал, а старые не хотят с ним иметь дело.
Глава 102
Арина позанималась с Кириллом, уложила его спать, походила по квартире, тревожно размышляя, куда пропала Таня, и чем она может заниматься в ночи, посмотрела сериал, снова походила по квартире, пробовала читать, но мысли были устремлены к дочери, шляющейся непонятно где. Зачем ей было позволено ходить на дискотеки, ничего хорошего от этого не жди!? Почему нигде не сказано, как научить дочерей выбирать правильных парней?!
Какое-то время она занимала себя тем, что выбирала чай. Травяной – потянет в сон, а ей нужно дождаться Таню и провести с ней беседу. Черный – это черные мысли. В конце концов она выбрала термоядерный маттэ, и заварив, устроилась с легким дамским романом на кухне. Это чтиво, плюс сериалы, стали её наркотиком и отдушиной. Она пыталась воспитывать дочь, но неизбежно выходило так, что та, взрослеющая не по дням, а по часам, сама творила черт знает что и при этом воспитывала мать, следя за её нравственной чистотой и порядочностью, и привлекла к этому справедливому делу младшего брата. Дети ревниво следили, чтобы посторонние дяди не заглядывались на маму, и чтобы мама, боже упаси, не выказала кому-либо знаки внимания. О свиданиях, а тем более гостях-мужчинах в доме вообще не могло быть речи. Выждав приличествующее траурное время, несколько одиноких мужчин попытались добиться её благосклонности, но потерпели неудачу – дети выступили единым фронтом и устроили обструкицю любым поползновениям матери хотя бы просто общаться с «чужими дядями». Последний из кавалеров с позором сошёл с дистанции – Таня подсыпала ему ветрогонное средство в чай, и у того в разгар вечеринки открылась медвежья болезнь.
Уже не в силах продолжать чтение, Арина решила прибегнуть к самому надёжному средству скоротать время – посмотреть семейный альбом, или видео, чтобы вспомнить былое, забыться, увидеть Витю, придумать, как бы они вдвоём с ним… И только она собралась пойти за фотографиями, щелкнула входная дверь, и раздался Танин голос:
– Мам!
– Я тебе счас дам «мам»! – тут же откликнулась Арина, вскакивая с места. – Ты где шляешься, мондавошка, ты знаешь, что я тут…
Дойдя до прихожей, Арина выдала всё, что наболело, и пожелала всем Таниным друзьям, с которыми она проводит ночное время, всяческих неприятностей вплоть до летального исхода. Увидев дочь, успевшую разуться, Арина от неожиданности примолкла. Красная, потная, как после бани, на майке под мышками потные пятна, Таня тяжело дышала, будто бежала кросс по пересеченной местности.
– Что с тобой?! Ты где была?! – выкрикнула Арина.
И тут она увидела Танины кроссовки, когда-то бывшие белыми. Это зрелище заставило Арину саму покрыться пятнами и тяжело задышать. Они были перепачканы кровью так, что создавалось впечатление, будто это был не бег по пересеченной местности, а забег по трупам. И брызги крови на джинсах.
– Что ещё за х**ня? Опять Никита? – грозно спросила Арина.
Таня в изнеможении опустилась в кресло возле огромного, от пола до потолка, зеркала, и Арина на мгновение залюбовалась затылком дочери – точь-в-точь как у Виктора – в матовом зазеркалье.
Ситуация с кровью предельно обострила желание Арины раз и навсегда разобраться с дочерью:
– Так, мерзавка, ты не понимаешь по-хорошему. Сейчас мы встречаемся с дядей Юрой, для начала он пустит кровь твоему дружку…
– Мама, вы заебали своими блять предъявами! – закричала Таня, и от её громкого голоса Арина, опешив, отступила на шаг.
Но тут же собралась:
– Ты как разговариваешь с матерью? Совсем берега попутала, сопля зеленая! Отвечай, откуда столько кровищи на твоей одежде! Или я…
И снова Таня перебила её:
– Откуда – всё оттуда, – выкрикнула она, раздвинув ноги и сделав соответствующий жест рукой. – Когда рвали целку, кровь залила всё к ебеням.
У Арины отлегло от сердца. Огрызается – значит ничего не случилось. Если бы тихушничала, значит что-то скрывает. Это у нее с детства. И черт с ним – с тем, кому пустили кровь, не впервой, главное – дочь пришла домой целая и невредимая. Таня, уловив перемену настроения матери, поднялась с места, подошла к ней и обняла её. Несколько мгновений они стояли, молча обнявшись. Молчаливый их диалог сводился к тому, что дочь помнит материнские указания насчет мужчин – когда решит, что пора стать женщиной, мать узнает об этом первая и даст нужные указания. Мать – лучший друг, ей нужно доверять, а не бояться её.
Что касается Никиты… Ситуацию с непутевым дружком Таня озвучила вслух:
– Я с ним покончила, мама. Он для меня не существует. Забыла, закопала, уничтожила информацию о нём. Это правда, клянусь тебе, мама.
Арина погладила её по голове.
– Ладно, иди прими душ, спортсменка.
Таня отправилась в ванную, Арина пошла на кухню. День прожит без потерь, можно расслабиться. К моменту, когда Таня в пушистом розовом халате, нежная благоухающая роза, появилась на кухне, Арина заварила травяной чай и приготовила легкий ужин. Таня подошла к столу, но, развернувшись, бросив «Я сейчас», пошла обратно, и через полминуты вернулась с фотоальбомом.
– Давай посмотрим.
Это как раз то, что Арина собиралась сделать полчаса назад. Они пили чай, смотрели семейный альбом, и ничего не напоминало о том, что над ними иногда хмурится небо. Испачканные вещи уже были выброшены в мусоропровод.
Глава 103
Рашид Галеев как вошёл в свой кабинет, так и сделался сумрачен. Ночное происшествие на заправке в Ворошиловском районе, о котором он слышал по радио, досталось ему.
