Аркадий Адамов - Черная моль (сборник)
– Нет худа без добра, – улыбнулся Геннадий. – Зато теперь вы можете нам очень помочь.
– О да! – с воодушевлением откликнулся Михаил Маркович. – Теперь-то я вам, конечно же, помогу!
– Вы бывали у него дома?
– Или нет! Последний раз это было месяц назад. Отвез ему одну вещицу.
– По какому адресу?
Михаил Маркович, не задумываясь, назвал адрес. Геннадий насторожился. Это был совсем не тот адрес, по которому официально проживал Плышевский.
– Вы не ошибаетесь?
– То есть как это «ошибаетесь»? Я даже знаком с его супругой.
– Супругой?
– А что? Даже такой подлец тоже может иметь супругу.
– Так, так. А кого из его последних знакомых вы знаете?
– Знакомых? Одну минуту. – Михаил Маркович задумался, потирая лоб тонкими, жилистыми пальцами. – Вот, скажем, я делал по его заказу очень теплую надпись одной гражданке ко дню рождения. Ее звали Мария Павловна. А фамилия… Как же была ее фамилия?… Жохова… Жехова…
Геннадий заглянул в записную книжку.
– Жерехова?
– Да, да, совершенно верно! – обрадовался Михаил Маркович.
– А текст вы, наверное, уже не помните?
– Извиняюсь! – обиженно возразил старик. – Что, что, а свои надписи постоянным клиентам я помню абсолютно все. Я даже помню самую первую, которую я гравировал по просьбе этого… этого типа на золотой пластинке для сафьянового бювара: «Дорогому и верному другу Оскарчику на память о прошлом и как залог на будущее».
– Кто же это такой Оскар?
– Минуту, минуту! Ему была еще одна надпись. Когда же это, боже мой?… Ага! Осенью сорок шестого. Надпись такая: «Другу и великому адвокату от вечно признательного». Вот так.
– Адвокату… – задумчиво произнес Геннадий. – Осенью сорок шестого… Интересно. Оказывается, даже такой осторожный человек тоже имеет свои слабости – эти надписи. Кстати, последняя, на золотом портсигаре, вы знаете, кому адресовывалась?
– Некоему Свекловишникову, «другу и сподвижнику», обратите внимание. – Михаил Маркович многозначительно поднял палец. – Ну-с, потом были надписи дочке, супруге, ее брату…
– Погодите, погодите, Михаил Маркович! Давайте по порядку. Значит, дочке. Вы ее видели?
– Нет. Она с отцом не живет.
– Да ну?
– Так он мне сказал. Хотя теперь я уже ничему не верю.
– М-да. Ну, а супруга, кто она, как ее зовут?
– Роза Кондратьевна. Очень молодая особа. Я бы сказал, недопустимо молодая, если уж на то пошло. В дочки ему годится. К тому же актриса.
– Ну, а это откуда вам стало известно?
– Как по-вашему, у меня есть глаза или нет? Афиши висят по всей квартире.
– Тогда понятно. А ее брат, кто он?
– Тоже, извините, артист. Петр Словцов. Надпись была такая: «Талантливому актеру и верному другу».
– Так, все это ясно. А скажите, Михаил Маркович, вот что. Если прикинуть в среднем за год, то на какую сумму потянут все эти подарки, как вы полагаете?
– Гм… Признаться, не задумывался. Но попробуем…
Старик откинулся на спинку сиденья и, бормоча что-то, стал загибать пальцы.
– Значит, считать все? – через минуту переспросил он. – Даже скромный серебряный портсигар соседу по дому?
– По дому? – опять насторожился Геннадий.
– А что особенного? Если есть квартира, то есть и соседи, я полагаю. Надпись такая: «Александру Яковлевичу, доброму соседу, с пожеланием здоровья и успехов». Значит, считать?
– Да, конечно.
– Очень хорошо.
Михаил Маркович принялся снова что-то бормотать себе под нос, загибая пальцы.
Неожиданно до Геннадия донеслось:
– Вадиму, это уже, слава богу, шестнадцать.
– Какому Вадиму? – спросил Геннадий.
– Вы думаете, я уж все могу знать? – не меняя позы, откликнулся Михаил Маркович. – Так нет. Этого Вадима я не знаю. А надпись, если хотите, была не совсем обычная. На костяной рукоятке охотничьего ножа: «Вадиму Д., буйной голове, с пожеланием сохранить ее на плечах». Каково? И обратите внимание, на этот раз без подписи.
Геннадий напряженно слушал, стараясь запомнить каждое слово.
Михаил Маркович кончил наконец считать и совершенно одурелым взглядом посмотрел на Геннадия.
– Нет, вы знаете, что получается? Ей-богу, Соня права, это только мне, старому дураку, не могло прийти в голову посчитать раньше! Или я окончательно спятил, или… Вот смотрите. Получается за последний год около двадцати предметов средней стоимостью в тысячу рублей каждый. Итого – двадцать тысяч. Двадцать тысяч! Как следует из ваших документов, его оклад равен тысяче шестистам рублей. Выходит, все до копейки он тратит на эти подарки. А жизнь? А туалеты? А машина? А…
Михаил Маркович даже задохнулся от нахлынувших на него мыслей.
Геннадий усмехнулся.
– На все это деньги идут, по-видимому, из других источников.
– Жулик… – багровея, выдавил из себя Михаил Маркович. – Прохвост…
– Все это предстоит еще доказать, – заметил Геннадий. – Знаете, – признался он, – я даже не ожидал получить от вас столько сведений. Большое вам спасибо!
– Оказывается, старый Лифшиц еще на что-то годен, – усмехнулся Михаил Маркович и, проведя рукой по голове, иронически добавил: – Но вместо «спасибо» поворачивайте машину и везите меня обратно в мастерскую. Обед окончен. Все было очень вкусно.
– Батюшки! – спохватился Геннадий. – Что же я наделал!
– Ничего, ничего. Как вы сказали? Нет худа без добра? Так вот, по крайней мере, Соня не видела меня без шапки. Уверяю вас, обед все равно был бы испорчен. Или я ее не знаю, по-вашему?
Первым пунктом в плане оперативных мероприятий стояло: «Выявить всех участников преступной группы». И первым в этой группе должен был значиться, по-видимому, Плышевский, хотя прямых доказательств пока не было. Правда, образ жизни главного инженера явно не соответствовал его официальной зарплате.
Выявленные уже связи Плышевского Геннадий разделил на две группы: связи по фабрике – Свекловишников, Жерехова, Перепелкин – и связи на стороне – адвокат Оскар, актриса Роза Кондратьевна, актер Словцов и некий Вадим Д.
Легче поддавались изучению связи по фабрике. К тому же они сейчас были особенно важны, ибо могли вывести на прямых соучастников Плышевского.
Это казалось тем более вероятным, что туманные слова Лидочки Голубковой о «Марии» и «толстом борове» могли относиться к Марии Жереховой, в цеху которой Лидочка работала, и к очень полному Свекловишникову.
Сейчас для Геннадия первостепенный оперативный интерес представляла Голубкова. Ее следовало допросить как можно быстрее. И тут открывалось два пути.
Можно было провести допрос так, чтобы Голубкова не поняла, что нужно от нее Ярцеву: создать у нее впечатление, что это МУР продолжает заниматься делом Климашина, запутать ее и незаметно получить интересующие УБХСС данные. Но можно было бы вести допрос и начистоту в расчете на ее полное признание.
Геннадий понимал, что выбор тут зависит и от состояния, в котором сейчас находится Голубкова, и от ее характера, от ее взглядов на жизнь, на свое прошлое, настоящее и будущее. Сведений, которые сообщил о Голубковой Сенька Долинин, было явно недостаточно. И помочь здесь мог на первых порах только один человек – Клим Привалов.
На следующий день Привалов был вызван в Управление милиции. Геннадию с первого взгляда понравился этот высокий, сдержанный парень с большими, натруженными руками.
– Не удивляйтесь, что вас на этот раз вызвали не в МУР, – сказал он, закуривая и придвигая сигареты Климу. – Нам переслали оттуда ваше письмо. Оно очень пригодилось. Дело в том, что мы уже имели ряд сигналов о неблагополучии на вашей фабрике. И, например, фамилия Плышевского нам уже была известна. Но вы же понимаете, если на фабрике действительно идут хищения, то орудовать там должна целая группа преступников. Один ничего не сделает, будь он даже главным инженером.
Клим утвердительно кивнул головой.
– Это ясно.
– Так вот, – продолжал Геннадий. – Нам очень важно выявить всех участников преступления, если оно совершается. Конечно, всех – крупных и мелких. А среди мелких участников есть наверняка люди случайные, неопытные, запутавшиеся, которые тем или иным путем были втянуты в преступные махинации. И когда мы заинтересовались такими именно людьми, нам понадобилась ваша помощь, Привалов. Как видите, я говорю с вами очень откровенно. Но командир «особой группы» заслуживает и особого доверия.
Клим смущенно усмехнулся.
– Положим, этого заслуживает каждый в нашей группе.
– Верно. Так вот. Речь сейчас идет об одном человеке, которого вы хорошо знаете. Это Лида Голубкова с вашей фабрики.
При этих словах Клим вздрогнул и с тревогой посмотрел на Геннадия.
– А что с ней?
– Мне кажется, что с ней плохо, Клим, – просто ответил Геннадий, – очень плохо. Вам это не кажется?
Клим ответил не сразу. Лицо его стало суровым, брови сошлись на переносице, между ними залегла глубокая складка.
