Анатолий Афанасьев - Между ночью и днем
— По походке, — объяснил я.
— Прямо удивительно!
Среди вечерней суеты пожилой порученец, как ему и положено, выделялся своей неприметностью. Маскировочные очки, сутуловатая осанка, — если бы не добротный костюм, вполне сошел бы за побирушку.
— Давайте деньги, — потребовал я.
— Значит, согласны?
— Куда денешься.
Сергей Сергеевич, покосившись по сторонам, достал из внутреннего кармана пиджака довольно пухлый конверт.
— Можете пересчитать. Ровно полторы тысячи.
— Передайте хозяевам, — сказал я, — поражен ихним благородством. Могли тюкнуть по темечку — и дело с концом. А вместо этого — компенсация. Ничего не скажешь, западный стиль.
— Солидные люди, — подтвердил порученец, — Только не надо с ними шутить.
— Я себе не враг. Деньги пусть пока у тебя побудут. Только не потеряй.
Я первый протянул ему руку и, похоже, удивил его этим жестом. Ладонь у него была вялая и жирная.
…Домой я сразу не попал, хотя очень туда стремился: перехватил в скверике возбужденный дворник:
— Яшку в ментовку замели!
— За что?
— Так кто знает… они же теперь… Леша, выручай! Покалечат дурака.
Бедный старик трясся, точно с угара, и это было чудно. По его долгой мытарской жизни уж ему ли бояться лишнего тумака.
Пришлось идти в отделение, оно было рядом, через пять домов. Дядя Ваня со мной не пошел, спрятался поодаль за деревьями.
У дежурного капитана, сидевшего за перегородкой, я выяснил, за что забрали Яшу. Он возле магазина пел срамные частушки и оскорбил милиционера, который сделал ему вежливое замечание.
— Нельзя ли его отпустить? — спросил я.
— Он ваш друг? Родственник? — У капитана было мужественное, честное лицо рязанского хлебопека.
— Сосед.
— Зачем же он хулиганит, ваш сосед? Мешает людям отдыхать.
— Здесь какое-то недоразумение. Яков Терентьевич известный, заслуженный артист, деликатнейший человек…
— Раз артист, тем более должен подавать пример. Ничего, посидит месячишко, одумается. По пьяной лавочке мы все артисты.
— Товарищ капитан, позвольте за него поручиться?
Капитан поднял голову от стола, уставился на меня прямым непререкаемым взглядом:
— Вы как с луны свалились, гражданин. Порядков разве не знаете?
— А-а, — спохватился я и полез в карман. — Разумеется! Вот, пожалуйста, залог, примите великодушно, — и опустил перед ним на стол две десятидолларовые купюры, — Извините, больше нету.
Капитан укоризненно покачал головой, смахнул деньга в открытый ящик, гаркнул в полный голос:
— Эй, Кузьмич! Слышишь меня?
— Чего?! — глухо отозвалось из глубины коридора.
— Давай приведи этого певца.
Я уже полагал дело решенным, но тут случился еще один досадный инцидент. В отделение на рысях влетели два дюжих омоновца в бронежилетах и с автоматами. Я как-то не успел сразу посторониться, и один из омоновцев, пьяненький и заводной, с ходу пребольно двинул мне локтем под ребра. Отброшенный к стене, я лишь ошалело хлопал глазами, видя перед собой два юных, перекошенных ненавистью лица.
— Кто такой? — прохрипел омоновец, надвигаясь. — Чего тут толчешься?
По его молодецкой ухватке я догадался, что следующий удар он нанесет прикладом и скорее всего в голову.
— Не надо, эй! — Капитан поднялся за стойкой. — Слышь, Сережа, не трогай… это так человек, ничего… Пускай…
С сожалением омоновец опустил автомат, а его приятель, яростно отмахнув воздух ребром ладони, свирепо процедил:
— Гляди, гад, второй раз не попадайся!
Тут же они исчезли, словно их вымело порывом ветра.
— Отчаянные ребятки, — с непонятным выражением заметил капитан. — Никакого укороту нет.
— Надежда наша, — согласился я, потирая бок. — Защитники демократии.
— Ну, про это лучше не надо…
Высокий, крупный сержант привел Якова Терентьевича, которого я с первого взгляда не признал. Морда у него была сбита набок, набрякла сизыми, раздутыми подглазьями, и сам он сделался пониже ростом. Утром был совсем не такой.
— Что это с ним? — спросил я у капитана. Но за него ответил сержант.
— Оказывал сопротивление, — заметил веско, — Вот и пострадал маленько.
За руку я вывел Яшу на улицу, в прохладный ночной мрак, но заговорил он только в виду родного подъезда. Вырвался из наших с дядей Ваней дружеских рук и грозно объявил:
— Уеду! Завтра же уеду из этой проклятой страны!
— Вот оно как! — удивился дворник. — И куда же направишься, Яша?
— С тобой я вообще не разговариваю, старый дурак. А тебе, Саня, скажу. Днями получу ангажемент, мне твердо обещали, уеду в Европу, оттуда пришлю приглашение. Ты меня вырвал из рук палачей, и этого я тебе не забуду.
— В чем же я-то виноват, — поинтересовался дворник. — Я тебя ждал, ждал…
— Ты сколько денег дал, ты считал?
— Как сколько? Ровно на бутылку, еще с прикидом.
— И с прикидом?! Представляешь, Сань, две тыщи затырил, жлобина, понадеялся, так отпустят по знакомству. Из-за этого я там и заторчал.
— Ну ладно, — сказал я, — вы разбирайтесь, а я пошел. У меня гости.
Дверь я не стал отпирать, позвонил. Катя спросила: «Кто там?» — и тут же отперла, не дожидаясь ответа. Кинулась мне на грудь. На ней ничего не было, кроме моей пижамной куртки.
— Сашенька, я, наверное, сделала большую глупость! Ты простишь меня?
— Весь коньяк выпила?
Оказывается, пока меня не было, телефон названивал не переставая. Катя не выдержала и сняла трубку. Думала, может, что-то срочное и важное. Вышло и то и другое. Женщина, которая не назвалась, долго ее допрашивала, а потом велела немедленно убираться из квартиры, иначе она приедет с какими-то двумя мальчиками и те вырвут ей обе ноги, вышибут мозги и сделают еще что-то такое страшное, о чем и говорить нельзя. Эти мальчики, по словам женщины, специально обучены, чтобы учить уму-разуму молодых потаскух.
— А ты что ответила?
— Ой, Саша, я так перепугалась! Сказала, что я твоя соседка и ты пригласил меня, чтобы прибраться. Но она не поверила.
— Почему, думаешь, не поверила?
— Она сказала, что за такое подлое вранье проткнет мне сердце раскаленной спицей. Ой, Саша, она такая выдумщица!
— Ты хоть ужин приготовила?
— Конечно, все давно на столе.
Сели есть солянку, заправленную подсолнечным маслом, очень вкусную, с яйцами и ветчиной. Запивали темным «Останкинским» пивом. После всех дневных потрясений меня вдруг охватил сентиментальный порыв.
— Как-то я привык к тебе, Кать, — пробормотал я, заколдованный ее темно-блестящим взглядом. — Даже странно, как быстро.
— И я тоже.
— Если ты лгунья, то самая искусная из всех, кого я знал.
— Нет, я не лгунья.
— Может, поживешь у меня, чем бегать туда-сюда?
— Конечно, поживу, если хочешь. Это я на скорую руку стряпала, а вот посмотришь, как готовлю, пальчики оближешь. Саш?
— Чего?
— А если та женщина вдруг придет, что ты ей скажешь?
— Наденька? Нет, она не придет. Грозится только.
Катя опустила глаза в чашку. Я спросил:
— Хочешь, чтобы я про нее рассказал?
— Наверное, это меня не касается?
— Давай знаешь как договоримся?
— Как?
— Ни в чем не оправдываться. Я же не спрашиваю, кто у тебя был вчера. И ты не спрашивай. Это так скучно. Пока нам хорошо, будем вместе. Надоест — расстанемся. Может, завтра, а может, через месяц. Оба свободные.
— Я не хочу с тобой расставаться!
В таинственный мрак ее глаз я погружался все глубже, всеми жилками к ней тянулся, и вряд ли такое бывало со мной прежде.
— Кать, сколько тебе лет?
— Ты уже спрашивал — двадцать пять. Но я старше тебя.
— Почему?
— Кроме тебя, у меня больше никогда никого не будет.
Пустым обещанием она повязала меня по рукам и ногам.
ГЛАВА 7
…Как всякий загнанный в угол, я начал прикидывать, к кому можно обратиться за помощью. Были у меня влиятельные знакомые, и среди них высокопоставленные чиновники, но в мою ситуацию никто из них не годился. Даже если кто-то захочет потрудиться ради меня, то пока он будет по-российски разворачиваться и прикидывать, что к чему, меня, конечно, сто раз «поставят на правилку». Тут нужен был человек особенный, с уникальными данными, и один такой мелькнул в моем омраченном сознании смутной, лукавой тенью. Гречанинов Григорий Донатович — большая шишка в КГБ, сотрудник Управления внешней разведки, однако ни чина его, ни должности я до сих пор не знаю. О том, как мы с ним познакомились и сошлись, — после, а сейчас я просто утешительно вспомнил атлетически сложенного, немолодого человека с гипнотическим взглядом и с мягкой интеллигентной речью. Гречанинов был из тех, с кем рядом остро чувствуешь, как опасна и привлекательна наша быстротекущая жизнь. Если сравнивать с навалившимися на меня оборотнями, то он был им, конечно, не по зубам, но…
