Александр Ольбик - Падение "черного берета"
"Пидоры македонские, совсем обнаглели," — вслух выругался Карташов и до боли сжал кулаки. Он видел как корреспондент поднес микрофон ко рту лежащего на носилках человека. Все лицо того было в крови и копоти. И он вспомнил как перед самым приговором к нему в камеру заявилась кодла телевизионщиков, предвкушавших скорую кару над "черным беретом".
Теледива задала ему первый и последний вопрос: "Что будете делать, если вас приговорят к исключительной мере наказания?" И нервно улыбнулась. Что он тогда подумал? Нет, даже не подумал, он старался изо всех сил, чтобы не схватить девицу за волосы и не ткнуть накрашенной мордой в парашу. С трудом сдерживая клокотавшую ненависть, он сказал: "Когда завтра мне будут читать приговор, я буду мастурбировать…Приходи, я с удовольствием разделю с тобой эту радость…" Девица вспыхнула, ее порушенная гордость содрогнулась и она пулей вылетела из камеры, прижимая платок к губам…
…Не успел Карташов перекинуться на другие мысли, как на экране появилось новое лицо. Это был красивый молодой человек, с черными усиками, и огромным фингалом под глазом.
Карташов прочитал подкадровую подпись: "Старший оперуполномоченный отдела милиции Северного округа Москвы Виктор Недошивин". Диктор между тем вещал: "Вчера, в первой половине дня, на Дмитровском шоссе произошел странный инцидент. При задержании особо опасного преступника, совершившего побег из мест заключения Латвии, на сотрудников уголовного розыска было предпринято вооруженное нападение с целью освобождения арестованного криминала. Двое оперативников были тяжело ранены, стрелявшие с задержанным скрылись в неизвестном направлении. Как сообщает наш источник, человек, который был задержан, а затем отбит у милиции, является бывшим боевиком печально известного рижского ОМОНа, участвовавшего в 1991 году в штурме МВД Латвии, а также в разгроме нескольких таможен на границе с Литвой. В народе этот отряд называли "черными беретами" — он отличался особой дерзостью и после августовского путча вышел из повиновения и превратился в грозное анархистского толка боевое подразделение. Фамилия бывшего омоновца Карташов Сергей, 1960 года рождения. В 1993 году он был приговорен к длительному сроку заключения, хотя как сообщали некоторые СМИ, приговор был инспирирован латвийскими властями за участие Карташова в акциях, направленных против суверенитета Латвии. По официальной же версии, Карташов обвиняется в убийстве литовских таможенников, за что и был приговорен к четырнадцати годам лишения свободы. В 1997 году он в числе других 96 заключенных сбежал из лагеря, полгода скрывался и, как теперь выяснилось, его убежищем стала Москва и одна из ее криминальных структур. Учитывая события, которые на той недели произошли на Рижском вокзале и на Дмитровской улице, можно смело утверждать: бывший страж правопорядка, гроза преступного мира, недавний зек, превращается в загадочную фигуру, каким-то образом связанную с уголовным миром Москвы."
"А ни хрена себе! — изумился Карташов, — сколько можно о себе узнать, не отходя от телевизора". Ладони его взмокли, в груди заныло…
Он выключил телевизор и вышел в коридор. Услышал, как где-то рядом плещется вода. Из-за второй от него двери неслись странные звуки. Стараясь не шуметь, он сделал несколько шагов в сторону лестницы и остановился. Дверь не была заперта и он слегка ее толкнул. Это была ванная комната — на него пахнуло парным теплом и запахами шампуня. За цветной целлофановой занавеской Карташов разглядел силуэты двух людей, увлеченных сексом. Это была не совсем традиционная поза. Женщина, откинув назад голову, негромко постанывала, ее руки елозили по краю ванны, отчего занавеска колыхалась из стороны в сторону…
У Карташова захолодело где-то ниже живота. Он смотрел на ритмичные телодвижения пары и не мог оторвать взгляда. Узнал голос Брода: "Галчонок, ты выскальзываешь…еще, еще, я сейчас, я уже подъезжаю, еще секунду…" И Вениамин, издав звериный рык, откинулся к пологому борту ванны…
Карташов вышел в коридор и поднялся по лестнице к себе в комнату. На тумбочке он увидел мобильный телефон и бутылку «Столичной», которую они так и не допили с Одинцом. Раскрутив бутылку, он одним махом выплеснул ее содержимое себе в рот. По горлу поволоклась липкая горечь — водка была теплая, с отвратительным запахом. Но через несколько мгновений в мозгах зашлось тепло.
Закурив, сделал несколько глубоких затяжек. Когда уже ложился спать, в комнату вошел Брод. Раскрасневшийся, с мокрыми, только что причесанными волосами. Редкие волосы и щеки его блестели. Взбодренный близостью с женщиной, он являл собой радушие и открытость.
На нем был синий с красным узким кантом халат, а вокруг шеи — махровое с цветами полотенце. От хозяина дома струились парфюмерные запахи и, казалось, он весь, на все времена, обречен источать ароматы дорогих сигарет и не менее дорогих коньяков. Карташов поднялся с кровати. Этим он как бы подчеркивал, кто здесь хозяин, а кто квартирант…
— Сиди, Серго! Хочется на сон немного поболтать. Где у тебя тут пепельница? Карташову стало немного не по себе: хрустальная пепельница была доверху заполнена окурками. Он извинился и вышел с ней за дверь. В конце коридора он увидел Галину. Женщина была в тонком шелковом халатике и ее ладная фигурка просматривалась, что называется, насквозь.
Выбросив окурки, он вернулся в комнату. На тумбочке уже стояла бутылка дагестанского коньяка, а рядом — пачка сигарет "Уолл-Стрит".
— Завтра тебе предстоит одна работенка, — без вступления заявил Брод. — Кое-что надо отвезти в одно место, и там припрятать.
— Труп?
— В нашей работе такой вариант не исключается, но ни я, ни Николай, ни ты к этому делу ничего иметь не будем.
— Я поеду один?
— Поедите с Саней Одинцом. И в этой связи у меня к тебе, Мцыри, есть персональная просьба… Пригляди за Саней…Я, разумеется, ничего против него не имею, но нас с тобой крепко связывает прошлое, а его мне рекомендовал один человек, которого
этой весной убрали наемные убийцы. Ты старше — приглядишь?
— Не хотелось бы быть надзирателем. Ты ведь меня знаешь…
— Подожди, Серго… На кого же мне тогда опираться, если не на своих людей? Это что — непосильная для тебя просьба? Тогда, извини, нам с тобой придется разбегаться…
— Не кипятись, Веня. Что от меня зависит, я сделаю, но идти с человеком на дело и исподтишка следить за каждым его шагом…бр-р-р, это противно…
— Согласен! Ты не следи, а наблюдай. Есть разница?
— Не очень существенная.
— Вот за нее и давай выпьем. Но пей с оглядкой, завтра у тебя самостоятельный выход в люди.
Карташов натянуто улыбнулся.
— Выезд Наташи Ростовой на первый бал.
— Да-с… С ПМ под бальным платьем и в легком бронежилете, — Брод расплылся в широкой улыбке и Карташов увидел, какой недогляд царит у него во рту.
Он знал, что Вениамин Борисович больше всего на свете боится бедности и зубных врачей…
Нежданные гости
Офис Таллера находился в Кропоткинском переулке, между улицами Пречистенкой и Остоженкой. Рядом с пресс-центром коммерческого банка "Урал".
Двухэтажный особняк, построенный в 30-е годы, ничем, кроме мощной чугунной ограды, не отличался от тысяч зданий Москвы. К нему вели большие ворота, на которых, широко раскинув крылья, замерла железная птица — не то кондор, не то степной гриф.
Перед воротами уже стояли две новые, хотя и не очень броские иномарки — двухдверный «опель» и непонятного цвета «форд», за ветровым стеклом которого болтался на цепочке маленький негритенок с выпуклыми ярко-красными губами. Со стороны Остоженки появился еще один лимузин — черный шестисотый «мерседес». Не доезжая до «форда» метров тридцать, он припарковался. Из него вышли двое мужчин с кейсами и огляделись. Один из них вынул из кармана записную книжку и, зажав кейс между колен, стал ее листать. Видимо, сверял записи с тем, что было указано на фронтоне здания: Кропоткинский переулок, 30. Мужчины подошли к воротам, к их левой стороне, где из чугунного кружева ненавязчиво выделялась массивная бронзовая ручка. Железная калитка довольно легко распахнулась и гости, немного удивленные доступностью объекта, вошли на незнакомую территорию.
Они миновали безукоризненно чистую, устланную темно-серыми плитками дорожку, и подошли к крыльцу. У дверей, на золотистого цвета пластинке, прочли: "Фирма «Оптимал», лаборатория по изучению проблем биомеханики". Один из гостей нажал на клавишу домофона и сразу же зазвучала мелодия, которую, сменил приятный женский голос: "Приемная профессора Таллера находится на втором этаже, в комнате? 21. Добро пожаловать!"
Они вошли в прохладное, сверкающее чистотой и белизной помещение. Огляделись и стали подниматься по широкой, под небольшим углом, лестнице.
